— В Забайкалье.
— Для меня это почти одно и то же, — признался Джулухидзе и улыбнулся. — Почти на краю света... А вам, я думаю, лучше всего не брать в голову наши заботы. Спокойно возвращайтесь на службу и оставьте все дела нам.
— Я хотел бы задержаться, — сказал Андрей. — Чтобы присутствовать...
— Это ваше личное дело, — перебил его полковник. — Только учтите: я бы не хотел, чтобы вы как-то влияли на следствие. Найдем концы, возьмем виноватых — вам сообщат без промедления...
Андрей вдруг понял: за внешней доброжелательностью полковника, за его показным участием скрывалось лишь естественное желание чиновника, на котором повисла масса дел, отделаться от любого просителя, сплавить его подальше.
— В любое время, — заливался полковник, — приходите ко мне... Проинформирую лично... Сделаем все возможное... Главное — верить в успех.
Андрей встал:
— Благодарю за внимание, товарищ полковник. Что касается веры — не обещаю. Я — атеист...
Андрей шел по коридору к выходу, опустив голову и покусывая нижнюю губу. Ощущение собственного бессилия привело его в состояние безысходного отчаяния. Он готов был взорваться и крушить подряд все, что подвернется под руку. Навстречу ему двигался высокий мужчина в серых брюках и голубой безрукавке. Проходя мимо Андрея, он вдруг толкнул его плечом.
— Извините, — сказал Андрей машинально, подумав, что столкновение произошло по его собственной неловкости. Но тут же последовал новый, достаточно ощутимый толчок. Андрей резко обернулся, готовый сказать резкость, и встретился с парой серых улыбающихся глаз.
— Владик?! Черт! — сказал он растерянно и распахнул руки. — Ты как здесь очутился?
С Владиком Кольцовым они учились в школе с пятого по десятый класс и потеряли друг друга из виду, когда Андрей уехал в военное училище.
— Капитан милиции Кольцов, — представился Владик с нарочитой серьезностью.
— Обскакал! — воскликнул Андрей. — Извините, товарищ капитан, я с вами так фамильярно...
— Хорошо понимаете службу, товарищ Бураков, — в тон ему ответил Владик. Они порывисто обнялись, стиснув друг друга по-медвежьи сильно и горячо.
— Вот, был у вашего Джулухидзе, — сообщил Андрей.
— Почему у нашего? — удивился Владик. — Начальик УВД — достояние общенародное. — И тут же с другой, скорбной интонацией: — Знаю, что тебя сюда привело. И даже догадываюсь, что тебе сказал Джу-Джу.
— Даже так? — удивился Андрей. — Значит, результат нашего разговора можно было спрогнозировать?
—Сомневаешься?
— Нет, но все же... В чем дело?
— Это не коридорный разговор, — сказал Владик. — Зайдем ко мне, поговорим.
Он подхватил Андрея за талию и повлек за собой. У одной из дверей достал из кармана ключ, отпер замок и пропустил гостя в стандартный кабинет — с двумя столами, двумя шкафами, с массивным сейфом, разделенным на два этажа — верхний и нижний, и с одним окном, забранным мощной решеткой.
— Садись, — предложил Владик, выдвинул стул и смахнул с него рукой невидимую пыль. — Гостем будешь.
Андрей устало опустился на стул.
— Почему же мне Джулухидзе не сказал напрямую, что надеяться не на что?
— Ха! — Владик обозначил взрыв скептического смеха. — Кто же в нашей конторе рискнет расписаться в собственном бессилии? И Джу-Джу на такое тоже не способен.
— Почему?
— Да потому, дорогой, что он сейчас не столько служит, сколько балансирует на тонкой проволочке над пустотой.
— Не понял.
— А что понимать? Союза не стало. Границы открыты. Человеку нерусскому сейчас у нас трудно определиться, кому служить, что делать. С одной стороны, он вроде бы служит России, но что это за страна? Есть ли в ней власть, которая защитит его принципиальность и преданность державе? Может, выгоднее сочувствовать своим землякам, которые помаленьку скупают Россию, присваивают все, что можно, и одновременно стараются с ней окончательно порвать связи...
— Ты против грузинской самостоятельности? — Вопрос Андрея прозвучал испытующе.
— Нет, почему, пусть катятся куда хотят. Только чтобы была строгая определенность. Мне не нравится, когда словами о самостоятельности прикрывают повышение цен на самые кислые мандарины в мире и самое кислое вино.
— Понял. И что же полковник?
— Джу-Джу? Главное — он боится высказывать свое мнение столь же определенно, сколь я. И потому в сложных делах крутится как уж на лопате. С одной стороны, вроде служит закону. Обязан служить, во всяком случае. Потому как получает деньги. С другой стороны, закон сейчас настолько ослаб, что не защищает ни граждан, ни тех, кто ему служит. Это заставляет Джу-Джу опасаться копать глубоко. Чтобы не накликать на себя беду.
