Первый выстрел Барклая должен был послужить сигналом для остальных бойцов. Караван рубежа не достиг – должно быть, старший объявил привал, и медлить теперь нельзя – если конвой разбредется в стороны от тропы, то задача многократно усложниться. Уже сейчас подполковник был озабочен теми молодцами, что исчезли из поля зрения.
Занимавший неплохую позицию справа от тропы Терентьев понял приказ командира мгновенно. Неприметно кивнув, он тут же тихо исчез в «зеленке». «Там будет порядок! А вот слева один Кравец. Черт! Кто же знал, что они решат тут устроить перекур?!» – лихорадочно размышлял Барклай, с трудом отыскивая хорошо замаскировавшегося со снайперкой Димку.
– Духа видишь? – знаком спросил он у него.
– Нет, – на том же языке отозвался тот.
Зато молодой лейтенант, смекнув о причине беспокойства командира, вовремя подсуетился.
– Цель вижу! – энергично просемафорил он правой кистью и с умоляющим ожиданием смотрел на подполковника.
«Ладно, – скрепя сердце, подумал тот, – не маленький уже, не курсант. Пора и ему доверять!»
И, дозволив Кравцу заняться отошедшим в заросли бандитом, поймал в прорезь прицела грудь закурившего сутулого кавказца…
* * *
Немногочисленное подразделение русского спецназа отчаянно сопротивлялось. Группа из десяти-двенадцати человек слаженно и за считанные секунды успела ухлопать почти всех людей Мансура. Тот сразу понял: здесь на крохотной полянке «посчастливилось» столкнуться с настоящими охотниками-профессионалами. Сам он так и остался лежать посреди разлапистых ветвей, сжимая в одной руке автомат, в другой портативную рацию, изредка издававшую противное шипение. Не сделав ни единого выстрела, почти не двигаясь, дабы не обнаружить себя, не привлечь внимания неверных, хитрый чеченец лишь осторожно осматривался, да приглушенно поторапливал по радио Араба.
И слегка запоздавший отряд Араба все же появился. Появился как раз в тот момент, когда стрельба почти утихла, и Мансур, почувствовав пробежавший по спине холодок, наблюдал из-под куста за беззвучно крадущимися тенями русских бойцов, решивших обследовать поляну и убедиться в гибели караванного конвоя…
Да, Араб был мастером подобных делишек. Девятилетнее участие в войне, начал которую рядовым боевиком у Арби Бараева; бесчисленные вылазки, налеты, теракты, засады на дорогах – все это в результате сложилось в огромный боевой опыт удачливого полевого командира. Сегодня его умению продумывать и организовывать секретные операции мог бы позавидовать любой выпускник Российской академии Генерального штаба.
Его люди появились неожиданно. Шквал огня обрушился на русский спецназ в тот момент, когда четверо бойцов в разгрузочных жилетах и головных повязках защитного цвета достигли центра поляны – серого угловатого валуна вросшего в землю рядом с тропой. Эти четверо погибли сразу. Следом моджахеды подавили огонь двух русских, оказавшихся позади каравана. Остальные приняли бой и не собирались ни сдаваться, ни отходить назад. Занимая неплохую позицию, они отвечали короткими и точными очередями из своего мощного бесшумного оружия и в свою очередь тоже изрядно потрепали отряд Араба. Его моджахеды напирали с южной стороны; не жалея патронов, давили; пытались обойти поляну по скальным уступам и взять спецназовцев в клещи… Но те отчаянно отстреливались, прекрасно владели оперативной обстановкой и пресекали любые хитрости мусульман.
Скоро и с той и с другой стороны в ход пошли гранаты.
Схватка грозила стать затяжной…
Однако все решил один из расторопных воинов Мансура. Тот самый, что был послан им в сторону от тропы – осмотреть местность. Именно его находчивость и решила исход кровавого поединка на дне лесистого, глубокого ущелья.
Способ второй
2-4 сентября
Крепкие матерные словечки так и норовили вырваться из уст связанного Барклая. Им бы – этим словечкам, сейчас не помешали ни разбитые губы; ни сочившаяся, солоноватая кровь, которую поминутно приходилось сплевывать…
Да что от них было проку?! Ругаться следовало раньше, когда готовил и натаскивал прибывшую из училища молодежь.
Мало натаскивал! Недостаточно был строг и требователен! Редко наказывал! Да что там наказывать?! Гнать следовало в три шеи в армейский спецназ тех, кто не дотягивал, не укладывался в жесткие требования. А теперь… Теперь следовало молиться богу или уповать исключительно на удачу, на счастливый случай. Но надежд на эти «чудесные» составляющие успеха становилось все меньше и меньше.
