– Хорошо, – отставной полковник еще раз взглянул в лицо капитана Барышева.
"Такой молодой, такой красивый, такой сильный! Жить и жить бы тебе, парень. И зачем ты сунулся в это дело?
Подобные дела не для твоих мозгов. Вот и лоб у тебя низкий, а значит, интеллектуальное развитие явно хромает".
Отставной полковник, конечно же, не произнес свой монолог вслух. Он только подумал это, испытывая к Барышеву даже некоторое сострадание.
– Я пошел. Потом позвоню. Охраняйте его. Охраняйте как зеницу ока. А если попытается бежать – убейте. Только желательно, чтобы все было тихо.
Савельев поднялся наверх, в ту комнату, где стоял в углу серый, стального цвета сейф. Владимир Владиславович быстро набрал код, затем открыл массивную дверь, извлек из сейфа дипломат коричневой кожи, поставил его на стол и поднял крышку. Увидев содержимое дипломата, отставной полковник облизнул языком свои полные губы.
– Да… Есть из-за чего стараться, ой есть, – прошептал он сам себе.
В двери стоял охранник. Но охранник не мог видеть, что находится в дипломате.
А там лежали аккуратные пачки стодолларовых банкнот. Даже не считая, Владимир Владиславович Савельев знал, сколько здесь денег. Знал он также и то, что все эти деньги должны будут завтра утром оказаться в сейфе Матвея Фроловича Санчуковского.
А вот кто стоит над Санчуковским – об этом отставной полковник не знал. Более того, он даже боялся думать об этом, хотя и догадывался. Но от подобных догадок у него начинали дрожать руки, пересыхало во рту и язык приклеивался к небу.
– Фу ты, черт подери! – Владимир Владиславович опустил крышку дипломата и быстро повернул кодовые замочки. – Возьми этот чемоданчик, – обратился он к охраннику.
Тот приблизился к столу и взял в руки роскошный дипломат.
А сам Владимир Владиславович быстро закрыл сейф, но перед этим вытащил из папки разграфленный лист и в одной из граф поставил своим «вечным пером» маленькую аккуратную птичку. Затем спрятал документы в сейф.
– Пойдем, – обратился Савельев к охраннику. – Этот чемодан повезете во второй машине. Остальным скажешь, чтобы оставались здесь.
Загородный дом охраняли девять человек.
Были отданы последние распоряжения, и два черных «мерседеса» умчались по Волоколамскому шоссе.
* * *
Железная дверь подвала со скрипом закрылась, щелкнул ключ и проскрежетал засов. Охранники, поднявшись наверх, расположились в гостиной. В подвале, глубоко под землей, горела одна-единственная лампочка, слабая, желтая, схваченная проволочным колпаком, словно спрятанная за решетку.
* * *
Через полтора часа капитан Барышев пришел в себя.
Почти сразу он осознал, что с ним произошло. Единственное, чего Андрей не мог знать, так это какие распоряжения оставил маленький лысый человек, имя которого – Владимир Владиславович – пробилось сквозь густую пелену тумана в сознание Андрея и засело там очень крепко – так, как застревает под кожей острая сухая заноза. Вытащить ее можно, но для этого надо приложить усилия и изрядно повозиться.
– Владимир Владиславович… Владимир Владиславович, – шептал потрескавшимися окровавленными губами капитан Барышев. "Где-то я слышал это имя, но где и когда? Хотя какая к черту разница? Если они мне сделали укол… Значит, я обо всем рассказал, значит, им известно, откуда я и кто меня послал. Значит, судьба моя решена.
Скорее всего, меня убьют и постараются при этом, чтобы я исчез бесследно. Зачем им свидетели? Разве можно оставить в живых человека, знающего их в лицо, слышавшего их имена? Но вот маленький фотоаппарат с пленкой, на которой отсняты кадры передачи денег и наркотиков, – у меня. Фотоаппарат лежит под черным комодом в коридоре. Вот если бы этот фотоаппарат и пленку как-то переправить своим, тогда можно было бы считать, что погиб я не бессмысленно, принес хоть какую-то пользу… Но почему я поступил так неосмотрительно? Почему не подумал, что может существовать аппаратура, видеокамеры, что за каждым самым дальним углом этого здания установлена слежка и любое движение в доме снимается на пленку? Как я об этом не подумал?!"
Нестерпимо болели заломленные руки, раскалывалась голова. Кровь стучала в висках, и казалось, голова от боли может разлететься на куски, рассыпаться на тысячу осколков, взорваться так, как взрывается лампочка от слишком большого напряжения. Андрей с трудом приподнял голову и взглянул на тусклую лампочку у противоположной стены.
