– Нам не надо, – усмехнулся полковник, – не пытайся подкупить следствие даже «Карсом». Я понимаю твое состояние. Сане налей и сам выпей. Только немного, потому что нам предстоит еще один вопрос решить. Вот, познакомься, – показал Баранов на человека, которого привел в дом. – Некогда мой прямой руководитель, был он тогда полковником КГБ, но его Андропов «продал», и теперь, кажется, он называется... Как ты, Станислав Сергеевич, называешься?
– Теперь я называюсь комиссаром.
– Вот-вот, комиссаром, только большевистские красные портянки не носит...
Александра взяла рюмку, налитую мужем, поймала его взгляд и вышла в соседнюю комнату. Она всегда была деликатной и уходила, когда понимала, что разговору мужчин может помешать. Круг общения у Александра в основном служебный. И не все разговоры положено слушать посторонним.
– Станислав Сергеевич Костромин, – повторил гость. – Комиссар Интерпола, руковожу новым в нашем ведомстве сектором «G» по борьбе с международным терроризмом.
– Капитан Басаргин, – ответно представился Александр, вытянувшись по стойке «смирно», как и положено капитану перед двумя начальниками во время представления.
– А я бы выпил рюмочку... – сказал комиссар.
Капитан налил ему, посмотрел на Баранова, налил и полковнику.
– Но у вас же, товарищ комиссар... Извините, господин комиссар...
– Ничего, все ваши офицеры еще не привыкли, в том числе и ваш непосредственный начальник... Это я привык к тому, простите за каламбур, что вы не привыкли. Продолжайте...
– У вас же давно существует антитеррористический отдел. Я помню, готовил сам материалы для вас по Карлосу[1]. Он тогда приезжал в Москву, но мы об этом узнали только на следующий день после его отъезда. И проходила информация по нашему отделу, потому что он встречался с чеченской диаспорой. Правда, тогда разговор шел не о терроризме, а о наркоторговле.
– Есть такой отдел. Вернее, он называется у нас подотдел. Еще в восемьдесят пятом был создан. Занимался сначала только борьбой с угонщиками самолетов, незаконной торговлей оружием и взрывчатыми веществами, морским пиратством и попытками нелегального оборота оружия массового поражения. Чуть позже начал более широко действовать. Против людей, типа Карлоса. А сегодня назревает несколько иная ситуация, и создан наш сектор. Особый сектор, хотя во многом спорный и экспериментальный.
– И чем он занимается?
– А вот об этом я имею право рассказать только человеку, который согласится с нами сотрудничать.
Басаргин посмотрел на полковника Баранова. Тот любовался коньяком в рюмке и глаз не мог оторвать от игры напитка в лучах солнца, пробивающегося сквозь легкие шторы.
– Я так понимаю, что мне делается конкретное предложение?
Баранов прокашлялся:
– Вот что, Саша... Интерпол запрашивал нас еще четыре месяца назад. Тогда рассматривалось восемнадцать кандидатур. Устроили маленький конкурс. Ты в списке оказался первым... Хотя был там единственным капитаном. Остальные – два майора, два подполковника и полковники. Уж не обижайся на меня – сам виноват, я тут ни при чем. Умываю, как говорится, руки...
– Новая работа будет проходить...
– Нам нужен человек для создания новой службы в России. Хотя работа предвидится, возможно, по всему миру. По крайней мере, по ближайшим к России странам, это несомненно. Ну и, естественно, предстоят частые поездки в нашу штаб-квартиру в Лион[2].
– Но ведь у нас есть НЦБ[3]... Разве оно...
– Нет. Оно работает само по себе. НЦБ слишком на виду у всех, чтобы делать то, что делаем мы. Я даже не появляюсь там, когда приезжаю в Москву, чтобы не «засветиться». Впрочем, сотрудники НЦБ знают меня как бывшего комиссара сектора по борьбе с наркотиками. В этой должности я Россию посещал и проводил операции на Урале и на Дальнем Востоке.
– Я так и не понял, чем будет отличаться новое подразделение от НЦБ.
– Я о том и веду речь, что смогу рассказать это только своему новому сотруднику, – комиссар улыбнулся. – Единственное, могу сообщить, что новая работа будет напрямую связана с вашей нынешней деятельностью. Тот же профиль, только под другим углом зрения...
А капитан просто растерялся. Предложение поступило слишком неожиданно. Он не планировал в своей карьере таких резких перемен и сразу ответить что-то просто не смог.
– А как же наш отдел? – спросил полковника таким тоном, словно надеялся, что Баранов начнет его отговаривать.
– Ты для нас – большая потеря, не скрою, и не боюсь, что зазнаешься. Но дело того стоит.