— Что ты имеешь в виду?
— Эх, Андрюша! Вспомни ростовскую историю...
— Убийство полковника Блахотина?
— Именно. Следствие тогда сработало четко. Выявили участников и пособников. Убийц даже удалось арестовать в Ереване. Но вывести их в Россию для следствия и суда армянские боевики не дали...
— Ты говоришь, будто и здесь та же компания.
— Не исключено.
— Предполагаешь? — спросил Андрей с подозрением. — Или есть основания?
— Или есть...
— Значит, надо гнать прочь таких деятелей, как ваш Джу-Джу! Сраной метлой! На кой черт занимает место?
— Как на кой? — шумно высказал удивление Владик. — Что ты понимаешь, скептик несчастный! Таких, как наш Джу-Джу, один-два на всю страну! Он лучший тамада в мире...
Владик встал, вознес вверх правую руку, словно держал в ней рог с вином:
— Благородный рыцарь Дон Алонзо собирался в крестовый поход. Он надел на свою верную супругу Донну Алисию пояс целомудрия, чтобы уберечь от соблазна измены, запер замок на поясе, а ключ отдал Дону Альварецу, своему другу. И сказал, садясь на коня: «Если не вернусь из похода, откроешь замок и освободишь плоть Алисии». Дав коню шпоры, Дон Алонзо поскакал к войску. Вдруг у ближних холмов его остановил громкий крик. За рыцарем вдогонку скакал Дон Альварец. «Мой друг! — возглашал он и махал рукой. — Ты оставил нам не тот ключ!» Так выпьем, друзья, за крепкий мужской союз, за мужскую верную дружбу!
Андрей скупо усмехнулся.
— Когда потребуется тамада, я буду иметь полковника в виду. Сейчас нужен хороший сыщик.
— Ха! — сказал Владик. — Ты хочешь, чтобы у каждого было по нескольку талантов? Это, друг мой, чересчур!
— А ты тут чем занимаешься, Влад?
— Всем понемногу, только не сыском. — Кольцов явно не собирался говорить о своей работе, и Андрей это понял. — Так что помочь не могу...
— Спасибо. Ты мне помог...
Андрей вышел из управления, прислонился к чугунной ограде бульварчика, тянувшегося к вокзалу. Полез в карман, достал сигареты, заглянул в пачку, ничего не обнаружил, с ожесточением смял и резко швырнул в урну. Ударившись о ствол липы, комок точно попал туда, куда и положено.
Дождь перестал. Промытое небо отливало густой синевой. Светили оранжевые уличные фонари. Ночь обещала быть прохладной и тихой.
Поправив фуражку, Андрей собирался идти, как кто-то взял его за руку выше локтя. Андрей резко обернулся.
— Извини, старлей...
Рядом стоял кряжистый, крепкий мужчина, метр в плечах, два — ростом. Из-под копны темных волос на Андрея смотрели блестящие глаза, холодную остроту которых нисколько не смягчала радушная улыбка, растягивавшая полные губы.
— Слушаю, — сказал Андрей и резко стряхнул чужую ладонь со своей руки.
— Это ты сейчас был у Кольцова?
— А ты кто такой? — ответил Андрей вопросом, намеренно нажимая на «ты», чтобы показать нежелание вести какие бы то ни было разговоры.
— Я?! — В голосе незнакомца прозвучало искреннее удивление, словно бы артиста Папанова, выходившего с сеанса «Бриллиантовой руки», не узнал восторженный кинозритель. — Я капитан милиции Катрич. Артем Катрич, если угодно.
— Слушаю вас, товарищ капитан, — не принимая предложенного обращения, сказал Андрей.
— Ты к остановке? — поинтересовался Катрич. — Я провожу. Есть разговор.
— Я уже заметил, что у вас тут полно мастеров разговорного жанра, — недовольно буркнул Андрей.
Они медленно двинулись навстречу освежающему ветерку, который благодатной свежей струёй тянул с реки.
— У меня жанр не разговорный, — сказал Катрич, отвечая на реплику. — Я сыскарь. Вот увидел тебя в коридоре и понял — ты Бураков. Так?
— Что дальше? — сухо спросил Андрей.
— Тебе нужна помощь, верно? Ты же за этим приходил в управление?
— Вы что, всем помогаете?
— Просто мне показалось, что мы можем стать союзниками.
— В чем?
— У вас убили отца. У меня — друга. Я подозреваю, что все это работа одних рук. За такое следует отомстить.
— Я ищу не мести, а правосудия.
— Блажен, кто верует, — сказал Катрич и хмыкнул, усмехаясь. — Разве оно есть сегодня? На суд обывателю надеяться не приходится...