там решают, улетать мне или еще немного подождать.
– Я доложу. – Мадам Лилу вздохнула еще глубже. – Сегодня же. И завтра ты будешь знать результаты. Как обычно, придешь завтра ко мне на примерку и все узнаешь.
– Хорошо.
– Ну, тогда пошли в общий зал. Будем снимать с тебя мерку для твоего костюма. Нельзя, чтобы кто-то заподозрил, что мы с тобой здесь шушукаемся. Коль ты говоришь, что за тобой следят, то они могут следить и здесь. Мы их не видим и не знаем, кто они такие, а они – следят…
– Да, вероятно.
– Тогда пошли… Так вы говорите, что хотели бы заказать себе костюм именно такого фасона? – последние слова мадам Лилу произнесла нарочито громко, чтобы их могли слышать все, кто того пожелает. – Что ж, я одобряю ваш выбор. Конечно, этот фасон несколько необычен, но для дамы вашей комплекции он подойдет вполне. Подчеркнет то, что нужно выставлять напоказ, и скроет то, что никому показывать не следует. Поверьте, я знаю, что говорю. Конечно, это будет дороговато, но мы ведь говорим сейчас не о деньгах, а о красоте. У красоты особая цена!
И мадам Лилу стала снимать с Канарейки мерку ее будущего костюма. Делала она это нарочито долго и чрезмерно старательно, всем своим видом показывая, что ее заботит исключительно костюм и ничего кроме.
– Ну вот и готово, – громким голосом произнесла мадам Лилу. – Завтра можете прийти на первую примерку.
– Благодарю, – кивнула Канарейка. – Я обязательно приду.
Она вышла из салона, неторопливо пошла по улице. Это была улица Сен-Шарль, одна из самых древних и колоритных парижских улиц. Однако Канарейке сейчас было не до парижских красот и древностей. Ее занимали мысли и чувства куда как прозаичнее и актуальнее. Ей надо было определиться, следят ли сейчас за ней. Нет, она не собиралась обрубать себе хвост, как принято выражаться на шпионском жаргоне. Пускай следят, а она будет делать вид, что не замечает слежки. Элементарный психологический расчет: обычный человек никогда не замечает за собой слежки. Кто может следить за обычным гражданином, кому он может быть интересен?
Канарейка старалась изображать обычного человека. Она шла по улице, то и дело останавливалась, подолгу вглядывалась в витрины магазинов, даже в одном из магазинчиков купила какую-то безделушку, мило пообщалась с мамашей, которая везла в коляске очаровательного малыша… При этом вид у нее был беспечный и рассеянный, как оно и полагается молодой женщине, которая без каких-то конкретных целей прогуливается по городским улицам и которой не грозят никакие неприятности. Так что пускай за ней следят, а она будет делать вид, что не замечает за собой никакой слежки. Словом, все, как ее учили.
И тем не менее слежка; это было скверно. Если за Канарейкой сейчас следили, то, соответственно, знали, что она совсем недавно побывала в модном салоне. Они вполне могли связать это на первый взгляд безвинное посещение с чем-то этаким. Могли взять в оборот всех, кто работает в салоне, начиная с мадам Лилу. Это было уже по-настоящему скверно: в руках тех, кто следил за Канарейкой, могла оказаться та самая классическая ниточка, потянув за которую, можно будет размотать и весь клубок. Они выйдут на след целой агентурной сети. Конечно, мадам Лилу была человеком проверенным и опытным, и просто так, голыми руками, взять ее было сложно, но все же, все же…
Итак, следят за Канарейкой или не следят? Она не могла определить это в точности. По улице снует столько людей – любой, в принципе, может быть соглядатаем. Даже, например, та мамаша с милым ребенком в коляске. Или вот эта старушка, которая сейчас провожает Канарейку старческим безучастным взглядом. Мало ли…
Чтобы развеять сомнения или, наоборот, подтвердить их, Канарейка применила несколько испытанных приемов, которым ее обучали еще тогда, когда она только лишь постигала премудрости этого сложного ремесла.
Вначале она несколько раз, притом резко, остановилась перед витринами каких-то магазинчиков. Затем она следила за отражениями в витрине, будто бы невзначай осматривалась. Тут-то Канарейка и заметила, что каждый раз, как только она останавливается у какой-нибудь витрины, неподалеку от нее останавливается парочка – молодой парень и такая же молодая девица. Канарейка проделала три таких нехитрых приема один за другим, и всякий раз результат был одинаковым: парочка то и дело оказывалась неподалеку. Конечно, они делали вид, что не обращают на Канарейку никакого внимания, а, наоборот, всецело поглощены друг дружкой: они громко смеялись, о чем-то между собой говорили, то и дело целовались – что в этом такого? Так играют настоящие профессионалы.
Канарейка предприняла еще один прием. Она ускорила шаг, а затем резко остановилась и тут же направилась в обратную сторону, будто бы она вспомнила что-то такое, что вынудило ее вернуться. Этот трюк был настолько неожиданный, что следовавшая за Канарейкой парочка едва на нее не натолкнулась. Канарейка, не останавливаясь, извинилась перед парочкой и продолжила свой путь. Сворачивая в какой-то проулок, она как бы невзначай обернулась и увидела, что парочка упорно следует за ней.
Сомнений не осталось – за ней следят. Ну что ж… В любом случае надо было доиграть спектакль до конца. Канарейка зашла в какой-то подвернувшийся магазинчик и купила в нем что-то из дамских принадлежностей, будто бы по пути она вспомнила именно об этом. Выйдя из магазина, она пошла домой – отсюда до ее квартиры было недалеко.
Оказавшись у себя в квартире, она осторожно выглянула в окно. Квартира была на втором этаже, окно выходило на улицу, и из него была видна часть тротуара, и там, на тротуаре, Канарейка заметила хорошо знакомую парочку. Казалось, они все так же были поглощены друг другом, они по-прежнему смеялись и целовались. Но при этом никуда не уходили. Они выполняли задание. Они следили за Канарейкой.
Глава 2
На следующий день Канарейка вновь пошла в модный салон – якобы на примерку нового костюма. Не идти было нельзя – мадам Лилу должна была сообщить, что Канарейке делать дальше. Оставаться на прежнем месте? Немедленно уходить, чтобы избежать ареста?
Вчерашней парочки нигде не наблюдалось. Впрочем, это и понятно: сейчас за Канарейкой, скорее всего, следил кто-то другой. Она не стала вычислять, кто бы это мог быть, – смысла в этом сейчас не было. Главным сейчас было решить, что ей делать дальше.
– И все-таки тебе надо уходить, девочка, – сказала ей мадам Лилу и указала рукой куда-то в сторону. – Там так и сказали – тебе надо уходить. Немедленно. Нынешней же ночью. Даже не сказали, а приказали. Вот такие, стало быть, дела…
– Понятно, – сказала Канарейка и невесело усмехнулась: – Что ж, прощай, Париж, прощай, моя любовь. Так, кажется, поется в какой-то песенке…
– Кроме