Троицу выживших бойцов куда-то вели по скользкой пыльной тропе. Руки их накрепко скручивала длинная веревка, образующая единую связку; глаза закрывали плотные повязки, свернутые из их же, спецназовских бандан. Ноги для самостоятельного передвижения оставались свободны, да от этого легче не становилось.
Первым в связке, спотыкаясь, шел подполковник; вторым шагал его заместитель Толик; замыкающим плелся молодой Кравец.
Идиот! Салабон в лейтенантских погонах!.. Именно из-за его нерасторопности и слабости пришлось…
Барклай зло сплюнул опять накопившуюся во рту кровь.
Способных продолжать бой у лесной проплешины оставалось трое: Толик, раненный Димка Логинов и сам Барклай. Не много, если рассчитывать на благополучный финал в проваленной операции; но и не мало, для того чтобы испортить «чехам» праздничное настроение по поводу хитро организованной ловушки. Втроем они еще поспорили бы с бандой. Ох, как поспорили, если бы не слабак Кравец!..
Признаться, подполковник посчитал его убитым, когда тот, нырнув в заросли за ушедшим в сторону от тропы бандитом, надолго пропал из виду.
Да… лучше бы его там убили!..
Грех, конечно, так рассуждать, но…
Но мальчишка оказался жив. Мало того, бандит обезоружил лейтенанта и, прячась за обмякшим телом, выволок из кустарника, приставив к горлу десантный нож.
Вот тут-то, увидев обезумевшие от страха и полные страдания глаза молодого подчиненного, Барклай хрястнул с досады своим автоматом о камень и медленно встал, подняв руки.
Встал и Толик. Раненный Димка подняться не смог…
Человек, не ведавший ранее провалов, будет до самой последней минуты надеяться на чудо, на счастливое спасение. И лишь тот, кто успел не раз побывать в когтях смерти, способен в самой критической ситуации более или менее четко себе сказать: да, приятель – это конец. Барклай даже в то ужасное мгновение, когда пришлось поднять руки, не считал положение безнадежным, еще лелеял надежду на другой исход, ибо случались в его биографии схожие переделки. И каждый раз выпутывался, отыскивая крошечную лазейку, изобретая единственно возможный способ…
Но теперь все складывалось иначе – из зарослей появлялись все новые и новые боевики; вооруженные до зубов, озлобленные потерями; с волчьими, наполненными ненавистью взглядами…
Тогда-то он и буркнул:
– Все. Отвоевался.
Раненного Димку Логинова добили сразу, без единого слова, без секунды сомнения. Прищурив колючие глазки, предводитель банды подозрительно косил и на окровавленное колено Барклая. Правда, позже, когда оставшихся в живых русских избивали, он принял решение отсрочить его смерть – не смотря на касательное ранение, тот все же крепко стоял на ногах…
И вот, избитых, связанных, утерявших веру в спасение, под конвоем многочисленного отряда их куда-то ведут. Впрочем, где бы они ни оказались, перспектива остаться в живых не маячила – не перерезали глотку в ущелье, значит, решили приберечь для показательной казни в бандитском стане.
– Так мне, мудаку и надо! – прошептал Барклай разбитыми губами. – Полгода собирался написать рапорт! Нет, опять поперся!.. Дома такая баба ждет, а я ползаю по этим скалам во главе детсадовского сброда. Старый придурок!..
– Брось, Барк. Кто ж знал, что так случится, – послышался за спиной приглушенный голос Толика.
Вздохнув, командир группы промолчал…
Нет, он обязан был предугадать, предусмотреть все нелепости, приведшие к провалу задания, к гибели группы. Сколько сотен километров намотал пешкодралом по горам, да по лесам чеченским! Сколько сожрал сухпаев! Скольких товарищей здесь похоронил!.. А до конца прокачивать подобные нюансы так и не научился.
Толик – капитан Терентьев, хороший парень. И в такую минуту найдет пару слов, чтобы попытаться успокоить, поддержать. Однако нетрудно представить, каково сейчас ему. Года не прошло, как получил капитана; женат всего пару лет; скоро станет отцом…
По крайней мере, должен был им стать.
«Чертова повязка на глазах!» – подполковник поморщился от боли, оступившись на каменной россыпи пологой тропы. Вблизи той несчастливой поляны одна из чеченских пуль саданула по самому краю коленного сустава. Того самого больного сустава, что лечил в лучших московских клиниках почти год. Трижды ложился под нож хирурга… И вот опять. Вся левая голень давно была мокрой – кровь основательно пропитала штанину до самого ботинка. Да что там до ботинка – даже ступня ощущала неприятную липкую влагу.
