Ознакомительная версия.
— Чертовщина какая-то… — пробормотал Плетнев и с тоской покосился на пустующий в данный момент кабинет, где сидел Турецкий. — Это что же получается? Бандюк наш — сыночек знаменитой парочки? А звонила Дарья, что же, его мамаше?
Наступил момент, когда полученную информацию следовало обсудить с Александром Борисовичем, заодно объяснив ему, почему Антону дальнейшая слежка в этот день за Дарьей Андреевной показалась бессмысленной: перед тем, как отправиться в «Глорию», Антон проводил дамочку до ее подъезда, у той был настолько утомленный вид, что никаких сомнений — наверняка она отправилась спать… Конечно, за самоуправство Турецкий ему наверняка выговорит, однако и не оценить полученную благодаря этому информацию тоже не может…
— Не знаешь, когда Саша будет? — поинтересовался Плетнев у Макса. И, получив в ответ косой взгляд, пожатие плечами и молчание, вздохнул и потащился к лестнице, ведущей из комнаты компьютерщика. Придется звонить Турецкому и докладывать по телефону, а сделать это, находясь в берлоге Макса, невозможно: мобильная связь здесь блокировалась.
— Что ж это вы, милейший, с таким прошлым — и в санитары? — Профессор прищурился и неодобрительно поглядел на Филиппа Агеева, сидевшего напротив него с другой стороны рабочего стола доктора.
Филя слегка пожал плечами и постарался изобразить на физиономии глубокую печаль. Видимо, это ему удалось, поскольку Владимир Кириллович, уже минут пять пытавший его с упорством и дотошностью профессионального следователя, прекратил свое исследование трудовой биографии «санитара».
— Ну хорошо. — Он секунду пожевал тонкими бескровными губами. — В общем и целом вы нам, пожалуй, подходите… Да и характеризует вас доктор Пушкин хорошо… Кстати, я с ним немного знаком, так что есть возможность при случае переговорить… Вы ведь пять лет у него работали? Странно, что решили уйти, платят там очень неплохо…
Видимо, это был последний пробный камень тотального допроса, но Филя к нему готовился заранее:
— Мы с женой переехали в ваш район. — Он посмотрел на Хабарова честными, чистыми очами. — А ездить отсюда в госпиталь на моей развалюхе… Неудобно, словом.
— Понимаю-понимаю… — задумчиво произнес профессор. — Что ж… Должен предупредить, что обязанностей у вас тут будет больше, чем в госпитале, а к дисциплине мы относимся даже серьезнее, чем военные.
— Меня это не смущает, я вообще-то совсем не пью. — Агеев изобразил смущение.
— Я имел в виду другое, — поморщился Хабаров. — У нас очень сложный контингент больных… Для многих их диагноз по-прежнему звучит как приговор, хотя на самом деле это не так. Для чего нам нужен именно санитар, а не еще одна медсестра? Из-за особенностей некоторых процедур из числа получаемых пациентами: после одной из них, в частности, больной находится под наркозом, и его необходимо крайне осторожно доставить в палату… Женщина не может справиться с этим физически. Это понятно?
Агеев молча кивнул. А профессор в очередной раз с сомнением окинул взглядом Филины плечи: Агеев производил впечатление довольно хрупкого человека. Ту силу, которой он обладал реально, заподозрить в нем было на первый взгляд трудно.
— На самом деле, — улыбнулся оперативник, — я далеко не слабак, жилистый к тому же… Хотите докажу?
— То есть? — Хабаров удивленно поднял брови. А Филипп, быстро оглядевшись в довольно просторном кабинете профессора, поднялся, подошел к не самому большому, но и далеко не маленькому холодильнику, стоявшему в дальнем углу, и, примерившись на глазок, наклонился и… в следующую секунду, обхватив его руками, довольно легко оторвал от пола…
— Ну и ну! — не удержался профессор, а Филя с удовольствием отметил, что глаза у доктора явно полезли на лоб. — Никогда бы не подумал, что вы на такое способны…
— Говорю же, я жилистый… — пробормотал Агеев и смущенно вернулся на место. И чтобы не дать Хабарову придумать следующий повод для сомнений, поинтересовался: — Вы говорили, больные сложные… Значит, капризные? Но и у нас в госпитале тоже…
— Дело не в этом, — покачал головой доктор. — Просто с ними нельзя обращаться так, чтобы они чувствовали себя безнадежными: как раз излишним капризам потакать не надо, оставаясь при этом вежливым… Сейчас вы отправитесь к старшей медсестре, и она познакомит вас с вашими обязанностями более детально. А у меня, извините, времени уже почти нет.
