– Погоди минуту. Я точно уже видела это. В книге или, может быть, на занятиях по искусству, которые посещала в Калифорнийском государственном университете. Но, по-моему, я никогда не слышала о Ван Акене. Это он рисовал?
Маккалеб кивнул.
– "Сад наслаждений". Рисовал Ван Акен, но ты никогда не слышала о нем, потому что он известен не под настоящим именем. Он использовал латинский вариант имени Джером, а в качестве фамилии взял название родного города Хертогенбоса. Он известен как Иеронимус Босх.
Уинстон долго смотрела на него, пока все детали вставали на места: репродукции, которые ей показал Маккалеб, имена на распечатке, информация по делу Эдварда Ганна.
– Босх, – почти выдохнула она. – А Иеронимус?..
Она не договорила. Маккалеб кивнул:
– Да, это полное имя Гарри.
* * *
Теперь оба расхаживали по салону, опустив головы, но стараясь не сталкиваться. Наверное, стороннему наблюдателю это показалось бы забавным.
– Это уж чересчур, Маккалеб. Ты хоть понимаешь, что говоришь?
– Я хорошо понимаю, что говорю. И не думай, что я не размышлял об этом долго и серьезно, прежде чем высказать вслух. Я считаю его своим другом, Джей. Было... ну, не знаю, когда-то я думал, что мы очень похожи. Но посмотри на эти материалы, посмотри на связи, параллели. Совпадает. Все совпадает.
Маккалеб остановился. Уинстон продолжала ходить.
– Он же коп! Коп, занимающийся расследованием убийств.
– Ты хочешь сказать, что такое невозможно только потому, что он коп? Это же Лос-Анджелес – современный "Сад наслаждений". С теми же соблазнами и демонами. Незачем даже выходить за пределы города, мало ли ты знаешь копов, преступивших черту: торговля наркотиками, ограбления банков, даже убийства.
– Да знаю. Знаю. Просто...
Она не договорила.
– Ты сама понимаешь, что совпадений достаточно, чтобы как минимум приглядеться. Мы...
Уинстон остановилась и посмотрела на него:
– Мы? Забудь об этом, Терри. Я просила тебя посмотреть материалы, а не искать зацепки. Теперь ты вне игры.
– Послушай, если бы я не нашел зацепки, у тебя бы ничего не было. Сова так и сидела бы на крыше другого дома этого самого Роршака.
– И большое тебе спасибо. Но ты штатский. Ты вне игры.
– Я не отступлю, Джей. Это я сунул Босха под микроскоп и теперь не отступлю.
Уинстон тяжело опустилась в кресло.
– Ладно, поговорим, если до этого дойдет. Я еще не убеждена.
– Хорошо. Я тоже.
– Ну, ты устроил замечательное представление, показывая мне картинки и выстраивая свою версию.
– Я говорю только, что Гарри Босх связан с делом. И тут два варианта. Либо он преступник, либо его подставили. Он очень долго был копом?
– Лет двадцать пять – тридцать. Список людей, его стараниями отправившихся в тюрьму, наверное, длиной в ярд. А тех, кто побывал там и вышел, возможно, половина списка. Черт, понадобится год, чтобы разыскать их всех.
Маккалеб кивнул.
– И не думай, что он этого не знает.
Уинстон бросила на него острый взгляд. Маккалеб, опустив голову, снова принялся ходить по салону. После долгого молчания он оглянулся и увидел, что она пристально смотрит на него.
– Что?
– Ты действительно видишь тут Босха, да? Ты знаешь что-то еще.
– Нет, не знаю. Я стараюсь не замыкаться. Надо проверить все возможные дороги.
– Ерунда. Ты едешь по одной-единственной дороге.
Маккалеб не ответил. Он чувствовал себя виноватым и без напоминаний Уинстон.
– Ладно, – сказала она. – Тогда почему бы тебе не рассказать мне все? И не беспокойся, я не буду в претензии к тебе, когда выяснится, что ты ошибся.
Маккалеб остановился и посмотрел на нее.
– Ну же, рассказывай.
Маккалеб покачал головой:
– Я еще не убежден на все сто. Но то, что у нас есть, выходит за рамки случайного стечения обстоятельств. Поэтому надо найти объяснение.
– Так дай мне объяснение, включающее Босха. Я тебя знаю. Ты уже думал об этом.
