Ознакомительная версия.
Эти слова заключенный вспоминал всякий раз, когда, будучи уже не в силах дышать мерзким воздухом камеры, припадал к ее крошечному окну. Теплота вливалась в легкие, обволакивала лицо, грела, но ступни уставали, и приходилось снова опускаться на холодный бетон. Дело не в оконце. Дело в бетоне. Этот строительный материал очень хорошо нагревается за день и так же быстро вбирает в себя ночной холод. Свитер Бедового спасал мало, чтобы не замерзнуть, приходилось снимать его на ночь, пока не видит конвой, и подкладывать в качестве сиденья. Но вскоре исчезла необходимость решать и эту проблему с переодеванием. В одну из июльских ночей в камеру зашел ефрейтор-бурят, примерил свитер, он ему, кажется, подошел, и больше подарка Банникова Литуновский не видел.
Впрочем, нет, видел. Через несколько дней после освобождения. На утреннем построении воротник теплой кофты выглядывал из-под воротника форменной куртки бурята, за что его новому хозяину и было сделано замечание командиром взвода.
Хорошее питание, качественный медикаментозный уход и отдых могли бы восстановить силы и здоровье Литуновского в течение считаных недель. Организм его был крепок с воли и не знал послаблений. Работа, семья, тренировки, еженедельный футбол, бассейн – времени хватает на все, если его использовать рационально. Первые месяцы в лагере Литуновский раздражал конвой своим здоровьем и неплохими физическими формами. Постепенно работа на лесосеке и практически неподвижное сидение в карцере на голодном пайке изменили его внешний вид до неузнаваемости.
Труда он не избегал, но всякий раз, оставшись в бараке один, вместо того, чтобы лежать и ждать ужина, как это делали другие зэки, сидел над листами бумаги с карандашом в руке. Сначала всем казалось, что он пишет письма – подойти ближе и заглянуть через плечо крайне стремно для порядочного зэка. Но вскоре выяснилось, что писать письма при помощи гвоздя, используемого в качестве линейки, невозможно. Летун что-то чертил и рисовал, хотя и письма писал регулярно – не менее раза в неделю.
– Андрей, я хотел спросить, – как-то во время перекура начал разговор Зебров. – Ты перед отбоем все что-то вычерчиваешь, выкруживаешь… Не сочти за липкий интерес – что вырисовываешь-то?
Литуновский улыбнулся, растянув щеки, покрытые потом, и объяснил. Настоящему инженеру, тому, кто стал инженером по призванию, а не для диплома, всегда лезут в голову занятные мысли. Идея усовершенствовать мир и сделать его новым на самом деле стара, как сам мир. Человек, хоть раз познавший удовольствие при виде своего творения, уже не остановится ни на минуту. Это как наркотик.
– Воры сказали, – плохо понимая, о чем идет речь, заметил Зебра, – наркотики – стремно. Барыги – гады, наркоманы – черти. Смотри, не увлекайся.
Литуновский лишь понимающе кивнул головой: «Я умею вовремя останавливаться».
К исходу сентября на «даче» окончательно образовалась картина распределения ролей. Бригада из сорока заключенных, с обязательным присутствием Бедового и Колоды, убывала на лесоповал, семеро зэков из числа отличившихся перед администрацией, а потому в барак не допускавшихся, кашеварили на кухне, и четверо оставались в бараке в качестве уборщиков.
Возглавлял последних Литуновский, который в короткие сроки, в большей степени – благодаря своей живучести и несгибаемости, приблизился к «ближнему кругу» и в числе авторитетных людей занимал третью позицию после смотрящего и Яши Колоды. Однако он по-прежнему был для них котом в мешке, и, прежде чем окончательно приблизить его к себе и понять, что он свой, Бедовый решил выждать, заодно присмотреться да прислушаться. Сейчас Толян жалел, что в свое время не уделил этому должного внимания, и теперь ускоренными темпами пытался наверстать упущенное.
