Ознакомительная версия.
– Не-ет, зачем казнить? Если я пользу родине принесу, то за это не казнят. Или русские казнят?
Закхай с сожалением смотрел на собеседника. И что это он так мгновенно отупел. Все понимал нормально, по-русски говорит правильно и чисто. А тут перестал понимать. Нет, друг мой, и ты власти хотел бы, но не для того, чтобы что-то для народа сделать, а просто ради самой власти, ради обогащения. Вот так всегда. И во всем мире.
Лоскутов изредка поглядывал на часы. Он успевал, и это было приятно. Что значит опыт в таких делах! Подготовка пресс-конференции президента – это вам не шутка. Тут надо учесть десятки факторов. Помимо тех, кто будет задавать удобные вопросы, нужны и те, кто будет задавать вопросы неудобные, но… заранее известные. И вообще, тематика должна быть негласно озвучена аккредитованным журналистам, лояльность должна быть установлена. И президенту совсем не обязательно знать, каким образом эта пресс-конференция готовится. Просто так принято, и возможно, что он догадывается об этом. Тем не менее пресс-конференция – это политический ход, от того, как она пройдет, в какой атмосфере, будет зависеть многое. В том числе и рейтинг президента.
– Так, это не пойдет, – резко отбросил в сторону лист бумаги Лоскутов.
Девушка с чересчур сильно накрашенными глазами дернулась, но осталась сидеть. Лоскутов увидел, как ее глаза медленно наполняются слезами. Девчушка была с местного телевизионного канала, и перечень ее вопросов был слишком агрессивным.
– Почему? – стиснув зубки, прошептала девчушка. – Это что, цензура?
– Это порядок, – поправил ее Лоскутов. – Любое действо должно быть хорошо отрежиссировано. Мы видим одну тему, ее и пустим в эфир.
– Это… это неправильно! – выпалила девчонка.
– Это нормально, – устало ответил Лоскутов. – Это обычная практика. Это политика.
– Если вы… – девушка покраснела как свекла и заговорила тихим дрожащим голоском, – если вы не пропустите наши вопросы, то мы с редактором в новостях так пройдемся по вашему подходу к работе с журналистами…
– Если вы это сделаете, – с сожалением посмотрел Лоскутов на девушку, – то ни вам, ни вашему выпускающему редактору в средствах массовой информации больше не работать. Как и вашему каналу больше не выходить. Будет принято решение о его покупке более крупными органами либо принято решение о банкротстве. Только я думаю, что вы там единственная такая наивная. Ваш руководитель-то знает, что вы сюда пришли?
– Нет, – опустила девушка голову. – Я хотела сама… доказать. А можно мне с другими вопросами… ну, которые вы утвердите…
– Теперь нельзя, – вздохнул Лоскутов. – Таких хитрых мы тоже видали.
Сделав знак рукой, он подозвал одного из офицеров охраны, потом указал на журналистку.
– Этот детский сад близко не подпускать, а то нам всем… – Лоскутов многозначительно покачал головой.
Офицер понимающе улыбнулся и пригласил рукой журналистку встать. Та поднялась, все еще пристыженно не поднимая глаз. Офицер провел вдоль ее тела рукой с зажатым в ней прибором. Тихо пискнуло. Офицер усмехнулся, взял из рук девушки ее сумочку и извлек наружу включенный диктофон.
– Вот видите, – развел руками Лоскутов. – Когда речь идет о главе правительства, то никаких неожиданностей быть не должно. Тут все серьезно. А вы еще и беседу нашу хотели записать. Ай-яй-яй!
Он проводил взглядом хлюпающую носом журналистку, которой не удалось проявить себя самостоятельной и активной, которую выводили из холла. И тут Лоскутов увидел в дверях знакомую фигуру, которая препиралась с охраной и активно жестикулировала, тыкая периодически рукой в сторону Лоскутова.
– Пропустите, – обреченно разрешил Альберт Николаевич, – это ко мне!
Володя Лукин почти подбежал к столу, освещая все вокруг жизнерадостной улыбкой. Он плюхнулся на стул и облокотился на стол локтями.
– Здрасьте! Альберт Николаевич! В последний раз, не в службу, а в дружбу, по-родственному, а?
– Ну, что еще?
– На пресс-конференцию! – радостно ответил Лукин.
– Господи, тебе-то это зачем? Ты же не журналист?
– Так у вас же не только журналисты, у вас же еще общественность будет, актив городской, представители от края. Я так понимаю, что лимит времени, и вы все в одну кучу и все разом хотите провести. Так сказать, встреча с народом!
– Это откуда у тебя такие сведения?
– Я же не дурак, да и просочилось кое-что наружу через ваши административные рогатки. Честно, мне надо! Только я не хочу вопросов задавать, я так, для престижа. Мне надо попасть на фото с президентом. Или в ролике засветиться.
