Он и сероглазый боролись под водой так долго, что, казалось, легкие Кросса лопнут. Все это время из пореза над верхней губой текла кровь. Его правая нога не хотела двигаться, а его лицо, превратившееся в одну сплошную рану, разъедала соленая вода.
Сероглазый опять попытался нанести удар ножом, но Эйб поймал его руку и обеими руками вывернул пальцы. Теперь нож был у него. Он устремился на поверхность, а сероглазый, уцепившись за Кросса, попытался увлечь его вниз. Голова Кросса показалась над водой и, сделав судорожный вдох, он поднял руку с ножом. Вслед за ним над поверхностью воды показался сероглазый. Кросс ударил его ножом, и лезвие глубоко вошло в шею у правого плеча...
Теперь полицейские сирены звучали очень громко. И только сейчас Кросс почувствовал, как он пьян. Прошел гнев. Он сел, прислонившись спиной к кассе мясного отдела, и съел одну шоколадку. Полицейские, крадучись, направлялись по проходу в его сторону. Их темные формы были аккуратно выглажены, в руках — револьверы. У одного из них была даже винтовка.
— Замри, подонок! — прозвучавший голос, казалось, принадлежал двенадцатилетнему мальчишке, а не взрослому мужчине. Кросс только начал, есть вторую шоколадку.
— Мы сделали анализ крови этого парня. Вот. Видишь, чего он набрался. Это не наркотики. Просто он напился. В крови у Кросса оказалось столько алкоголя, что хватило бы отправить под стол весь парад в День Святого Патрика.
Вэндел Либрай посмотрел на компьютерную распечатку, которую держал в руках, а затем — на коричневое лицо доктора Хэйла:
— Док, хотите знать, кто такой этот парень Кросс?
— Сбежавший психопат? Но та сумма денег, которая была при нем, похожа на какую-то военную пенсию.
— Вы правильно поняли, — ответил Либрай и, убрав ноги со своего стола, встал и подошел к окну. Было темно, и в грязном окне он увидел отражение своего лица. Его светлые волосы с годами стали реже, а лицо полнее. — Абрахам Келсоу Кросс. Он был лейтенантом военно-морского флота США. Тут говорится о каком-то подразделении особого назначения.
— Типа СЕАЛ?
— Я думаю, да. Родился в 1952 году.
— Господи, а выглядит, как будто ему за сорок, — сказал Хэйл, присаживаясь на угол стола.
— Он был заложником. Самолет захватили. Кажется, тот, который посадили в Ливии пять или шесть лет назад.
Либрай посмотрел на Хэйла и прикурил сигару, которая торчала в уголке рта.
— Именно тот, черт возьми, — сказал Хэйл.
— Как известно, этот парень, убив лидера, бежал. Проклятые террористы взорвали самолет и убили всех оставшихся пассажиров.
— И этот Кросс жил со всем этим? Матерь Божья, — пробормотал Хэйл.
— Во всяком случае, чья-то мать... — сигара не тянулась, и он попытался вновь прикурить ее.
Либрай смотрел на свое отражение, постепенно исчезающее со стекла, до тех пор, пока не взошло солнце, и ему опять пришлось вернуться к столу, на котором он оставил распечатку.
Кросс ушел из военно-морских сил. Почетное увольнение. Инвалидность, длинный перечень операций со сложными медицинскими названиями и упоминание о том, что ему отказано в пенсии по инвалидности.
Либрай снова вернулся к началу страницы. Родился в 1952 году в Чикаго, штат Иллинойс. Дан список школ, все бесплатные. Некоторые из них находились в таких районах, куда можно было появиться только в сопровождении полицейской машины. В 1970 году Кросс с отличием окончил среднюю школу и стал посещать университет, название которого традиционно было символом элитарности. В университете читали курс подготовки морских офицеров запаса. Кросс посещал эти занятия, и по окончании университета ему было присвоено звание офицера запаса. Кросс был участником команды по плаванию, которую готовили к Олимпийским играм 1972 года. Но на игры он не попал после медицинского освидетельствования. В последующих материалах не было никаких упоминаний о проблемах со здоровьем. Оказалось, что Кросс был разносторонним спортсменом и образованным человеком. Числясь в военно-морских силах, он был одним из относительно немногих — Либрай тоже был офицером запаса, — кому предложили перейти в кадровые офицеры. Кросс добровольно согласился пройти обучение по специальным способам ведения войны. Далее следовал список благодарностей. Сведения о нескольких годах его службы отсутствовали. Либрай понимал, что причиной тому были интересы безопасности.
Либрай с сигарой во рту откинулся на спинку, мысленно, год за годом анализируя полученную информацию. Должно быть, Кросс получил повышение, когда произошел угон самолета.
