хорошими, а потому никакие подвохи и колкости не замечались. Но уже после того, как одурманивающее снадобье перестало делать из меня тупоумного обормота, пришло понимание, Зинуля в тот момент была не просто зла, а прямо-таки разъярена. Впрочем, обо всех этих нюансах я стал способен размышлять только через сутки с лишним. А тогда, услышав Зинулину фразу насчет доброй феи, я заржал от души.
— Смейтесь, смейтесь, — строго произнес «охотник Хенк». — Вот если б большой злой Белый волк вам все пооткусывал, вы бы плакали горючими слезами, а сделать ничего не могли. Но все-таки хэппи-энд состоялся. Теперь Белый волк сидит в клетке (он торжественно потряс дискетой), и жизни поросят с козлятами ничего не угрожает. А в компьютерную игру с виртуальным аппаратом, танками, подземоходами и камикадзе можете поиграть как-нибудь на досуге. Разумеется, сидя за монитором, а не внутри игры. Так безопаснее и веселее.
— Только сперва подрастите немножко, — с явным ехидством добавила Зина, — вам сейчас интеллекта только на «Dendy» хватит.
— Через сутки, когда препарат перестанет действовать, отправлю вас домой. Детишки пока останутся у Зины, а вам надо будет готовиться к поездке в Швейцарию. И так немало дней потеряли по разным причинам. Ну, все, что доступно вашим мозгам, я сказал. Пошли, Зинуля, нам работать надо. Да, граждане заключенные! Поскольку вам, наверно, не только трахаться, но и жрать захочется, то довожу до сведения: завтрак уже можно требовать. Обед — четырнадцать ноль-ноль, полдник — восемнадцать ноль-ноль, ужин — двадцать один ноль-ноль. Желательно не пугать народ, в смысле не разгуливать в беспорточном состоянии. Поскольку часть одежки вы сдуру порвали, дам команду заменить, но впредь будьте осторожнее. Экономьте на тряпках. Все, счастливо. До завтра, если не будет никаких осложнений.
— А если будут? — спросил я, отчего-то хихикая.
— Если будут, я о них раньше вас узнаю и прибуду сюда с большой клизмой. Адиос!
Чудо-юдо с Зинкой удалились, а вместо них явилась скромная и застенчивая девочка с татуировкой в виде медицинской эмблемы повыше запястья. Она прикатила сервировочный столик с завтраком.
— Кушайте, пожалуйста, — сказала она, отводя глаза от голых плеч Барина и Барыни, торчавших из-под одеяла.
— Спасибо, Настенька! — сказала Вика и добавила: — Ты похорошела. Москва
— это все-таки не провинция, верно?
— Как сказать… — хмыкнула Настя. — Я в Москву за полгода еще и не ездила ни разу. Все тут, за забором. Вы, когда покушаете, сложите все на столик и постучите в дверь. Я тут рядом сижу, если что.
Настя удалилась, а я даже не поинтересовался у Вики, откуда она ее знает. Ленка — то есть доминантное «я» нового существа, называвшегося Викой, — не должна была помнить эту девицу хотя бы потому, что отсутствовала в Москве столько же, сколько и я. Кармела и Вик ее знать не могли вовсе. Стало быть, ее могла знать только Таня. Где она находилась и чем занималась до того» как переселилась на Ленкин носитель и отправилась «до городу Парижа», мне Чудо-юдо не докладывал, а новообразование по имени Вика еще не успело. Но и этот вопрос заинтересовал меня лишь после того, как закончилась общая дурь, наведенная препаратом. А вот завтрак меня увлек очень сильно.
В целом день прошел спокойно. Никаких осложнений, о которых упоминал Чудо-юдо, не было, никакие вирусы, логические или обычные, нам не досаждали, вмешательство медицины в нашу жизнь состояло лишь в том, что Настя два раза смерила у меня температуру, но она оказалась нормальной — 36,6. Все остальное время мы спали и жрали.
Кормежка была приличная: мяса дополна, салаты из свежих овощей, к обеду даже красного сухого выдали, чтоб шашлык лучше пошел. Сил, конечно, прибыло, но и лени тоже. Поэтому по части секса ничего особо интересного на сей раз не было.
Засыпали мы в двадцать три с чем-то. Сон получился провальный без всяких сновидений и виртуальных похождений.
Чудо-юдо прибежал к нам около восьми утра, после завтрака, когда Вика опять начала проявлять нездоровую инициативу насчет применения «Камасутры» в мирных целях. Конечно, он сломал ей кайф и испортил настроение. Видимо, снадобье, превратившее нас в обормотов, уже помаленьку выдыхалось. Но тем не менее Сергей Сергеевич пришел вовсе не затем, чтоб выпустить нас из заточения.
