Ознакомительная версия.
– Три ночи подряд! Начиная с сегодняшнего отбоя. Велено опустить вора в законе Мамона, потом авторитета Лорда... Последний на очереди какой-то капитан-«афганец». Воякой прозвали. Офицерик не внушает мне особых опасений. Трахнем в жопу, и всего делов, но первые двое... Гм! С ними придется попотеть!
Ссученные притихли, погрустнели. Они прекрасно знали, кто такиеМамон и Лорд.
Коронованный всесоюзной сходкой, Мамон (по паспорту Иннокентий Иванович Векшин) прославился в криминальной среде вспыльчивым нравом и невероятной жестокостью. Больше всего на свете он ценил свое почетное звание вора в законе, мог часами рассуждать о понятиях[17], буквально упивался властью над преступниками нижестоящих мастей[18] и не терпел ни малейшего инакомыслия. Попробуй возрази – мигом зубов лишишься. В лучшем случае. Тех, кто имел глупость крупно «огорчить» Векшина, ожидала неминуемая страшная смерть. Например, одному типу, мотавшему срок за мошенничество и заподозренному Иннокентием Ивановичем в стукачестве, заживо отрезали голову. Проштрафившихся чуть меньше пристяжь[19] Мамона либо избивала, делая неизлечимым калекой, либо опускала. Так, довольно известный рецидивист Юрка Окорок в наркотическом угаре взял да послал Векшина на х...[20]. «Не-е-ет, голуба! Ты пойдешь туда сам! В прямом смысле!» – со змеиной ласковостью прошипел в ответ Мамон. В тот же день Окорока силком опетушили.
Авторитет Лорд (в миру Олег Арсеньев) был не столь колоритен, говорил мало и вообще отличался скрытным, нелюдимым характером. Но попробуй перейди ему дорогу! Век жалеть будешь... если жив останешься! Ни дать ни взять матерый волк-одиночка!
Короче, перспектива столкнуться лоб в лоб с вышеуказанными людьми (подлинными легендами тогдашнего преступного мира) козлов отнюдь не вдохновляла.
– Не хера кукаться! – оглядев кислые морды подчиненных, грубо рявкнул козлиный пахан и, моментально сменив гнев на милость, принялся терпеливо втолковывать: – Я прекрасно понимаю ваши эмоции, ребята, и в принципе их полностью разделяю, но... вы забываете об одной существенной детали: Мамон с Лордом опасны там, в привычной стихии, в толпе сукачей, с благоговением внимающих каждому их слову, а здесь... Ха! Здесь бал правим мы и только мы! Один в поле не воин! Сила солому ломит! Отмахнуться им будет нечем. Прежде чем отвести на прожарку, вертухаи тщательно обшмонают обоих голубчиков, изымут все хоть мало-мальски годящееся в качестве оружия, а главное – на нашей стороне страх!
Да-да, страх, я не оговорился, – в ответ на изумленные взгляды ссученных погано ухмыльнулся Крыло. – Уж поверьте, людскую природу я изучил досконально, на многочисленных конкретных примерах. Как-никак восьмой год в пресс-хате чалюсь[21]. Опыт укрощения строптивых приобрел огромный! Итак, проведем небольшой экскурс в область психологии! Векшин, безусловно, круче вареного яйца. На зоне никто из нас и пикнуть бы против него не посмел и так далее и тому подобное. А теперь вопрос на сообразительность. Чего же все-таки боится суперкрутой Мамон? – Крылов обвел окружающих пристальным изучающим взором. Прессовщики, включая успевшего подсесть к столу Джигита, перестали жрать «кумовские» подачи и напряженно задумались. Николай Суидзе беззвучно шевелил пухлыми губами, Шамиль Удугов усиленно морщил лоб, Василий Клюйков нервно теребил пальцами мочки ушей, Михаил Лимонов, раскорячившись на табуретке и уткнув щетинистый подбородок в ладони, всматривался в голую стену над паханской шконкой.
– Наверное, потерять авторитет! Свалиться с пьедестала на самое дно, в грязь! – выдал наконец он.
– Молодец, интеллигент! В точку попал! – одобрил Лимонова Крылов. – Именно свалиться в грязь, – подчеркнуто повторил пахан ссученных. – Векшин знает, кудаего бросают, зачембросают и, можете не сомневаться, боится до потери пульса стать опущенным. Ведь ему хорошо известно, какпроизводятся подобные процедуры. Недаром по распоряжению Мамона и у него на глазах не одного мужика в «машку» превратили... Панический страх обладает свойством отуплять разум, парализовать волю, – выдержав эффектную паузу, продолжал поучать коллег пресс-хатовский старожил. – Следовательно, Мамон не сможет действовать хладнокровно и даже с моральной точки зрения дает нам все карты в руки, не говоря уж о чисто физическом перевесе. Работая Мамона, первоначальный упор делаем на разжигание в нем чувства страха и сбивание с панталыку, а дальше по обычному сценарию! Метелим, макаем харей в парашу, трахаем... Сломается вор, никуда не денется, хотя впоследствии наверняка повесится от позора. Впрочем, будущее Мамона мне до лампочки...
