Четыре сезона - Кинг Стивен

Утром 20 сентября в свой день рождения, Энди слегка выпил, а вечером после отбоя продолжил это занятие. На следующее утро он отдал мне остаток бутылки и сказал, чтобы я распределил спиртное между своими. И другую бутылку, которую он пил на Рождество, и еще одну, заказанную на Новый год, он вернул мне недопитыми с теми же инструкциями. Четыре раза в год – и это человек, который прежде напивался безудержно, которого алкоголь втянул в эту скверную историю. Достаточно скверную, скажу я вам.

Энди сообщил присяжным, что в ночь с Юна II сентября был настолько пьян, что помнит происходившее с ним только какими-то отрывками. Он начал пить днем еще до того, как поссорился с Линдой. После того, как она пошла на встречу с Квентином, он решил помешать ей. По дороге заскочил в клуб, чтобы опрокинуть стопочку-другую. Он не помнит, что говорил владельцу бара читать утренние газеты, да и вообще разговаривал с ним. Он помнит, как покупал пиво в магазине, но не салфетки. «И зачем бы мне нужны были салфетки?» – спросил Энди, и в одной из газет было отмечено, что три леди из присяжных содрогнулись.

Позже, гораздо позже, он излагал мне свои предположения о клерке, который упоминал эти чертовы салфетки, и мне кажется, так оно и было. «Предположим, в соответствии с концепцией обвинителя, – говорил Энди на прогулочном дворе, – они пристали к атому парню, что продавал пиво мне ночью со своими вопросами. С тех пор, как тот тип меня видел, прошло три дня. Мое дело занимало первую полосу любой газеты, было у всех на слуху. Они насели на беднягу, пять-шесть копов, плюс следователь, плюс помощник прокурора. Память на редкость коварная штука, Рэд. Они могли начать с вопроса: „А не покупал ли обвиняемый у вас салфеток?“, и затем гнуть свою линию, не сворачивая. Если достаточное количество людей хочет, чтобы ты что-то вспомнил, то вспомнишь, что очень вероятно. И есть еще одна вещь, которая сильно давит на сознание. И поэтому я думаю, что клерк легко убедил себя сам в истинности своих слов. Это слава, Рэд. Представь, репортеры задают ему вопросы, фото во всех газетах… и, в довершение всего, его выступление в суде. Сдается мне, что он прошел бы – если действительно не прошел – детектор лжи, или поклялся бы – если действительно не поклялся – именем своей матери, что я покупал эти салфетки. И все же… память настолько коварна.

Я знаю одно: хотя мой адвокат и считал, что я выдумал половину своей истории, эпизод с салфетками он опровергал, не задумываясь. Действительно, здесь у них неувязка, согласись. Я был пьян в стельку. Слишком пьян, чтобы думать о том, как приглушить звук выстрела. Если бы я стрелял, я бы ни о чем уже не задумывался». Так говорил Энди.

Он припарковался на повороте, пил пиво, курил сигареты, ждал. Он наблюдал зажженный свет в окнах бунгало Квентина. Видал, как какой-то огонек поднялся вверх по ступеням, затем проследовал вниз, и наступила темнота. Энди говорил, что последующее он может только предполагать.

– Мистер Дюфресн, не поднялись ли Вы потом по ступеням дома мистера Квентина, чтобы убить его и Вашу жену? – спросил защитник.

– Нет, этого не было, – ответил Энди. Он рассказал, что начал трезветь где-то около полуночи. Затем почувствовал адскую головную боль и все прочие неприятные симптомы похмелья. Он решил поехать домой, хорошо выспаться и обдумать все свои дела утром на свежую голову.

– В то время, как я ехал домой, мне пришло в голову, что лучше всего было бы не мучиться и спокойно дать жене развод, – заключил Энди. Прокурор подскочил на месте.

– Ну что ж. Вы выбрали неплохой путь развестись с женой, не так ли? Вы развелись с ней при помощи револьвера 38 калибра, прикрытого салфетками, да? – Нет, сэр, этого не было, – спокойно ответил Энди. – А затем пристрелили ее любовника. -Нет, сэр.

– Вы хотите сказать, что Квентин получил свою пулю первым?

– Я хочу сказать, что я вовсе не стрелял ни в кого из них. Я выпил две бутылки пива и выкурил все те сигареты, что подобрала на повороте полиция. Затем поехал домой и лег спать.

