— Не стреляйте, дяденька!
— Племянничек, — хмыкнул Пашка, подскочил к «кепи» врезал ему ногой в живот. Гоп-стопщик взвыл и повалился на землю.
Тем временем «гризли» прокашлялся, покрутил головой и неожиданно резво бросился бежать. Я ринулся ему навстречу. Но шансов удержать его у меня было не больше, чем остановить пресловутую лошадь на скаку. Поэтому я просто схватил с земли доску и изо всей силы шарахнул бегуну по хребту. Он вильнул, ударился ногой о плиту и рухнул, как мешок с дерьмом, на землю. Я размахнулся и еще раз пригладил его спину штакетиной. Кто б другой помер, а «гризли» крякнул и попытался подняться.
Пашка ткнул «кепкарю» стволом в затылок, устроил на земле, потом подскочил к встающему «гризли» и уложил его обратно страшным ударом ботинка в ухо.
— Лежи, гадюка!
Щелк — наручники едва сошлись на запястьях громилы.
— Всем лежать, сучье племя! Не то перестреляю!.. Ты, в кепке, уткнись рожей в землю, не то маслину проглотишь!
— У-у, бля-а, — донесся плаксивый вой…
Это была сцена века. Можно снимать отечественный боевик, полицейский суперхит. Русский шериф гоняется с доской наперевес за русским гангстером, а другой гангстер визжит: «Не троньте, дяденька!» Это тебе не Рэмбо зачуханный…
Следующая мизансцена была разыграна в лучших традициях Чарли Чаплина и Леонида Гайдая. Пашка сковал «гризли» и «горбатого» одним наручником, «кепкарю» связал руки за спиной его собственным ремнем, так что с того едва не спадали штаны и он время от времени делал змеиные движения туловищем, чтобы не расстаться с немаловажной для него частью туалета. Пашка подгонял братву чувствительными пинками, приговаривая:
— Вперед, дефективная команда!
Время от времени «кепкарь» начинал ныть: «Мужики, вы чего, ох…и?», «Пошутили мы, да», «Отпустите, в долгу не останемся». Сутулый слизывал кровь с губы и время от времени цедил какие-то угрозы, за что каждый раз зарабатывал…
— Э, мужики, вы нас куда? — будто свалившись с луны вдруг спросил «кепкарь».
— На кудыкину гору.
— У, бля-а-а… — вдруг во весь голос взвыл «кепкарь» его начала бить дрожь. Истерик, черти его дери… На вой и арки дома выглянула облезлая бродячая собака и завыл; в унисон. Издалека послышался нестройный собачий лай.
— Заглохни, — бросил Норгулин.
— Слышь, может, все-таки договоримся? Мы же ничей не хотели плохого. А, начальник? По гроб жизни в долг буду. Договоримся, а, начальник?
— В другой раз, — кивнул Пашка и прикрикнул:
— К стене.
— Что?
— Стрелять вас буду. К стенке.
— Э, мужик, так не договаривались… Ты чего, в натуре?.. Чего сразу стрелять?
Пашка толкнул «кепкаря» к стене дома и ткнул в кирпич носом. С несколько большим трудом устроил там и остальных.
— Стоять и не квакать. Дернетесь — убью.
Пашка кивнул мне и направился к «уазику» с надписью «Горводопровод», стоящему у тротуара. В кабине сладко спал водитель.
— Просыпайся, — толкнул его пистолетом Пашка. — По ехали.
— Как, чего? — встрепенулся врдитель.
— Уголовный розыск. Нужно доставить задержанных милицию.
— А, сейчас довезем. Я чего. Я согласный…
В райотделе нас встретил тот же дежурный, с которым мы контактировали в прошлый раз. Увидев делегацию, он выпучил глаза.
— Что случилось?
— Нападение на работника прокуратуры, — сказал Пашка.
— Как? Опять?
— Не опять, а снова. Следователя, оперативника, понятых, — приказал Пашка. — И доктора этим ублюдкам…
Пока суд да дело, открыли кабинет в уголовном розыске. Дежурный опер дал нам неизменный кипятильник, кофе и сахар. Я никак не мог поднести горячий стакан к губам и отхлебнуть из него. Тряслись руки. Нервы не железные.
— Не вибрируй, — хмыкнул Пашка. — Бывало и похуже. Выдюжим.
Тут я не выдержал и взорвался, как ящик с динамитом. Со стуком поставив стакан и расплескав его содержимое, я заорал:
— Мать твою, так-растак! Это все твои эксперименты! «Иди спокойно, как всегда, я тебя сзади буду прикрывать». Твои слова?
— Мои.
— Тебе бы Горбачева охранять! При такой охране его бы давно пришибли и тебе бы памятник поставили!
— Чего ты кипятишься? Ты же ничего в этом деле не понимаешь. Я на расстоянии держался, чтобы контролировать, нет ли «хвоста». И чтобы нас разом не зашибли.
— Специалист, твою мать! Чтобы двоих разом не зашибли. Арифметчик. Лучше когда одного разом зашибут, а не двоих…
— Я ситуацию под контролем держал, — хмыкнул Пашка.