Крыло выпил залпом стакан водки, закусил толстым шматком сала, прикурил папиросу, несколько раз со вкусом затянулся и вновь заговорил лекторским тоном:
– Перейдем к Лорду. В отличие от Векшина, который весь на виду, Арсеньев может показаться загадкой, но не для меня. Он по натуре типичный волк-одиночка. Вам доводилось когда-либо бывать на настоящейохоте – положим, на тех же волков? Нет? А мне доводилось. Я видел вблизи глаза загнанного израненного волка. Помимо бессильной ярости, знаете, что в них? Отчаяние! Такой вполне способен вцепиться в глотку напоследок... если сумеет. Поэтому на Лорда надо набрасываться дружно, скопом, не давая опомниться, и бить, бить, бить!!! Бить до тех пор, пока Арсеньев не утратит человеческий, пардон, волчий облик, ну, а после... хе-хе! Здравствуй, розовая попка, и прощай[22]!
Приободренные козлы радостно и облегченно загоготали. Веселье ссученной кодлы представляло собой весьма гнусное зрелище. Михаил Лимонов захлебывался обильной слюной, визгливо взлаивал и громко портил воздух. Красный как рак Суидзе подавился куском колбасы и, опрокинув табуретку, бросился к параше блевать. Осужденный за мужеложство Клюйков аж трясся в похотливом предвкушении. Шамиль Удугов сладострастно постанывал, похрюкивал и причмокивал. Упоминание о «розовой попке» не на шутку возбудило Джигита, подобно Клюке, и на свободе любившего такого рода «развлечения». Впрочем, среди чеченцев это никогда не считалось большим грехом[23].
– Об офицеришке же, фамилию не помню, а погоняло Вояка, вовсе базарить не стоит, – терпеливо дождавшись, когда прессовщики успокоятся, подытожил козлиный главарь. – Он вообще новичок за решеткой. Сапог, блин, фуев! Не чета ни Мамону, ни тем более Лорду. Шваль! Года три назад мне довелось петушить в некотором роде его коллегу-прапора из конвойных частей Валеру Лебедовича по прозвищу Лебедь. Как щас помню спектакль! Он попался на поставке в зону наркотиков и на следствии, мудак, сдал с потрохами «хозяина» зоны полковника Буракова, который в том промысле солидную долю имел. Бураков, подмазав кого следует, выкрутился. Валере отломили пять лет. Но менты не простили ему излишней болтливости. Не удовольствовались одной посадкой. Клановая солидарность у них о-го-го!!! В результате передали нашему гражданину начальнику Фелицину ненавязчивую просьбу – отпидорасить языкастого прапора. Заходит Валера, значит, в камеру, а я как гаркну: «В позу, падла, иначе почки отобью!» Лебедь тут же спустил штаны и брык на четвереньки! К-к-кра-сота! Очень послушная «девочка» попалась! Мне даже не хотелось отдавать Леру обратно «куму»! Она так старалась, так старалась...
Ссученные снова заржали, а Крылов, устав разглагольствовать, потянулся за бутылкой. Лимонов с благоговением посмотрел на пахана.
«Однако голова! – уважительно подумал Михаил. – Есть чему поучиться!»
* * *
21 час 55 минут
Узнав, что его отправляют в пресс-хату, Мамон, изрыгая проклятия, бросился с кулаками на надзирателей, но был жестоко избит резиновыми дубинками, умело скручен и, сдавленно рычащий, согнутый пополам от боли в вывернутых руках, волоком доставлен к пункту назначения. Затолкнув Векшина вовнутрь, вертухаи с лязгом захлопнули дверь. Иннокентий Иванович – худощавый, среднего роста мужчина лет сорока пяти – немедленно прижался к ней спиной, затравленно оглядывая стаю прессовщиков. В глазах его застыл перемешанный с ненавистью страх.
«Однако психолог наш пахан незаурядный, – мысленно отметил Михаил Лимонов. – Проводя инструктаж, словно в воду глядел. Боится вор! Ох как боится!»
– Так вот ты каков, знаменитый Мамон! – с гадкой ухмылочкой произнес Крылов. – Милости прошу к нашему шалашу. Чувствуй себя, как дома. Гы-гы! Да, забыл предупредить: в кормушку[24] можешь не орать и из камеры не ломиться. Отсюда тебя по-любому до утра не выпустят. На сей счет имеется особая директива «кума»... Да не стесняйся, вор, присаживайся возле параши. Другого свободного места у нас, увы, нет.
– С-суки рваные!!! – прохрипел бледный до синевы Мамон. – Козлы позорные!!!
– Ничего не попишешь, должность такая! – с притворным сокрушением вздохнул пресс-хатовский пахан. – «Кум» приказал тебя опустить, и мы вполне в состоянии провернуть это дельце. Пристяжь твоя далеко, сквозь каменные стены да железные решетки не пробьется. Нас пятеро против одного. Ребята все крепкие, в прошлом спортсмены. Заломают однозначно! Н-да-а-а уж! Положеньице твое аховое, врагу не пожелаешь! Представляешь: сегодня зашел сюда вором в законе, а завтра утром выйдешь петухом!.. Силком не силком – какая братве разница! Опустили – значит, опустили! Бац – и нет авторитета! Тебе даже покончить с собой в настоящий момент нечем!
Ознакомительная версия.