– Хорошо, но помни, на данном этапе это только теория.
– Помню. Давай.
– Во-первых, детектив Иеронимус Босх верит – нет, твердо знает, – что этот тип, Эдвард Ганн, совершил убийство. Далее. Далее Ганна находят задушенным и связанным, как фигура на картине художника Иеронимуса Босха. Добавь сюда одну пластмассовую сову и по крайней мере полдюжины других точек совпадения между двумя Босхами, не считая имени. Такие вот дела.
– Какие "такие"? Совпадения не означают, что убил Босх. Ты сам сказал: кто-то мог устроить, чтобы мы нашли все это и свалили на Босха.
– Не знаю, в чем тут дело. Наверное, интуиция. Есть в Босхе что-то... что-то эдакое. – Ему вспомнились слова Фосскюхлера о картинах. – Тьма чернее ночи.
– То есть?
Маккалеб отмахнулся от вопроса. Он взял со стола фрагмент с совой в объятиях человека и поднес репродукцию к лицу Уинстон.
– Посмотри на эту тьму. В глазах. В Гарри есть что-то такое же.
– Какая жуть, Терри! Ты что говоришь – что в прошлой жизни Гарри Босх был картиной? Господи, сам послушай, что ты несешь!
Маккалеб положил лист и отошел от нее, качая головой.
– Я не знаю, как сказать. Просто есть тут что-то. Совпадает не только имя. – Он сделал жест, словно отмахиваясь от мысли.
– Хорошо, поехали дальше, – сказала Уинстон. – Почему сейчас, Терри? Если это Босх, то почему сейчас? И почему Ганн? Он ушел от Гарри шесть лет назад.
– Интересно. Ты сказала "ушел от Гарри". Не от правосудия.
– Я ничего такого не имела в виду. Тебе просто нравится толковать...
– Почему сейчас? Кто знает? Но была та очередная встреча ночью в вытрезвителе, а до этого в октябре и другие – еще раньше. Каждый раз, когда Ганн оказывался за решеткой, Босх был тут как тут.
– В ту последнюю ночь Ганн был слишком пьян.
– Кто это говорит?
Уинстон кивнула. О встрече в вытрезвителе они знали только от Босха.
– Ну, хорошо. Но почему Ганн? Я не хочу выносить оценку убийце или его жертве, но послушай, этот тип зарезал проститутку в дешевом мотеле. Мы все знаем, что одни люди значат больше, чем другие, и эта была не из значительных. Если ты читал материалы, то видел – даже родная семья не интересовалась ею.
– Значит, что-то упущено, чего-то еще мы не знаем. Потому что Гарри интересовался. Не думаю, что он из тех, кто вообще считает один случай, одного человека важнее другого. Есть в Ганне что-то, чего мы пока не понимаем. Должно быть. Шесть лет назад этого хватило, чтобы Гарри вышвырнул своего лейтенанта в окно. Его тогда отстранили от дела. Этого ему хватило, чтобы навещать Ганна каждый раз, когда тот прокалывался и попадал в камеру. – Маккалеб кивнул. – Нам надо найти спусковой крючок. Стресс-фактор. То, что спровоцировало действия сейчас, а не год или, скажем, два назад.
Уинстон резко встала.
– Прекрати говорить "мы"! И ты все время кое-что забываешь. Зачем бы такому человеку, копу-ветерану и специалисту по убийствам, убивать этого типа и оставлять указывающие на него же улики? Это бессмысленно для Гарри Босха. Он бы действовал умнее.
– Только с данной точки зрения. А ты забываешь, что сам акт убийства является признаком аберрантного, отклоняющегося от нормального мышления. Если Гарри Босх сбился с пути и свалился в канаву – в бездну, – то нельзя ничего утверждать о его мышлении или планировании убийства. И оставление этих меток могло быть симптоматическим.
Она отмахнулась от объяснения.
– В Квонтико любят такие пляски. Слишком много бессмыслицы.
Уинстон взяла со стола репродукцию "Сада наслаждений", снова внимательно рассмотрела.
– Я говорила с Гарри об этом деле две недели назад. Ты разговаривал с ним вчера. Он не лез на стены, не кипел от злости. А посмотри на нынешний процесс. Гарри холоден, спокоен и собран. Знаешь, как его называют некоторые парни в управлении? Ковбой Мальборо.
