Ознакомительная версия.
Дима говорил так, словно подслушал все мои сомнения, только что роившиеся в моей голове. И теперь отвечал мне на них.
– У меня нет пока никакой репутации, – он говорил без улыбки, обращаясь ко мне вполне серьезно, без тени снисходительности или высокомерия, – ни хорошей, ни плохой. И начинать с обмана мне очень не хотелось бы. Я сам хочу себя уважать. Только тогда меня будут уважать клиенты… Ты, Лена, будешь получать двадцать процентов от гонорара, который будет платить клиент. Я постараюсь, чтобы рассчитывался он при тебе и ты знала, какую сумму он платит. Я не хочу никаких сомнений и подозрений с твоей стороны в этом вопросе. Между компаньонами не должно быть подозрений в обмане и финансовой нечистоплотности… А чтобы ты не считала меня каким-то благодетелем и чувствовала себя равной со мной, за квартиру будешь мне платить какую-нибудь символическую сумму… Ну этим вопросом займется моя мама. Она опытный человек в житейских делах…
Он улыбнулся мне и добавил:
– Я ведь вдвоем с мамой живу…
Я вдруг сообразила, что из всех моих проблем нерешенной осталась только одна – Лаптев. Но это уже была проблема совсем другого порядка. Во-первых, она уже успела погрузиться в какой-то хронологический туман. Во-вторых, она не так уж и мешала мне жить. В-третьих, один из вариантов ее решения я уже знала – просто забыть о Лаптеве и обо всем, что с ним связано. В-четвертых… Я могла бы найти для себя и «в-пятых» и «в-шестых», но мне хватило и трех аргументов, чтобы выбросить эту проблему из головы. По крайней мере – на время…
…И однажды это время наступило.
Не сразу, конечно. Мы с Димой успели хорошо поработать в Москве и даже приобрести некоторую популярность. Но о подробностях этого периода моей жизни сейчас, наверное, рассказывать не стоит, поскольку непосредственно к Лаптеву они не имеют никакого отношения.
Клиентов у нас было вполне достаточно, чтобы ни дня не сидеть праздно. Едва закончив одно дело, мы брались за следующее. И каждое из них нам удавалось довести до конца.
Мы не привередничали в выборе клиентов. Среди наших заказчиков были люди, принадлежащие к самым различным слоям московского общества.
Известность среди клиентов меня уже не так пугала, как прежде. Я чувствовала за собой обеспеченные тылы в виде поддельного паспорта, который однажды вручил мне Дима. Но подделка была высочайшего качества. Ни один из милиционеров, в руках которых побывал мой паспорт, ни о чем не догадался.
Внешнее сходство с Леной Гуляевой, так и растворившейся в российских просторах, меня мало волновало. Потому что его практически не было.
Глядя на себя в зеркало, я удивлялась тому, как я изменилась. Причем не только благодаря моим ухищрениям с одеждой и косметикой, не только благодаря искусству парикмахера… Изменилось что-то в самом моем лице. Что именно, я так и не смогла понять, хотя это очень сильно меня интересовало и я немало времени провела перед зеркалом, изучая свое лицо.
Вроде бы те же чуть восточные глаза, та же порывистость жестов и движений…
Но в глазах появилось что-то, чего раньше не было… Или я это просто не замечала?
Взгляд… С ним что-то произошло… Я несколько раз пыталась приставать с этим вопросом к Диме – что случилось с моими глазами? Мне кажется, что выражение их изменилось по сравнению с тем, какое они имели, когда мы с Димой познакомились на Казанском вокзале у стенда «Их разыскивает милиция»…
Но Дима, гад такой, откровенно надо мной издевался, говоря, что видит только одно изменение. Что я, мол, на него смотрю теперь более благосклонно как на мужчину. Я била его кулаком по спине, потому что он сразу начинал от меня уворачиваться, и смеялась вместе с ним. И хотя наши с ним отношения так и не сдвинулись с прежней точки, то есть оставались приятельски-деловыми, мне кажется, его шутка была недалека от правды.
Но я-то спрашивала его о другом. Мне самой иногда казалось, что глаза мои стали чуть серьезнее, что ли, смотреть на жизнь…
Но тут же на меня из глубины зеркала выглядывали на секунду прежние лукавые глаза Ленки Гуляевой, и я себе говорила:
«Какое там, к черту, серьезнее! Просто ты работаешь рядом с серьезным человеком. Вот и благодари судьбу за этот подарок…»
А насчет Диминой серьезности я была совершенно права. При всей его склонности к шутке и иронии, Дима никогда не забывал о делах и ничего не ставил выше их. Может быть, поэтому в нашей работе и не было до сих пор серьезных проколов…
Положение мое в агентстве изменилось, и довольно значительно.
