– Возможно, но маловероятно. Я тоже не отбрасывал такую версию. Драки с тяжелыми травмами случаются. Но драка с боевиками, как правило, заканчивается перестрелкой. Я смотрел сводки за последние дни, которые Доктор вытащил из компьютера МВД. Там нет ничего подходящего под этот эпизод. Отсюда можно сделать вывод, что человека чем-то стукнули по голове неожиданно и сзади, до того, как он успел достать оружие. При каких обстоятельствах это могло произойти? И какая была необходимость в таком ударе? Вот здесь мы опять подходим к детективной деятельности Ширвани. Должно быть, он выследил свою сестру, когда она была с сопровождающим, и чем-то ударил последнего. Возможно, кастетом.
– Хуже, – сказал Андрей. – Обрезком водопроводной трубы, и со всего размаха...
– Пострадавшему остается только посочувствовать... – сказал Доктор Смерть. – Меня однажды такой трубой огрели. В Боснии...
– Ну и что, – поинтересовался Тобако, – сильно труба погнулась?
Доктор не ответил, а Александр продолжил:
– Еще одно подтверждение получено. Я начинаю приобретать уверенность в собственных силах. Итак, Ширвани похитил сестру, и куда он должен ее привести? Естественно, он приведет ее к родственнику, который согласно адату обязан предоставить им убежище. Но жилище слишком людное место, чтобы там содержать беглецов. И он их отправляет в загородный дом. Куда-то в деревню...
– В поселок, – уточнил Тобако.
– Когда люди Умара Ажигова взяли Гали Барджоева в обработку, в дело и вступил Ахмат Текилов. Он забрал беглецов в свою квартиру, воспользовавшись машиной подруги.
– А почему не своей машиной? Он специально подругу подставлял? – поинтересовался Андрей.
– Едва ли... У него не было причины подставлять Людмилу Косаченко. Более того, если бы Людмила попала в руки боевиков живой, к чему они, думается, и стремились, то выдала бы Текилова Умару. Здесь очевидна недоработка Ахмата, недогляд. Видимо, был какой-то свидетель, который видел, как он увозит из поселка брата с сестрой.
– Почему он не мог увезти их раньше?
– Раньше мог заподозрить неладное Гали Барджоев. Наверняка они после бегства из поселка сначала наведались к нему. Не обнаружив Барджоева, они оказались неспособными сами прятаться и бежать. И вынуждены были довериться Ахмату полностью. Теперь сыр оказался уже в мышеловке. Осталось только выставить саму мышеловку. Что он сейчас и готовит.
– Мне не очень понятно, зачем Текилов вывозил Байрамхановых из поселка. Там было гораздо легче устроить эту мышеловку, – сказал Доктор. – Хоть крупнокалиберный пулемет на крышу ставь... А если есть желание, заминируй дом... Простор для умелого человека!
– Я думал об этом, – согласился Басаргин. – И пришел к выводу, что Ахмат не захотел рисковать. За братом с сестрой могли приехать простые боевики, а сам Ажигов остался бы в городе. Даже если бы Текилову удалось уничтожить боевиков, Умар насторожился бы и достать его стало бы гораздо труднее.
– Какая у Текилова уверенность, что в городе за Байрамхановыми приедет именно Ажигов? Он может поступить так же, как предвидел Текилов ситуацию в поселке. Пришлет боевиков, и все...
– Должно быть, Ахмат придумал какую-то хитрость, чтобы выманить именно его самого. Не просто сыр, а сыр с какой-то манящей приправой. Что мыши любят, как кошки валерьянку?
– Не знаю, – сказал Тобако. – Я никогда не разводил мышей. Скорее всего, в качестве приправы Ахмат предложит себя. Вот за ним-то Умар приедет точно сам...
Новый телефонный звонок прервал разговор...
– Слушаю, – сказал Доктор Смерть. – Привет, Зураб. Мы только что о тебе вспоминали. Боялись, что ты в Москве заплутал. Здесь похуже, чем в глухом лесу...
И включил спикерфон.
– Я только что видел Зарему с Арчи... С ними был Умар Ажигов и еще четверо.
– Они осматривали окрестности детского дома? – наклонился Басаргин к микрофону.
– Откуда ты знаешь? – Зураб удивился.
– Приезжай, – Александр оставил вопрос без ответа.
Шумел прибой...
«Так вот как оно шумит... Море...» – подумала Зарема. Она никогда не видела море. Адлан ездил отдыхать в Сочи, но жену, конечно, не брал с собой. Во-первых, Зарема тогда была беременна, а во-вторых, просто не положено чеченской замужней женщине ездить по курортам, по пляжам ходить почти обнаженной, чтобы все смотрели на нее. Ей с детства и без того проходу не давали, стоило из своей деревни куда-то поехать – красавица с фигурой, какой по всей Чечне не сыскать. Адлан знал это и ни за что не пустил бы ее одну, да и с собой взять не захотел. А море она всегда мечтала увидеть. И сейчас услышала, как шумит прибой. Откуда прибой? Она на море?