«Неужели нет выхода? Неужели я не смогу отсюда выбраться?» – и капитан Барышев с неистовым отчаянием попытался высвободиться из оков.
Его суставы захрустели, и в какой-то момент он почувствовал, что кожаные ремни, которыми стянуты руки, немного ослабели. Андрей судорожно вздохнул. Пот заливал глаза. Каждая мышца дрожала от невыносимого напряжения.
– Надо.., надо., надо… – шептал Барышев, делая одно усилие за другим.
Заскрежетали засовы, звякнул ключ. Железная дверь отворилась. На пороге подвала появились два дюжих охранника. Они были явно выпивши, а может быть, одурманены наркотиками.
– Ну что, мент, хотел, чтобы нас всех перестрелял ОМОН? – сказал тот охранник, который делал укол. – Так вот, не вышло по-твоему, – и он, широко размахнувшись, ударил Барышева по лицу. – Давай повесим его на крюк, – предложил охранник своему напарнику.
И уже через пару минут Андрей Барышев, капитан регионального управления по борьбе с организованной преступностью, висел на крюке. Он был до пояса голым, рубаху с него сорвали.
– А сейчас мы тебе, сволочь, выпустим кишки, и ты будешь на это смотреть, – куражились охранники. – Нам не привыкать, ты не первый, кто подохнет такой смертью.
И Барышев вспомнил. Действительно, двое его друзей из их же управления, старший лейтенант и майор, с прозаическими фамилиями Синицын и Петров, бесследно исчезли. А ведь они занимались этим же делом.
– Ну, Малыш, давай, – пробурчал высокий, вытаскивая из кармана нож с выкидным лезвием. – На, возьми.
– Да у меня есть свой, – отозвался невысокий коренастый охранник и повертел маленькой коротко стриженной головой.
– Ну, что ты стоишь? Выпусти ему кишки, выпусти.
– А может, не надо? – коренастый поморщился. – Не хочется мне этой грязи..: С уборкой потом придется возиться.
– Ну, ну, привыкай к крови, полюбуйся видом развороченных внутренностей. Давай.
– Да не хочется мне.
– Я кому сказал?! – рявкнул высокий.
– Ладно…
Коренастый нагнулся, поднял штанину, и в его руке появился нож. Лезвие ярко сверкнуло. Он провел ногтем по острию.
– Какой замечательный нож!
И, подойдя к подвешенному за руки капитану Барышеву, коренастый охранник быстро полоснул его по животу. Андрей судорожно сжался и закричал. Охранник полоснул ножом еще раз, и кишки вывалились к ногам Барышева.
– А теперь покрути его. Ну, покрути!
Коренастый охранник взял Андрея за плечи и резко крутанул слева направо. Тело Барышева завертелось, и кишки потянулись по полу, наматываясь ему на ноги.
Охранники принялись гоготать и смотреть в искаженное предсмертной судорогой лицо капитана Андрея Барышева.
– Ну, мент, как ты себя чувствуешь теперь? Ты хотел, чтобы нас всех перестреляли твои дружки? Так не будет этого. Не будет! – кричал тот, что вспорол живот Андрею Барышеву. – Никогда не будет, мент, никогда!
Он подбежал и ножом полоснул по кишкам. Но Барышев уже не видел и не чувствовал, как над ним глумились и издевались накачавшиеся наркотиками охранники.
* * *
Потом, когда стемнело, изуродованное, исполосованное тело Андрея Барышева всунули в брезентовый мешок, предварительно положив туда кусок чугунного рельса и еще какую-то тяжелую железяку. Брезентовый мешок завязали, погрузили в лодку, и когда луна спряталась за тучу, вывезли на середину озера и сбросили с лодки. Мешок тяжело перевалился через борт и бесшумно ушел на дно.
Охранники закурили.
– Ну, греби к берегу, – сказал тот, что был повыше.
Коренастый навалился на весла. Заскрипели уключины, и лодка поплыла к берегу, к длинным мосткам.
Возле них лодку привязали.
– А какая там глубина? – поинтересовался коренастый, передавая ключ от лодки высокому.
– Метров восемь или девять. Я один раз ловил там рыбу.
– Ну, нормально.
– Да, дно там заболоченное, и я думаю, мент этот ушел в ил.
– И превратится он в сапропель, – сказал коренастый, тяжело ступая по мосткам.
Доски поскрипывали, прогибались, охранник докурив сигарету, швырнул окурок в воду. Он пролетел красной точкой и с шипением погас.
– Это третий, – заметил коренастый.
– Нет, уже пятый, – разминая затекшие ноги, откликнулся высокий.
– Ну и хрен с ними. Не жалко этих гадов.
– Чего же их жалеть? – удивился высокий и двинулся к дому.
