состояние траков от долгих часов скольжения на высоких оборотах оставляют желать лучшего. Не до мировой политики.
После команд «Вольно» и «Разойтись» загромыхали лавки, затопали набухшие от воды сапоги – офицеры торопились найти свои экипажи и заняться сырой одеждой. Политрук недовольно сморщился над стенограммой из центра, до чего политически пассивный этот Савченко и народ себе в батальон подобрал такой же.
– Извините. – Политрук поднял голову – рядом стоял молодой парень в обвисшем от влаги комбинезоне и грязной кожанке, из-под расстегнутого ворота виднелись три лейтенантских «куба» в петлицах. – Я слышал, что вы про Польшу говорили. Разрешите задать вопрос, товарищ майор?
– Разрешаю, товарищ старший лейтенант. Как фамилия ваша?
– Соколов, командир танковой роты.
– Соколов? – Брови у политрука взлетели вверх. – Ну что ж, похвально, что такие герои у нас в батальоне появились. Слушаю вас, товарищ.
– Вы говорили, что Польша будет возвращена ее народу.
– Все верно поняли, товарищ Соколов, хорошо, что так внимательно слушали.
– Наступление же наверняка через Белоруссию пойдет. Так вот, у меня вопрос, можно ли попасть в ударную роту или батальон, чтобы как можно быстрее немцев из страны прогнать. Когда планируется полное освобождение страны?
– Товарищ старший лейтенант, информация о стратегии и времени наступательных операций наших войск строго засекречена, – нахмурился замполит. – Это хорошо, что так в бой готовы идти, учтем ваше рвение. Только про армейскую дисциплину не забывайте и устав. Приказ был отдыхать перед наступлением. Вот и выполняйте. Без лишних вопросов.
– Есть выполнять приказ. – Алексей развернулся резко и зашагал из бывшего сельсовета на улицу. Но выйдя за дверь, сник от печальных мыслей, что разъедали его изнутри. За ночь под дождем и снегом форма промокла насквозь, но самое страшное, что письмо от любимой девушки Ольги разлезлось на куски от воды. Он помнил его, конечно, наизусть. Но при виде ошметков листов с размытыми строками внутри все так и перевернулось. К горлу подошел острый комок тревоги: как узнать про Ольгу? Как освободить уже бедную, исстрадавшуюся от немецких оккупантов белорусскую землю быстрее?
За ответами он и обратился к заместителю танковой бригады по политической работе. Но тот лишь напомнил о правилах и подчинении командиру, будто он, Соколов, первый день на войне. Всегда Алексей чтил военный устав, свод правил строгой дисциплины и беспрекословного выполнения приказов вышестоящих чинов. Только любовь ведь правилам не подчиняется. Если бы он мог, то сейчас бы наплевал на все приказы и запреты. Завел бы танк и рванул по маршруту к маленькому городку, где встретил Олю в начале войны. От этой мысли под холодной мокрой гимнастеркой разливался жар в груди. Сутки или двое, и он мог бы увидеть ее, прикоснуться. Или спасти от фашистов, ведь Ольга связная в партизанском отряде, а значит, каждый день рискует вызвать подозрение у гауляйтеров. Эта мысль ему казалась самой страшной, все чаще и чаще в разговорах фронтовиков мелькало словосочетание «выжженная земля». Немцы отступали, не оставляя ничего живого после себя. Сжигали, взрывали, убивали, вешали, морили голодом и непосильным трудом мирных граждан на постройке оборонительных укреплений. Чтобы помешать стремительному наступлению Красной армии, Гитлер отправлял в деревни и города самое жестокое свое подразделение – ваффен СС, которым лично командовал рейхсфюрер Генрих Гиммлер. Германские убийцы с орлом и свастикой на рукаве отличались жестокостью, абсолютной бесчеловечностью к беспомощным женщинам и старикам на оккупированной территории.
Вот и сейчас Алексей шел по селу, с ужасом замечая, что от небольшой деревушки остался лишь дом сельсовета. Почти все избы превратились в пепелища, еще свежие, от которых несло дымом, а ветер шевелил легкую золу. Колодцы заколочены из-за отравленной фашистами воды. Уже за крайним домом виднеется колючая проволока, что опутала все поле, превратив пахотную землю в мертвый изуродованный клочок.
А еще ведь минами все поле усеяно наверняка, мелькнуло в голове. Он свернул с главной улицы на соседнюю и попал на круглый пятачок, видимо, раньше служивший местом схода для местных. Здесь Николай Бочкин, заряжающий командирского танка, с остервенением махал топором, казалось, желая одним ударом разрушить деревянные подмостки виселицы, что высились посередине площади. При виде удавок, качающихся во все стороны от напора молодого парня, Алексея накрыло волной тревоги. Если сейчас драпающие из очередного города фашисты сооружают такую же для жителей города и в испуганной очереди из женщин, стариков и детей стоит Ольга! От приступа волнения за любимую и ненависти к бесчеловечным убийцам его начало трясти. На плечо легла легонько чья-то рука – сержант Бабенко, мехвод его «тридцатьчетверки». Взрослый мужчина, интеллигентный и заботливый, всю войну он опекал своего молодого командира, присматривая, чтобы тот не оставался без горячего пайка и теплой шинели на ночном постое в голом поле или лесной чаще. Опекал он не только молодого лейтенанта, но и весь экипаж командирской машины с номером «007». А о самом танке заботился, как о малом ребенке, по звуку определяя неполадку. Так и сейчас Семен Михайлович, уже переодевшись в сухое, пошел по деревне, чтобы выпросить у местных ветоши, разузнать, где набрать воды. Родной Т-34 после «грязного» перегона надо было чистить и срочно отмывать. Днище, траки, нижний люк были покрыты толстым слоем грязи, так что опытному механику было не видно, в порядке ли у машины подвеска, не погнулись ли пальцы гусеницы. Но на площади он остановился при виде смертельно бледного парня.
– Товарищ командир, вы бы переоделись в сухое, а то заболеете. Мы вон там встали, ближе к колодцу на полянке.
– Что? Сухое? – Взгляд у Соколова был такой, что Бабенко забыл о техническом осмотре.
– Случилось что-то, Алексей Иванович? Может, вам воды или аспирин у медиков спросить? Вы выглядите плохо, наверное, просквозило ночью в воде и под снегом.
– Нет, нет, Семен Михайлович, со мной все в порядке. Я просто… – слова так и застряли у парня в горле. Не смог он признаться, что беспокоится за любимую девушку.
Он прошагал механически до конца улицы, плохо понимая, куда идет. В голове, словно набат, стучала одна мысль, которую никак он не решался произнести даже про себя: а вдруг немцы схватили Олю и… Правая нога зацепилась за что-то твердое, Алексей поднял голову, и внутри все похолодело – перед ним было деревенское кладбище. Обычное, крошечное, с перекошенными крестами и поржавевшими памятниками, с которых смотрели фотографии покойников. А с самого краю возвышалась свежая огромная могила. Закиданная грунтом яма была такой большой, что поверхность просела от стылой воды и стянула на себя легкий заборчик, об который и споткнулся лейтенант. У самого конца могилы возвышались несколько грубых деревянных досок. С