Численный состав после смерти Гуся и Ботаника остался неизменным по банальной причине. В стране каждые пять минут происходит убийство, каждые семь – изнасилование, восемнадцать раз за час пустеет чья-то квартира, и двадцать четыре раза в одну минуту скалки разъяренных жен опускаются на головы алкоголиков-дебоширов. Страна живет своей жизнью, и количество преступников, принимающих активное в ней участие, уже давно не зависит от умения властей их обезвреживать. Первым на зону, после пятимесячного перерыва, привезли Гену Хлоповского, и следом за ним, спустя две недели после определения Летуна в карцер, – удивительного по своему не только внешнему виду, но и манерам поведения Мардохая Геленвагена. Следует сразу заметить, что ни малейшего отношения к джипу «Мерседес» последний не имел и иметь не мог по причине того, что автомобилями не интересовался и в Германии ни разу не был. Зато он был в Швейцарии, Израиле, Ливане и США, и поездки эти с туризмом не имели ничего общего. Если Хлоповский был банальным убийцей, задержанным через три года после совершения последнего из двух по счету убийств, то Геленваген относился к той породе людей, которых интересует не конечный результат, а процесс. Участие в антиглобалистских манифестациях, свой взгляд на проблему противостояния Израиля и палестинской автономии атака террористов на Международный торговый центр 11 сентября 2002 года волновали его лишь с той точки зрения, что вот, обрушилось, взорвалось, и смотреть на это очень-таки интересно.
Посмотрев таким образом, как горит нефтепровод под Владикавказом и падает крыша вокзала в Пятигорске, Геленваген, человек без конкретных убеждений и взглядов, получил возможность посмотреть, как стоял, стоит и еще семнадцать лет и пять месяцев стоять будет «филиал» «седьмой» колонии строгого режима под Красноярском.
– Родину любить – надо, – скажет в минуту знакомства Колода и опустит на воробьиную голову террориста тяжелый, как кувалда, кулак.
С Хлоповским никто особенно не разговаривал. В барак он вошел правильно, но от него так пахло студеным воздухом в начале июля, что завязывать с ним разговор никто не счел нужным. Лишь Бедовый, молчавший первые десять минут нахождения Хлоповского в помещении, коротко рявкнет:
– А тебя обувь у порога снимать не учили, товарищ?
Хлоповский удивленно вскинет взгляд, пытаясь рассмотреть, кто это недоволен тем, что он вот уже десять минут ходит по бараку в сапогах, найдет, и тут же получит в лоб второй вопрос.
– А как насчет пол помыть, товарищ?
Хлоповский боднет головой воздух, но уже через минуту, ползая между нарами под пинками Колоды, признается, что был не прав.
Таким образом под нарами добавится еще один опущенец – уж очень не любили на «даче» террористов, и в когорте постоянных поломоек также прибыло. Чтобы не посвящать этим фамилиям более ни минуты, остается забежать вперед и сказать, что от постоянного нахождения на сыром полу Мардохай умрет от воспаления легких зимой того же года, не поможет ему ни природная хитрость, ни террористическая смекалка. А Хлоповский сблизится с замполитом, уже летом следующего года окажется в карцере, после чего из шестого барака начнет уходить информация о всех событиях, случившихся или намечающихся. В январе 2004 года, когда Бедовому станет известно, сквозь какую щель утекает свежая вода, он эту щель заткнет. Хлоповского найдут за туалетом с заточенной ложкой в горле. Однако такие люди умирают тяжело, а живут долго. Убийцу двух женщин увезут на «семерку», дабы избежать осложнений на «даче», но каким-то непостижимым образом он окажется доступен и там. Хлоповского найдут опять в туалете, и опять с инородным телом в организме. На этот раз это будет не ложка, а заточка из электрода для электросварки.
Эти люди оказались не для зоны. «Суки здесь не живут».
Что касается Литуновского, работать на делянке он уже не мог, его отправление на работу со стороны администрации выглядело бы откровенным беспределом. От беспредела все неприятности, поэтому после разговора с бригадиром было решено оставить Летуна в бараке старшим.
«Подальше от леса тебя, Летун», – многозначительно посмотрев на Литуновского, объяснил свой поступок Бедовый.
И теперь все, что Андрею нужно было делать, это следить за работой троих заключенных, подгонять откровенных ленивцев и, в случае открытого неповиновения, применять превентивные меры. Летуна в этом плане никто не боялся, после трех месяцев ШИЗО его не смог бы напугаться даже ребенок. Однако всем было хорошо известно, кто стоит за этим калекой, а потому упомянутых случаев не могло быть по определению.
Больше всех от этих пертурбаций страдал, конечно, Зебра.
– Как ты пилишь? – орал он на своего нового напарника. – Как ты полотно держишь, урод? Ты куда ствол толкаешь, придурок? Ты сколько лет лес валишь? А Летун за неделю научился кедры валить, как канадский дровосек!
В часы досуга, коих было здесь, по несчастью, ничтожно мало, Санька часто появлялся в бараке и сразу направлялся к Литуновскому.
– Что нового на сегодня?
Ознакомительная версия.
