В общем, Михаил Анатольевич еле дождался, пока суетливый и разговорчивый таксист пихнет его сумку в багажник ярко-желтой потрепанной малолитражки, откроет дверь и запустит пассажира на заднее сиденье.
Однако выяснилось, что и в салоне такси о прохладе, пусть даже весьма относительной, мечтать не приходится. Кондиционер в машине отсутствовал напрочь, стеклоподъемники не работали, поэтому Иванов моментально почувствовал себя примерно так, как, вероятно, должна себя чувствовать курица, заживо запекаемая в духовке.
Поначалу водитель, используя несколько дежурных фраз на ломаном английском, имевшихся в его распоряжении, пытался завязать с ним беседу. Но заметив, что пассажир абсолютно не расположен к общению, успокоился, замолчал и включил автомобильный приемник. Из помятых динамиков бесконечным потоком задребезжала монотонная, заунывная арабская музыка, от которой Михаилу Анатольевичу стало совсем нехорошо.
Чтобы немного отвлечься, он попытался смотреть за окно, однако занятие это оказалось почти бесполезным — район, по которому они ехали из аэропорта, не поражал гостей ни красотами, ни особой экзотикой. Если, конечно, не относить к таковой полицейских на перекрестках и многочисленные армейские патрули, расположившиеся со своей бронетехникой вдоль дороги.
Терпеть дальше не оставалось ни сил, ни желания. Поэтому Иванов собрал в кучу словарный запас и по-английски попросил таксиста убавить звук. Тот, как видно, не понял, переспросил что-то, однако Михаил Анатольевич, вместо того чтобы вступать с ним в переговоры, просто перегнулся через спинку переднего сиденья, протянул руку и выключил музыку.
Даже если бы он в этот момент смотрел не на приемник, а вверх — все равно с пассажирского места нельзя было разглядеть серебристую птицу, медленно проплывавшую в совершенно безоблачном небе…
По стечению некоторых, так и не выясненных до конца обстоятельств беспилотный разведывательно-ударный летательный аппарат типа MQ-9 Reaper не был обнаружен и средствами суданских ПВО. Строго в заданное перед вылетом время он пересек государственную границу и появился в воздушном пространстве над городом, чтобы дождаться команды от оператора.
С высоты в несколько тысяч метров, на которой парил беспилотник, многолюдный Хартум выглядел, без сомнения, чище и привлекательнее, чем вблизи, — хотя оптика и электронная аппаратура самого последнего поколения, установленные на этом летательном аппарате, вполне позволяли читать даже вывески над сувенирными лавками и мастерскими.
В архитектуре второго по величине мусульманского города Северной Африки преобладал традиционно арабский, восточный характер. Центральная его часть, расположенная вдоль живописной долины Голубого Нила, имела множество удобных ориентиров, каждый из которых вполне мог служить потенциальной мишенью: Дворец республики, в котором постоянно находится президент, комплекс торгово-финансовых учреждений, различные министерства и ведомства, большой мост, ведущий к университетскому городку…
Получив очередную команду от спутника связи, Reaper сразу же повернул на восток, в направлении Умм-Дурмана, самой оживленной части суданской столицы, все еще сохранившей следы кровопролитных уличных боев между повстанцами и правительством, которые шли здесь три года назад. Затем он опять изменил направление полета, взяв курс на Северный Хартум, или, как его здесь называли, эль-Хартум Бахри.
Потенциальных мишеней на этом берегу Нила тоже хватало: еще один стратегический мост, несколько крупных заводов и фабрик, железнодорожные мастерские и склады готовой на экспорт продукции.
Под широкими крыльями беспилотника как раз медленно проплывали развалины фармацевтического предприятия аль-Шифа, уничтоженного американскими крылатыми ракетами в августе девяносто восьмого, когда Reaper поймал закодированный сигнал передатчика, установленного под капотом одной из бесчисленных автомашин, удалявшихся в данный момент от международного аэропорта.
Доклад об этом немедленно поступил к оператору.
Reaper снизился до семи с половиной тысяч метров и увеличил скорость — теперь она составляла примерно четыреста километров в час. Система наведения передала на пункт управления данные с телекамеры, и через мгновение в сторону цели стартовала ракета, получившая от создателей говорящее имя Hellfire[1].
Некоторое время изображение на экране далекого монитора не менялось. Потом вдруг на месте машины возник грязно-белый, клубящийся шарик разрыва, и все было кончено.
Цель поражена.
Очередное задание выполнено.
Беспилотный разведывательно-ударный летательный аппарат без опознавательных знаков и номера на борту получил соответствующую команду, чтобы начать разворот с набором высоты.