– Мне надо подумать. Хотя бы несколько дней.
– До вечера, – категорично сказал Станислав Сергеевич. – Вечером я к вам заеду. Сюда. Надеюсь, господин полковник... Простите... Товарищ полковник... ради такого случая и в связи с семейными обстоятельствами освободит вас на сегодня от службы.
– Он освободит, – сказал полковник и сам налил себе вторую рюмку коньяка. На дорожку. После чего встал. – Только протокол по сегодняшнему делу тебе придется дома подписывать. Я сейчас Лысцова пришлю, составите все, подпиши и будь до вечера свободен. Подумай хорошенько, потому что шаг это рискованный, но не каждому такая возможность предоставляется.
Встал и комиссар.
– Я имею право с женой посоветоваться? – спросил Александр.
– Конечно, – комиссар такому вопросу даже удивился. – Очевидно, это мое упущение – не объяснил... Не только имеете. Это необходимое условие, потому что, в случае согласия, вам вместе с ней предстоит полностью переменить свою жизнь. Полностью и кардинально! Но она должна тоже уметь молчать, потому что жены наших сотрудников автоматически становятся такими же сотрудниками. Так сказать, специфика. Бывает, что становятся и вполне официально... И довольно часто принимают участие в боевых операциях. Это серьезно. Жена должна быть готова к такому повороту событий.
– Молчать она умеет. Ее родители только через три года после нашей свадьбы узнали, что я не в армии служу, а в ФСБ. Для них я был просто офицером.
– Теперь, надеюсь, будете просто полицейским, – улыбнулся Костромин. – Впрочем, в России нет полицейских. Даже налоговую полицию у вас разогнали. Тогда лучше оставаться просто офицером, как и прежде. Итак, мы договорились. Посоветуйтесь... При вашей новой работе, если вы согласитесь – я не буду скрывать! – опасность вы будете делить с женой пополам.
– Я объясню это, – кивнул Басаргин.
– А я ближе к вечеру предварительно позвоню. Может быть, мне и приезжать не надо будет. Я понимаю, что каждый человек вправе сам решать свою судьбу. Не так просто броситься с головой в омут, не зная даже, что тебя там может ждать. И не буду вас обвинять, если откажетесь... Но это все-таки рост и перспектива. Поэтому рекомендую хорошенько подумать.
В тугаях кабан хрюкает. Злобно, раздраженно, с подвизгом.
Это вообще страшное, если разобраться, дело – встреча с диким и озлобленным на весь мир кабаном-секачом. Кто ходил местными тугаями, знает, что в Тигровой балке[4] и вокруг нее многочисленные тропы не людьми проложены. Кабаны и олени протоптали корни тугайника, и кустарник отступил вправо и влево. Но отступил он только по земле, на уровне роста животного. Взрослому же человеку по этим тропам ходить неудобно. Приходится пригибаться, потому что поверху ветви отступить не пожелали и смыкаются, переплетаются, норовят в волосы вцепиться и глаз выколоть.
Абдулло повел головой, прислушался. Голос кабана удалялся. Если на такой тропе с секачом встретиться – убежать невозможно. В стороны через тугайник не проберешься. Кабану там легче не застрять и догнать человека. А просто бежать очень неудобно – не выпрямишься. А стрелять по животному – дело запороть...
Он перебросил тяжелый автомат со спаренными рожками в левую руку и осторожно двинулся дальше. До поляны, где тугаи кончаются и начинается небольшая, в пару десятков деревьев роща тутовника, осталось еще шагов пятьсот. И к каждому звуку следует прислушиваться.
Где-то выпь кричит. Она птица ночная. Или вообще непонятно какая. Днем болото клювом ковыряет, по ночам кричит. А голос визгливый, не птичий. Дрожь по коже от такого крика пробегает. Часто этот крик раздается, когда выпь человека видит. Не идет ли кто?
Пограничников здесь немного, но они злы, потому что на прошлой неделе пытались задержать группу, переходящую Пяндж, и нарвались на сильный встречный огонь. Более того, встречающие группу парни зашли сбоку и тоже открыли огонь. В результате один из пограничников был убит, а двое ранены. И сейчас им лучше не попадаться – будут сразу стрелять на поражение, не вступая в разговоры.
Абдулло прошел эти пятьсот шагов в напряжении. И чем ближе подходил к поляне, тем сильнее возрастало напряжение. Тропа резко повернула. Еще три шага вправо. Тугаи раздвинулись неожиданно с левой стороны. Вот он, выход на поляну. Но выйти Абдулло не спешил, несмотря на то что спина затекла и устала. Долго придется так ходить – горб на спине вырастет.