— Под таким контролем, что мне едва голову не отодрали… Может, тебе и лучше было бы. Арестовал бы их — зачли бы раскрытие по горячим следам. Тридцать пять рублей премии.
— А что, тоже на дороге не валяются.
— Смешливый, черт тебя задери!
— Да не волнуйся ты так. Нервные клетки не восстановишь… Ну, лопухнулся, бывает. Я же не думал, что они тебя там ждать будут. По идее должны были где-то у подъезда пасти. Как-то пронюхали, что ты этим маршрутом ходишь.
— Охранник, мать твою…
— Помню, кто-то вообще от охраны отказывался. Мол, кто покусится на честного следователя? Нет таких ворогов в государстве советском. Было?
— Ну я же не знал.
— То-то.
— Корытковский Виктор Афанасьевич, 1956 года рождения, три судимости по статьям 144 (кража) и 148 (вымогательство). Друзь Леонид Семенович, 1962 года рождения, Две судимости — статьи 144, 89 (кража государственного имущества) и 109 (причинение менее тяжких телесных по вреждений). Корнейчук Кондратий Николаевич, 1965 год; рождения, не судим. Вот герои, которых мы приволокли в райотдел. Корытковский, похоже, у них заводила. Он тот самый сутулый, Друзь — это «кепкарь», Корнейчук — «гризли».
— Корытковский живет на территории третьего отделения, — сказал Пашка. — Судя по адресу, его обслуживает Рафик Хамлаев. Старый знакомый… Сейчас узнаем.
Он набрал телефонный номер. Телефон в его кабинете был японский, по тем временам — чудо техники. Пашка нажал на кнопку, так что разговор стал слышен и мне.
— Але-о, — донесся из динамика сонный мужской голос.
— Здорово, Рафик. Ты чего не спишь?
— Норгулин? Етить твою через коромысло! Два часа ночи!
— Ага, спят усталые игрушки, книжки спят…
— Чего?
— Ничего. Отчизна зовет. Вставай, дружок, гудит гудок.
— Чего-о?
— Вставай, чудило, гудит гудило. Двенадцатую сберкассу на твоей территории ограбили. Два трупа.
— Что?!!
— Ну вот и сон весь вышел. Я пошутил.
— Дурак ты, и шутки у тебя дурацкие!
— Проснулся? Теперь скажи — Корытковский не твой поднадзорный?
— Крот, что ли? Мой.
— Чем занимается?
— Как чем? Преступной деятельностью.
— Это по трудовой книжке?
— По трудовой книжке он грузчик в магазине.
— Если бандит, чего ты его не ловишь?
— А мне надо? Висяков полно, а я буду за всяким ублюдком ходить. Я даже не знаю, на чем он деньги зашибает и на какие шиши «жигули» купил. Ведь года не прошло, как с зоны вышел.
— Совсем никаких слухов о нем не доходило?
— Вроде на кого-то из блатных «авторитетов» работал. Но на кого — хоть убей, не знаю.
— А что ты знаешь вообще?
— Если такой умный, давай на мое место. И все будешь знать.
— С кем он водится?
— Я знаю только Знатока.
— Кого?
— Друзь. У него кликуха Знаток. По аналогии с игроком «Что? Где? Когда?». О нем тоже ничего конкретного не знаю. Известно только, что они вместе девок из третьей общаги трахают.
— Ясно.
— А чего этот балбес устроил?
— С ножом на меня кидался.
— У, надо наказать. Хочешь, подъеду, мы ему последние зубы вынем?
— Обойдусь… Что еще можешь об этой шобле сказать?
— О Знатоке и Кроте? Ничего… Слушай, вспомнил. Шелест шел, что они чуть ли не у торгашей каких-то в услужении. Или с цеховиками связались. Хотя зачем цеховикам такая шушера нужна?
— Шушера всякая нужна, — сказал Пашка и выразительно кивнул мне. Он повесил трубку и торжествующе воскликнул:
— Ты смотри, цеховики. Ха.
— Ниточка. Может, удастся потянуть.
— Вряд ли. Но попытка не пытка, товарищ Берия…
«КОЗА НОСТРА» — СДЕЛАНО В СССР
Допрашивать их ни я, ни Пашка не имели права. Хотя бы потому, что в этой истории мы оба фигурировали как потерпевшие. По идее и беседовать с ними мы тоже не имели права… Однако если нельзя, но очень хочется, то можно…
В кабинете при ярком электрическом свете я смог наконец внимательно рассмотреть прекрасные черты наших пленников. Начали мы с предполагаемого главаря шайки — Корытковского.
Экземпляр хоть куда. Можно на криминологическую выставку отправлять в качестве экспоната «Хомо уркас обыкновениус».
Они сидел, согнувшись на стуле и положив непропорционально широкие ладони на колени. Голова его была перевязана бинтами. Лоб у Крота оказался крепким, не слишком пострадал от удара пистолетом Макарова. Хотя, судя по всему, небольшое сотрясение мозга все-таки имело место.