– Вы рассказывали присяжным, что с 24 августа по 10 сентября Вы хотели покончить жизнь самоубийством? ~ Да, сэр.

– И продвинулись так далеко, что купили револьвер. -Да.

– Как Вы посмотрите, мистер Дюфресн, на то, что Вы не кажетесь мне сколько-нибудь суицидальным типом?

– Ну что ж, – ответил Энди, -а Вы не кажетесь мне человеком достаточно разумным и проницательным. Я действительно был на грани самоубийства, а Ваше мнение на этот счет – дело Ваше.

Легкий шум в зале. Перешептывание присяжных. – Вы взяли свой пистолет с собой в ту сентябрьскую ночь? – Нет, ведь я же говорил…

– Ах, да! – саркастически усмехнулся прокурор. – Вы выбросили его в реку, не правда ли? В Роял Ривер. Днем 9 сентября.

– Да, сэр.

– За день до убийства. – Да, сэр. – Убедительно, не так ли?

– Не знаю, убедительно или нет, сэр. Это правда, и все.

– Кажется, Вы слышали показания лейтенанта Минчера?

Минчер был главой группы, которая обследовала окрестность Роял Ривер около моста Понд Роуд, с которого Энди выбросил свой пистолет. Поиски на дне реки не принесли никаких результатов. – Да, сэр. Я слышал.

– Вы слышали, что они ничего не нашли, хотя занимались этим в течение трех дней. И это звучит, кажется, тоже убедительно?

– Возможно. Факт тот, что они действительно не отыскали пистолет, – спокойно ответил Энди. – Но я хотел бы заметить, что мост Понд Роуд расположен очень близко от места, где река впадает в залив Ярмут. Течение довольно сильное. Оно могло вынести пистолет в залив.

– И конечно же, нет никакой взаимосвязи между пулями, вынутыми из окровавленных тел вашей жены и мистера Квентина, и вашим револьвером. Это так, мистер Дюфресн? – Да, сэр.

– И это должно звучать убедительно? Здесь, как писали газеты, Энди позволил себе одну из немногих эмоциональных реакций, которые можно было наблюдать за все время процесса. Едва уловимая ироническая усмешка заиграла на его губах.

– Поскольку я невиновен в этом преступлении, сэр, и поскольку я сказал правду о том, что выбросил пистолет в реку за день до убийства, мне кажется совершенно неудивительным, что он до сих пор не найден.

Прокурор давил на него в течении двух дней. Он снова и снова перечитывал показания клерка о салфетках. Энди отвечал на это, что он не помнит, как покупал их, но не может поклясться, что он их не покупал.

Правда ли, что в начале 1947 года Энди и Линда Дюфресн застраховались на крупную сумму? Да, это так. А правда ли тогда, что Энди должен был получить пятьдесят тысяч долларов после убийства жены? Правда. В таком случае верно ли, что он пошел к дому Квентина с целью убить обоих любовников, и действительно убил их? Нет, это не верно. И что же он в этом случае думает о происшедшем, если полиция не обнаружила никаких следов грабежа?

– Я не могу этого знать, сэр, – отвечал Энди. Суд удалился на совещание в час дня. Присяжные вернулись в три тридцать. Пристав сказал, что они придут раньше, но присяжные задержались, чтобы насладиться великолепным обедом за счет государства в ресторане Бентли. Они объявили мистера Дюфресна виновным, и если бы в Майне была смертная казнь, Энди покинул бы этот лучший из миров еще до того, как появились первые подснежники.

Прокурор спрашивал Энди, что он думает о случившемся, и тот не ответил. На самом деле у него были соображения на этот счет, и как-то вечером в 1955 году я их услышал. Ушло семь лет на то, чтобы от шапочного знакомства мы перешли к более близким дружеским отношениям. Но я не чувствовал себя достаточно близким к Энди человеком где-то до 1960 года или около того. И вообще, я был единственным, с кем он был на короткой ноге. Мы оба были долгосрочными заключенными, жили в одном коридоре, хотя и на порядочном расстоянии друг от друга.

– Что я об этом думаю? – Он усмехнулся. – Я думаю, что жуткое невезение просто витало в воздухе в тот день. Что такое количество неприятностей в такой короткий промежуток времени трудно себе представить. Несчастье просто кругами ходило у этого чертова домика. Это был какой-нибудь прохожий, незнакомец. Возможно, взломщик. Возможно, случайно оказавшийся там психопат. Маньяк. Он убил их, только и всего. И вот я здесь.