Либрай вошел в камеру предварительного заключения. Он подумал, что Кросс спит или даже находится без сознания, судя по тому количеству алкоголя, которое доктор Хэйл обнаружил в его крови.
У Либрая был друг в газете “Чикаго Трибьюн”, который раскопал материал об угоне. От него Либрай получил необходимые подробности. Кросс перенес несколько операций на лице, которое террористы превратили в кровавое месиво. Сейчас Либрай изучал лицо Кросса. Только внимательно присмотревшись, можно было понять, что его нос был перебит. Но несмотря на это, лицо его было действительно красивым, с высоким лбом и волевым подбородком. Кросс повернул голову и открыл глаза. Либрай чуть приблизился. Карие глаза Кросса были одного цвета с волосами.
— Я сержант Либрай. Как вы себя чувствуете?
Кросс сел, наверное, слишком быстро, и закрыл лицо ладонями. Руки казались большими, массивными. Пальцы были длинные — как у хирурга или... Он вспомнил распечатку — как у пианиста. “В колледже Кросс факультативно занимался музыкой и, наверное, мог бы играть на пианино”, — подумал Либрай. Его дочь и жена тоже играли.
— Было и получше, — его лицо было закрыто руками, а голос звучал приглушенно.
— В супермаркете все называют вас героем, а мы пытаемся понять, черт возьми, что делать с человеком, который только что убил пятерых.
Кросс поднял голову и посмотрел на Либрая через пальцы.
— Хорошо. Когда решите, что делать, сообщите обязательно мне. О'кей?
— Чем вы занимались после того, как ушли из военно-морских сил, мистер Кросс?
— Учился на заочных курсах, чтобы стать дегустатором на винокуренном заводе.
Либрай засмеялся.
— Я имею в виду, чем вы зарабатывали себе на жизнь?
— Играл на пианино у Риты в “Комнате ночных грез” на Элстоне. Вы видели меня там?
— Нет. Когда вы в последний раз работали?
— Пару недель назад. Рита умерла, а ее муж взял маленький эстрадный ансамбль.
— Вы получали пособие по безработице?
— Нет, — коротко ответил Кросс.
Либрай мысленно вздрогнул.
— Что вы делали в супермаркете в тот вечер?
— То же самое, что и пожилая черная леди и тот парень в спортивном костюме — делал покупки.
Он опять закрыл лицо руками, но тут же вновь поднял глаза.
— Сигарета есть?
— Я курю сигары.
Либрай выглянул в коридор и заметил полицейскую Мэри Герш.
— Мэри, быстренько найдите несколько сигарет для этого парня, хорошо?
— Каких сигарет, сержант? — спросила она.
— Секундочку, — он повернулся к Кроссу.
— “Пэлл-Мэлл”, а если их нет, то “Кэмел”.
Либрай повторил слова Кросса, и Мэри, улыбнувшись, исчезла в глубине коридора.
Этот незначительный эпизод явился для Либрая своего рода психологическим экспериментом. Он еще сохранял способность делать выбор и отдавать чему-то предпочтение. А это значило, что у него есть собственное “я”. Либрай вновь вернулся в камеру.
— Ну и у вас есть какие-нибудь соображения, как мы поступим с вами дальше?
— Отпустите меня?
— Отличная мысль. А как насчет завтрака? По времени уже пора.
— Я не уверен, что вы принесли мне пиво и кукурузные хлопья из супермаркета.
— Конечно, нет. А как насчет чашечки кофе?
— Из автомата?
— Нет. У меня в кабинете есть кофеварка. Я сейчас вернусь, хорошо? И заодно принесу вам сигареты, — сказал Либрай, выходя из камеры и закрывая за собой дверь.
Он повернулся к полицейскому, которого поставил в коридоре вне поля зрения Кросса.
— Наблюдай за ним. В случае, если он попытается что-либо сделать с собой, ты знаешь, как действовать.
— Слушаюсь, сержант, — ответил негр-полицейский.
Либрай пошел по коридору, перехватил Мэри Герш и заплатил ей за сигареты, которые она купила для Кросса. В своем кабинете он нашел последнюю информацию. Но в ней не было ни слова из штаба военно-морских сил. Последние два часа он пытался связаться с ними, с людьми с Великих Озер. Может, у них были какие-нибудь идеи, что ему делать с человеком, только что убившим пятерых, но которого свидетели называли героем.
Он налил две чашки кофе. Это была длинная ночь. Его жена, наверное, переживает, что он до сих пор еще не вернулся домой после того, как его подняли с постели сообщением о резне в супермаркете. Именно так это происшествие было названо в телефонном звонке, разбудившем его, и именно так это выглядело, когда он прибыл на место.
