— Здесь, что ли? — спросил Мэллори.
— Неуместиый вопрос. — Нойфельд, хотя и ответил ровным голосом, еле сдерживал гнев. — Вы полагаете, я потратил столько времени, чтобы обмануть вас?
— Ничуть не удивился бы, — отозвался Мэллори и еще раз внимательно осмотрел здание. — Выглядит весьма гостеприимно.
— Склад боеприпасов — это вам не фешенебельный отель.
— Резонно, — согласился Мэллори и подал знак, чтобы всадники выехали на середину поляны. Стоило им показаться на открытом пространстве, как на фасаде невидимая рука отодвинула металлические щитки, открыв две амбразуры, из которых выдвинулись стволы пулеметов. Лишенные укрытия, семеро всадников оказались целиком в их грозной власти.
— Ваши люди неплохо справляются с охраной, — признал Мзллори, обратившись к Нойфельду. — Впрочем, для такого места много людей и не требуется. Сколько их там?
— Шесть, — нехотя ответил Нойфельд.
— Если окажется семь, застрелю, — пригрозил Андреа
— Шесть.
Они подъехали ближе, и оружие — пулеметчики не могли не признать Нойфельда и Дрошни — исчезло в стене, амбразуры закрылись, и тяжелая, железная входная дверь распахнулась. На пороге показался сержант, который с почтением отдал честь, разглядывая прибывших с некоторым удивлением.
— Неожиданный сюрприз, гауптмап Нойфельд‚ — сказал сержкант. — Мы не получали радиограммы о вашем прибытии.
— Рация временно вышла из строя. — Нойфельд жестом пригласил спутников войти в помещение, но Андреа галантно пропустил его вперед, подкрепив свою любезность многозначительным движением «шмайссера». Нойфельд вошел первым, за ним Дрошни, затем все остальные.
Окна оказались столь узкими, что освещения не хватало, и горели коптилки, чей тусклый свет дополнялся огнем, разведенным в очаге. Грубо вытесанные каменные стены производили тягостное впечатление, однако сама комната была добротно обставлена — стол, стулья, два кресла, диван и даже несколько ковриков. В комнату выходили три двери, одна — с прочными засовами. В помещении, кроме встретившего их сержанта, находились еще трое вооруженных солдат. Мэллори посмотрел на Нойфельда, и тот кивнул, сдерживая злость.
— Приведите пленных, — приказал Нойфельд одному из охранников. Часовой снял со стены массивный ключ и направился к двери с засовами. Сержант вместе с другим солдатом копались у пулемета. Андреа с беспечным видом подошел к солдату и неожиданно с силой толкнул его на сержанта. Они, в свою очередь налетели на часового, вставлявшего ключ в дверь, а тот в полный рост растянулся на полу. Сержант и солдат отчаянно пытались сохранить равновесие и удержались на ногах. Они уставились на Андреа глазами, полными ярости и недоумения, однако ни кто из них не посмел шевельнуться, что оказалось весьма благоразумным. Благоразумный человек никогда не сделает резкого движения, если в трех шагах на него нацелен «шмайссер».
— Вас должно быть шестеро, — сказал Мэллори сержанту. — Где остальные?
Ответа не последовало, часовой глядел на него вызывающе. Мэллори повторил вопрос на чистейшем немецком. Часовой промолчал и перевел глаза на Нойфельда, который стоял с каменным лицом, сжав губы.
— Вы сошли с ума? — обрушился на сержанта Нойфельд. — Не видите, что ли, это — убийцы. Говорите.
— Ночной караул. Они спят. — Сержант показал на дверь вон там.
— Откройте дверь. Пусть выходят. Спиной вперед, руки на голову.
— Исполняйте все в точности, — приказал Нойфельд. Сержант исполнил все в точности, и так же поступили трое часовых, спавших во внутренней комнате — они вышли именно так, как было велено, и, судя по их поведению, даже не помышляли о сопротивлении. Мэллори повернулся к часовому с ключом, который с трудом поднялся с пола, и движением головы показал на дверь с засовами.
— Откройте.
Часовой повернул ключ в замке и распахнул дверь. Четверо британских офицеров вышли медленным, нерешителышм шагом. От длительного пребывания взаперти они выглядели очень бледными, хотя, впрочем, не было заметно и следов жестокого обращения. Первым вышел человек с майорскими погонами; его аккуратно подстриженные усы и особый выговор выдавали в нем выпускника одного из привилегированных военных училищ. Увидев Мэллори и его людей, он резко остановился и удивленно распахнул глаза.
— Боже правый! Какого дьявола, вы, ребята…
— Не сейчас, — пресек его Мэллори. — Сожалею, но говорить будем потом. Заберите свои шинели, мало-мальски теплую одежду и ждите снаружи.
— Но… но… куда вы нас отправите?