– Ты что, Володя, спятил? – удивился Лоскутов.
– Не-не, я все продумал! – уверенно заговорил Лукин. – Я даже не буду пытаться задавать вопросы и вообще доставлять неприятности охране. Я просто постараюсь попасть крупно в кадр. Все! Это моя задача номер один. И единственная, между прочим. Альберт Николаевич, пожалуйста. Мне это важно, ведь покажут все по центральному телевидению: встреча с президентом, приглашены уважаемые люди, солидный бизнес, высокие чиновники, пресса… и я. Это же престижно, это статус!
– Да что же сегодня за детский сад такой лезет из всех щелей, – рассмеялся Лоскутов. – Только одну принципиальную вывели, тут еще позер лезет. Ты хоть понимаешь, Володя, что будет со мной, если ты хоть на йоту…
– Ни на микрон! – заверил Лукин, восторженно поедая Лоскутова взглядом. – Я ж с понятиями! А этих не включили в список? Прощерина с его дружком угрюмым? Я скажу вам, Альберт Николаевич, пренеприятнейший тип этот Волков. Да и сам Прощерин не лучше. Ничего у меня с ними не получилось, не убедил я их. Зато с другими каналами все, кажется, просто отлично. Это благодаря вам, ваше протеже! Я прямо не знаю, как вас отблагодарю. Вот нагряну к вам с Любой… Любовью Михайловной и закачу вам праздник после этой командировки!
Лоскутов чуть не брякнул, что только этого еще не хватало, что только не это, но сдержался. Кажется, это теперь будет проблема – отвязаться от этого настырного родственника. Может, Любушкина сестра и этого скоро выгонит. Хорошо бы.
– Записаны, записаны, – отмахнулся Лоскутов. – Как раз Волков и записан. У него в программе вопрос президенту. Так что он прозвучит по центральному телевидению, а не ты. Извини.
– Да и черт с ними! Мне главное лицом засветиться, – весело вскочил со стула Лукин. – Ладно, я побежал. До встречи…
На эту делянку Коневский с Пашей вышли, ориентируясь по звуку бензопилы. Оставив машину на просеке, они двинулись дальше пешком, обходя свежие и прошлогодние пни и груды обрубленных сосновых лап. Низкорослый и невзрачный участок смешанной растительности здесь тянулся по краям просеки недалеко. Чуть дальше вздымались в небо стройные сосны, а пространство между стволами как бы раздвинулось и наполнилось солнцем. Идти было удобно по толстому ковру опавшей хвои. А картина прошлогодней делянки справа начинала даже угнетать.
– Бардак у них тут несусветный, – ворчал Паша, озираясь по сторонам. – Обычно корни корчуют сразу, в этот же сезон. Расчищают и высаживают семенные. А тут вон с прошлого года еще… Если не с позапрошлого.
– Я, кстати, и следов трактора не видел, – добавил Коневский. – Пилить-то они пилят, а как вывозят? Или вертолетом?
– Да ну на фиг! Какой вертолет. Это же шабашники! Скорее всего, у них расчищена просека на юг. Там до грунтовки ближе, а она сразу на старое шоссе выходит, а оттуда к станции.
– И что они тут наработают, какие-то масштабы смешные, – с сомнением сказал Коневский. Если уж заготавливают лес, то… как-то все это серьезнее происходит, фундаментальнее.
– Э-э, Серый, ты про массовые заготовки думаешь, а это частники. Они разрешение на кубатуру получили, на заготовку для частных нужд. Например, для строительства сруба дома, может, нескольких домов. Вот им делянку выделили, и возитесь как можете. А заказчик нашел пару алкашей, которые за копейки тут работать будут… Вон они!
Между стволами мачтовых сосен зажелтела песчаная почва, потянуло дымком, а потом показалась и сложенная из бревен небольшая избушка с крытой рубероидом крышей. Была она неказистой, немного покосившейся, с торчащей из стыков бревен паклей и наполовину сгнившим мхом.
Два мужика в майках, серых от стирки хозяйственным мылом, а может, и от грязи, удаляли ветки поваленных стволов. Один обрубал мелочь топором, а второй шел с бензопилой и лихо смахивал толстые лапы поверженных великанов.
– Здорово, мужики, – приветствовал Паша, который по договоренности должен был взять на себя роль «первой скрипки». – Как служба?
Опустив топор, крайний посмотрел внимательно на визитеров и что-то сказал напарнику. Чихнув два раза, бензопила утробно заурчала, сбавляя обороты, и наконец замолчала. В лесу установилась аж звенящая тишина. Казалось, что вот-вот защебечут, засвистят успокоившиеся птицы, застучат по стволам гулко и с долгим эхом дятлы. Но ничего не происходило. Лес уныло, глухо и неприязненно молчал, взирая на поваленные стволы и груды высохшего лапника.
Ознакомительная версия.