Путь к наземному пункту базирования, где его с нетерпением ожидали пилот и оператор электронных систем, предстоял не короткий и, видимо, не спокойный…
//- * * * — //
Нельзя сказать, что капитан Али Мохаммед Хусейн, сотрудник подразделения внутренней безопасности[2] хартумского международного аэропорта, скучал по своему предыдущему месту службы. Несколько месяцев, проведенных им в Южном Судане, никак нельзя было назвать спокойными и безопасными.
Родился он в год подписания Аддис-Абебского соглашения, которое привело к прекращению первой гражданской войны между Севером и Югом — и к предоставлению южанам определённой автономии в вопросах внутреннего управления.
Затишье продолжалось примерно десять лет, после чего вооружённый конфликт возобновила Народная армия освобождения Судана. Поводом для этого послужила политика исламизации, в рамках которой тогдашний президент Джафар Нимейри предпринял несколько неуклюжих административных шагов, а в уголовное законодательство страны были введены некоторые виды наказаний, предусмотренных нормами шариата, — к примеру, забивание камнями, публичная порка и отсечение рук.
Капитан Хусейн прочитал в какой-то египетской газете, что, по данным международных общественных организаций, за два десятилетия, прошедшие с момента возобновления боевых действий против сепаратистов, правительственные войска уничтожили около двух миллионов мирных жителей. Кроме того, если верить газете, в результате периодических засух, голода, нехватки топлива и постоянного нарушения прав человека воюющими сторонами еще более четырех миллионов южан были вынуждены покинуть свои дома и бежать из страны в Эфиопию, Кению, Уганду, Египет…
Возможно, так оно и было. Большие цифры никогда не интересовали капитана — если, конечно, речь не шла о его собственном вознаграждении в суданских фунтах.
Во всяком случае, переговоры между повстанцами и правительством, периодически прерываемые ожесточенными вооруженными столкновениями, в конце концов привели к результатам: стороны договорились, что Южный Судан будет пользоваться автономией до две тысячи одиннадцатого года, когда вопрос о независимости этой территории будет вынесен на референдум. Была решена и еще одна, едва ли не самая важная проблема — доходы от добычи нефти в течение этого переходного периода делятся поровну. В июле две тысячи пятого года лидер повстанцев, бывший полковник суданской армии Джон Гаранг вступил в должность вице-президента Судана, а места в парламенте и правительстве распределились между представителями Севера и Юга.
Капитан перевелся в Хартум в конце прошлой зимы, незадолго до референдума, в котором приняло участие почти все населения Южного Судана. Между прочим, с учетом почти поголовной неграмотности, для участников референдума в бюллетенях предусмотрительно напечатали картинки: открытая ладонь символизировала отделение, а крепкое рукопожатие — единство страны. И хотя для того, чтобы регион обрел суверенитет, достаточно было простого большинства, за независимость проголосовало более девяноста восьми процентов местных жителей. И теперь Южный Судан, как суверенное государство, приняли в Организацию Объединенных Наций.
А ничего иного и не следовало ожидать.
Еще в офицерской школе Хусейну внушили, что Судан в этническом и религиозно-культурном отношении образует переходную зону от арабо-исламского мира к негроидным народам Африки. И недаром здесь уже седьмой десяток лет почти непрерывно ведется военное противостояние между этими двумя цивилизациями. Первая представлена арабами-суннитами, составляющими примерно половину суданского населения и занимающими северные районы страны. Вторая — это языческие и христианские племена юга, пользующиеся неофициальной помощью со стороны США, Ватикана и Великобритании…
Как бы то ни было, результаты прошедшего референдума окончательно закрепили раскол страны, породив при этом целый ряд проблем для обеих сторон. Не разрешенным, к примеру, остался вопрос о границах между новыми государственными образованиями — их демаркация так и не была закончена, из-за чего пять южных областей с богатейшими нефтяными месторождениями в настоящее время считаются спорными. И тут есть о чем спорить, потому что валютные поступления от добычи нефти составляют почти сто процентов дохода Южного Судана и примерно две трети национального бюджета хартумского правительства. Получилось, что в распоряжении Юга теперь имеются запасы нефти, но у него нет выхода к морю. А у Севера почти нет нефтяных месторождений, зато есть трубопроводы и порт на Красном море. Так что, рано или поздно, придется опять воевать. Или договариваться — так же, как и по поводу водных ресурсов, по-настоящему жизненно важных для этого региона, по вопросам о выплате внешнего долга, о валютной политике, безопасности, международных договорах…