— Домой. В Италию. Нынче ночью. Прошу вас, скорей!
— В Италию? Вы говорите…
— Быстрей же! — Мэллори с отчаянием взглянул на часы. — Мы уже и так опаздываем.
Четверо пленных офицеров поспешно, насколько позволяло их ошеломленное состояние, собрали теплую одежду и гуськом вышли наружу. Мэллори вновь обратился к сержанту.
— У вас здесь должны быть лошади, конюшня.
— Да, за блокгаузом, — тотчас же ответил сержант, успевший за короткое время приспособиться к новой жизненной ситуации.
— Молодец, — похвалил его Мэллори и посмотрел на Гроувза с Рейнольдсом. — Нам понадобятся еще две лошади. Оседлайте, пожалуйста.
Гроувз с Рейнольдсом вышли. Мэллори и Миллер вскинули автоматы, и Андреа по очереди обыскал шестерых охранников. Не обнаружив ничего, он повел их в подвал, запер дверь и повесил тяжелый ключ на стену. Затем столь же тщательно обыскал Нойфельда и Дрошни. У последнего он отобрал ножи и небрежно швырнул их в угол. Лицо Дрошни исказилось от ненависти.
— Я застрелил бы вас, если бы в этом возникла необходимость, — произнес Мэллори, глядя в упор на Нойфельда и Дрошни. — Пока же этого не требуется. Вас хватятся не раньше утра.
— Не раньше утра, но не обязательно завтрашнего,— заметил Миллер.
— Они и так — лишняя обуза, — равнодушно проговорил Мэллори. Неожиданно лицо его осветилось улыбкой. — Оставляя вас здесь, гауптман Нойфельд, не могу не сказать напоследок одной вещи, одной маленькой приятной вещицы, чтобы у вас было о чем поразмышлять на досуге. — Он выразительно посмотрел на Нойфельда, который не произнес ни слова, и продолжал: — Относительно информации, переданной вам сегодня утром.
— Относительно вашей утренней информации? — насторожнлся Нойфельд.
— Именно. Боюсь, она была не совсем точной. Вукалович ожидает атаку с севера, через Зеницкое Ущелье, а не через мост с юга. Мы знаем, что в лесу, севернее Зеницкого Ущелья, сосредоточено около двухсот танков, но это сейчас, а к двум часам ночи, когда начнется ваше наступление, их там уже не будет. Не будет по той простой причине, что я успею связаться с нашими эскадрильями «Ланкастеров» в Италии. Подумайте об этом, подумайте только, какая прекрасная мишень. Двести танков, скученных в крошечной ловушке размером сто пятьдесят на триста ярдов. Британские ВВС прибудут в половине второго. К двум часам ночи там не останется ни одного уцелевшего танка.
Нойфельд посмотрел на Мэллори долгим взглядом. С окаменевшим лицом он медленно и тихо произнес: — Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
— Ничего другого вам и не остается, — охотно согласился Мэллори. — К тому моменту, когда вас освободят — допустим, это произойдет — все будет кончено. До встречи после войны.
Андреа запер Нойфельда с Дрошни в боковой комнате и повесил ключ на стену рядом с ключом от подвала. Затем они покинули блокгауз, замкнули входную дверь, повесили ключ на гвоздь возле двери, сели на лошадей — Гроувз и Рейнольдс к тому времени успели оседлать еще двоих — и стали взбираться в гору.
В быстро угасавших сумерках Мэллори достал карту и стал изучать предстоящий маршрут.
Он пролегал вдоль кромки соснового леса. Отъехав от блокгауза всего полмили, Андреа натянул поводья, спешился, поднял правую переднюю ногу животного и внимательно осмотрел ее.
— В подкову забился камень, — сообщил он, глядя на остановившихся спутников.— Глубоко, но не очень. Придется вынимать. Не ждите меня, я нагоню вас через пару минут.
Мэллори, согласно кивнул и дал знак остальным двигаться дальше. Андреа достал нож, поднял копыто и усердно заработал ножом, якобы извлекая застрявший камень. Черев минуту-другую он посмотрел вслед отъехавшим и убедился, что группа скрылась из виду. Убрав нож, Андреа отвел коня, который впрочем ничуть не хромал, в глубь леса и оставил его там на привязи. Сам же стал спускаться с холма. Выбрав удобную для наблюдения сосну, он устроился за ней и достал из футляра бинокль.
Ждать пришлось недолго. Вскоре из-за дерева, стоявшего на поляне внизу, появились чьи-то голова и плечи. Андреа, растянувшись на снегу и крепко прижав к глазам холодные окуляры бинокля, без особого труда узнал в человеке сержанта Баера, круглолицего, толстого, с избытком веса фунтов в семьдесят при невпечатляющем росте. Такая внешность запоминается легко, и не узнать его мог лишь человек с нарушениями умстенного развития.