— У меня мало времени, — сказал он сурово, — потому что через час поедем на похороны Васи, Лосенка и двух других. Вас не берем. Во-первых, не стоит лишний раз светиться, а во-вторых, вам нужно еще свою проблему пережить. Через часок-другой у вас начнется период последействия препарата — ломка, отходняк, похмелье. Как хотите называйте, только переживите нормально. Неприятное состояние, обманывать не буду, но не смертельное. Будет ломить кости, позвоночник — прежде всего в области шейных позвонков. Головная боль будет серьезная, у Лены, возможно, тошнота, как при беременности. До рвоты включительно. Знайте одно: все это, при нормальном течении процесса, закончится к пяти-шести часам вечера. Повторяю, при нормальном течении процесса! Без всякого врачебного вмешательства. Но если, упаси Господь, попробуете полечиться сами — попить какие-нибудь таблетки от головы типа анальгина или цитрамона, сто граммов спиритуса принять или массаж головы сделать — ни гроша не дам за ваши шкуры. Просто не знаю, что с вами будет. Не берусь предсказывать. Но еще хуже будет, если ты, Леночка, попробуешь заколоть еще по дозе препарата. Не улыбайся! Уже должна кое-что соображать, наверно, основная дурь сошла. Я специального парня к комнате, где стоит сейф, Приставил, а второго в коридоре, на случай, если не выдержишь и полезешь.
— Не полезу я, — проворчала Вика. — Не зарекайся! — погрозил пальцем Чудо-юдо. — Ломать будет крепко, всех чертей с матерями вспомните. Сейчас хорохоришься, а тогда будешь на все глядеть другими глазами. Конечно, я вам тут для страховки и контроля оставлю Зину, но надо и самим соображать. Особенно тебе, Лена.
— Почему «особенно»? — обиделась Вика. — Женщины терпеливее, чем мужчины. Вы лучше Димуле лекции читайте!
— Димуле проще, он разумный трус по складу характера. А ты — непредсказуемая. Я тут прикинул помаленьку: при разделении твоих «я» в ходе виртуальной игры ты на шестьдесят процентов Лена, на тридцать шесть процентов — Таня, на три процента — Кармела и на один процент — Вик. У Димки доминация выше: семьдесят два процента — Коротков-Баринов, восемнадцать процентов — Браун, девять процентов — Атвуд, один процент — все остальные. То есть всякие там Родригес-Рамос, Сесар Мендес, негритенок Мануэль, Мерседес-Консуэла-де-Костелло-де-Оро, капитан Майкл О`Брайен и еще какие-то остатки неразархивированных файлов. Теперь еще и чуть-чуть Васи Лопухина добавилось. Правда, это касается только личностных качеств, того, что определяет «я». По памяти расстановка мест несколько другая. Но так или иначе, Коротков-Баринов доминирует безусловно. Он на своем носителе, на «родном». А ты, Лена, доминируешь в чужом носителе, понимаешь ли. То есть находишься в том положении, в каком находился Браун в 1982-1983 годах, когда доминировал на носителе Короткова. И потом, они не были враждебны друг другу. Даже когда в результате разархивации подавленных файлов Короткова они оказались в равновесном положении, им удалось договориться. А у тебя солидная противница. Притом, что ее личность сохранилась почти на сорок процентов, в экстремальной ситуации она вполне может восстановить контроль над своим телом. А это опасно. Соберись!
— Всегда готова! — Дурашливо вскинув руку в пионерском салюте. Вика выскочила из-под одеяла по пояс. Такого финта Ленка не сделала бы ни за что, даже под действием самого дурацкого препарата. Но и Таня, пожалуй, на это не решилась бы. А если это Кармела прорывается, из своих трех процентов? Что тогда?
Вот с этого момента и начался отходняк. Я думаю, что уже тогда стал способен на кое-какие рациональные мысли. Во всяком случае, никакого дурацкого хохота я больше не испускал.
— Димка! — Чудо-юдо повернулся ко мне. — Тебе будет туго! Держись! К сожалению, мне пора идти, но я смогу вернуться часа через три.
Он глянул на часы и поспешно вышел.
«Через часок-другой…» — пообещал Чудо-юдо. Сам собирался прийти через три часа. Стало быть, в худшем случае надо будет держаться два часа. Почему держаться? А? И почему я вообще начал бояться? Да потому, что поддался внушению папаши, опасающегося, что мы не выдержим пытки ломкой и начнем буйствовать. Но, извините, у него тут куча всякого персонала, который запросто может нас скрутить и, если потребуется, зафиксировать, чтоб не убежали. Неужели опасается, что проснется Танечка и начнет делать что-нибудь ужасное? Но ведь не побоялся же он послать Танечку к французам в Ленкином обличье?
— Ты еще ничего не чувствуешь? — спросила Вика. — Я уже чувствую, что немного ноет рука. Там, где рана была. Меня на Хайди, в Бронированном трупе, «джикеи» ранили, помнишь?