Захотелось на море посмотреть, захотелось увидеть вечернее солнце, скатывающееся в водяную синь.
Зарема открыла глаза и...
И ничего не увидела...
Ночь непроглядная, ночь мрачная окружала ее. Но она отчетливо осознавала, что не бывает такой ночи, когда ничего увидеть нельзя.
Зарема попыталась поднять к лицу руку. И та самая правая рука ее, которая не слушается приказов разума и не хочет работать тремя пальцами из пяти, ощутила что-то шершавое, покрывающее лицо.
– Проснулась... – услышала женский голос. Русский язык, русские слова. И голос будто бы знакомый.
– Лучше бы не просыпалась... – Второй голос мужской, грубый, хотя и бархатистый, с легким рокотом. – Спала бы себе и спала и не думала о том, что ее ждет...
«О чем это он?» – захотелось переспросить. Она даже напряглась, чтобы понять смысл сказанного.
Но понять, о чем речь, Зарема не смогла. Прибой накатился новой волной, окутал ее, захлестнул, и она снова ушла в небытие.
* * *
Когда она медленно и осторожно стала просыпаться в следующий раз, отчего-то испуганная и нерешительная, ждущая неприятностей неведомых, но неизбывных, прибой все еще не покинул ее голову. Единственно, к нему добавилось ощущение дискомфорта, причину которого она поняла не сразу.
– Анестезия проходит... – услышала голос. Женский. – Энцефалограф активизировался.
Первые два голоса, что слышала недавно, как ни странно, она запомнила хорошо, хотя и не очень запомнила слова, этими голосами произнесенные. Только какой-то смысл сказанного в памяти выплывал, но устойчиво висел где-то в стороне, словно не касался ее. Сейчас голос был другой, сухой и ломкий, словно человек кашлянуть постоянно хочет.
Зарема снова попыталась поднять руку к лицу и сразу ощутила боль. Именно этой болью, застывшей на время в голове и во всем теле, и было вызвано ощущение дискомфорта, только что осознанное ею. Пока она не шевелилась, был только дискомфорт, а стоило поднять руку, пришла боль, разбудила ее и вернула к жизни. Она снова открыла глаза, но опять увидела только темноту. Правда, сейчас эта темнота была не полностью черной, как вначале. Это была густо и мрачно серая субстанция.
– Что со мной? – спросила она и сама почувствовала, как трескаются при каждом слове обескровленные губы, как деревенеет язык. – Пить дайте...
Ей стали вливать в рот жидкость. Медленно, чуть не каплями. По сути дела, лишь язык смачивали. А так хотелось ледяной ледниковой воды, только что зачерпнутой из ручья. Такой воды, от которой дыхание высокогорной изморозью перехватывает и в голову вступает застывший тугим облаком туман. Такой воды, от которой задыхаешься, но все равно не можешь никак ею напиться.
– Как у нее с давлением? – новый голос. Мужской. Сосредоточенный и деловой.
– Давление по-прежнему низкое. Мы пытались поднять. Эффект малый. Вероятно, у нее природное низкое. Боимся, как бы хуже от препаратов не стало. При низком давлении мозгу будет легче адаптироваться после такой операции.
– Ладно. Я все равно к пограничникам вылечу только после обеда. Когда немного в себя придет, я осмотрю ее тщательно. Или... Давайте сделаем так... Я заверну сюда уже от пограничников. Скорее всего, завтра утром. Тогда и осмотрю. К тому времени что-то прояснится... Все энцефалограммы подготовьте. Сейчас я все равно помочь не в силах. Новую операцию без перерыва она просто не выдержит. А теперь мне надо того милиционера оперировать...
– А завтра?..
– Завтра, как высплюсь, прооперирую и ее...
А вода так и продолжала только капать на язык, постепенно смачивая его, добираясь до корней, и оттого казалась необыкновенно вкусной, но рука, воду подающая, ужасно жадной. Сейчас бы пить и пить без конца... Пить и пить без конца... Какое это наслаждение... Не бывает в жизни большего наслаждения...
Вокруг произошло какое-то движение. Должно быть, кто-то ушел. Но кто-то и остался рядом, кто-то поил ее по-прежнему каплями.
– Милая моя... – с неожиданной теплотой сказал надтреснутый голос. – Доживи до утра. Я никогда еще в жизни таких операций не делала. А тебе сделала... Это даже профиль не мой. Но я так для тебя старалась. Я сделала то, что делать не умела. И хорошо сделала. Теперь вторая операция нужна. Очень сложная. Я ее сделать не смогу. Доживи... Утром тебя повторно профессор и прооперирует. Он волшебник... С санитарным вертолетом летает... Сейчас много таких, у кого мозг поврежден... Слишком много домов взрывают...