Дима платил мне теперь сорок процентов, и при нашей с ним деловой активности это выливалось в весьма неплохую сумму. Это даже при том, что не каждые сутки были у нас рабочими, случались и выходные, не каждые из рабочих суток оплачивались по высшему тарифу, а некоторые и вообще не оплачивались.
Но в редкие месяцы у меня выходило меньше пяти тысяч долларов.
Никогда в жизни у меня и мысли не возникало, что я буду когда-нибудь столько зарабатывать. И тем не менее я зарабатывала эти деньги, я, Ленка Гуляева, которая год назад в Арбатове размышляла о том, потратить ли последнюю сотню рублей сразу или попытаться растянуть ее на неделю, что мне тоже иногда удавалось.
Теперь я купила себе квартиру в Москве, обставила ее так, как мне хотелось, а не как позволяли средства, обзавелась машиной, правда, не самой крутой, а подержанным «BMW», сотовым телефоном, одевалась в то, что мне нравилось, а не в то, на что хватало денег, а однажды, когда у нас выпало четыре выходных подряд, мы с Димой слетали в Испанию – мне вдруг страстно захотелось посмотреть корриду. Ужасное, кстати, зрелище…
Я в шутку называла себя «новой русской» и просила у Димы подарить мне на Восьмое марта золотую цепь толщиной в большой палец.
Он смеялся вместе со мной и вместо золотой цепи подарил мне букетик простеньких тюльпанчиков, которым я была очень рада.
К своей новой фамилии – Дмитриева – Диминому «подарку», сделанному, как мне показалось, со скрытым намеком, – я вскоре привыкла, и перестала ее воспринимать как что-то тесно связанное с Димой. Не казалась она мне и сценическим псевдонимом. У меня сложилось такое чувство, словно я вышла замуж и сменила фамилию. Только мне самой было словно не известно – за кого.
Между прочим, Дима часто поглядывал на меня с интересом, за которым скрывалось нечто большее, чем внимание руководителя к своему подчиненному. Возможно, мысль о том, чтобы предложить мне выйти за него замуж, уже не раз его посещала, но он не сделал пока мне ни одного намека насчет этого. Да, в общем-то, и правильно. Потому что я все равно бы не согласилась.
На меня все еще давила инерция благодарности, которую я к нему испытывала. Я просто не могла себе позволить выйти за него замуж из благодарности за то, что он устроил мою жизнь так замечательно. Это значило бы – заранее погубить будущую семью. Да и работать с ним вместе я, наверное, не смогла бы. Уж не знаю почему…
Вот так мы и работали, когда на моем горизонте вновь появился Андрон Лаптев.
Вспомнила я о нем не сразу. Сначала в моей памяти возник Николаев, после непонятного убийства которого я и вынуждена была бежать из Арбатова. А Николаев вспомнился мне, едва я увидела на экране телевизора рекламу фирмы «Рампа», предлагающей широкий спектр рекламных услуг. Именно так называлось рекламное агентство Николаева – самое крупное и самое популярное в Арбатове.
В том, что это именно та фирма, сомневаться не приходилось. Рекламу показывали по нескольким телевизионным каналам, и везде был указан двойной адрес – московский и арбатовский. Я не сомневалась, что после убийства Николаева «Рампу» подмял под себя Лаптев, имевший вторую по величине рекламную фирму в Арбатове. Он просто не мог пропустить мимо такой лакомый кусок.
Я почти уже забыла об этой истории, погрузившись в новую для меня московскую жизнь, тем более жизнь частного сыщика. Но, напомнив о себе, Лаптев напомнил мне и о том, как год назад Лене Гуляевой пришлось спасаться из Арбатова бегством.
Я чувствовала себя униженной этим человеком и уже не могла справиться с этим чувством. От него мне нужно было избавиться, и чем скорее – тем лучше.
Я обсудила новость о Лаптеве с Димой. Он тоже был убежден, что с этим «нужно разобраться».
Дима с ходу высказал предположение, что деятельность «Рампы» далеко не ограничивается теми услугами, которые рекламируются по телевидению. Уж слишком был непонятен выход регионального агентства на московский рынок с продукцией, которая и у московских фирм не всегда находила спрос. Московское рекламно-информационное пространство было переполнено. В такой ситуации лезть из провинции в Москву означало или крайнюю степень самоуверенности, или нацеленность на совершенно другие интересы.
Эти Димины рассуждения были вполне убедительными и приводили к единственному выводу – необходимо собрать информацию о деятельности «Рампы» здесь, в Москве. А уже потом думать.
Ознакомительная версия.