— Странно, что вы вообще сами меня на работу берете, — улыбнулся Филя. — Помню, в госпитале меня брала на работу медсестра, а главврач вообще только через год, наверное, запомнил, как меня зовут…
Хабаров секунду поколебался, потом бросил на «санитара» испытующий взгляд и, наконец, решил отделаться краткой и постороннему человеку наверняка непонятной фразой:
— У нас сейчас несколько особые обстоятельства… Впрочем, вас и ваших обязанностей это ни в коей мере не касается.
Агеев покорно кивнул и поднялся с места, вопросительно поглядев на Хабарова, не подозревавшего о том, в какой степени новенького сотрудника на самом деле упомянутые им обстоятельства как раз и касаются.
— Документы отдадите моему секретарю, она все оформит, а заодно скажет, где найти Любовь Андреевну… Нашу старшую медсестру и вашу непосредственную начальницу зовут Галкина Любовь Андреевна. Всего вам доброго, Филипп… — профессор слегка запнулся и опустил глаза в агеевские документы, еще лежавшие перед ним на столе.
— Просто Филипп, — поспешно сказал тот. И, подумав, добавил: — Не привык я с отчеством-то…
Уже выходя из кабинета, он едва не столкнулся с белокурым, ясноглазым господином в докторской шапочке и хирургическом халате, похожим на сильно повзрослевшего купидончика, моментально признав в нем по описанию Щербака Субботина. Филя не ошибся.
— А-а-а, Вадим… Очень кстати! — Хабаров поднялся из-за стола. — Знакомься, наш новый санитар… Филипп, это доктор Субботин Вадим Юрьевич, ваш трудовой день начнется в его обществе, если вы готовы, непосредственно сегодня, минут через сорок… У тебя сегодня сколько на гипотермию? — Последнее относилось уже к доктору, тут же беззастенчиво начавшему оглядывать Агеева с головы до пят. Надо отдать ему должное, с очень доброжелательной улыбкой.
— Всего трое, Владимир Кириллович… Очень приятно, Филипп… Как вас по-батюшке?
— Он против отчества, — усмехнулся профессор. — Вот, господин Агеев, доктор вам все покажет и расскажет, вам придется поприсутствовать на самой процедуре… Все, мне пора!
— Вы на конференцию? — Субботин моментально потерял к Филе интерес, почтительно развернувшись к профессору.
Последнее, что услышал оперативник, прикрывая за собой дверь кабинета, ворчание Хабарова относительно неведомых ему бюрократических чинуш, не умеющим толком организовать даже столь элементарное мероприятие.
Оставив у пожилой и, как ему показалось, весьма надменной толстушки секретарши трудовую книжку и прочие бумаги, он отправился на поиски старшей медсестры, предполагая, что в итоге увидит еще одну пожилую тетку, только на сей раз с физиономией гренадера и характером Бабы-яги… Почему-то именно такую ассоциацию вызывало у него словосочетание «старшая медсестра». Каково же было его удивление, когда в указанном ему кабинете, располагавшемся на том же этаже, что и кабинет профессора, рядом с ординаторской, он обнаружил молодую дамочку с фигурой модели и внешностью кинозвезды.
Стройная девушка, черноволосая, сероглазая, с яркими полными губами и медового оттенка кожей, поприветствовала его прямо-таки голливудской улыбкой, демонстрирующей ровный ряд белоснежных зубов, которых явно не касался инструмент стоматолога.
Увы, улыбка угасла почти моментально: очевидно, красавица ожидала увидеть вместо Фили совсем другого человека… Интересно, кого?
— А я к вам! — Агеев решил не придавать значения сменившему улыбку настороженному выражению лица. — Конечно, если вы и есть Любовь Андреевна.
— Ко мне? — Изящные бровки слегка сдвинулись. — А, собственно, по какому вопросу?
— Я ваш новый санитар… Профессор лично принимал меня на работу, и вот теперь я…
— А… — В глазах красавицы мелькнуло странное выражение, а по губам скользнула и тут же пропала тень улыбки, правда, скорее насмешливой, чем приветливой. — Владимир Кириллович, что же, велел вам приступать к работе немедленно?
Агеев кивнул, вопросительно глядя на Любовь Андреевну и гадая, сколько же ей лет: ну никак не больше двадцати пяти!
Девушка еще немного нахмурилась, затем поинтересовалась именем новенького и, наконец, выдала цеу.
— Что ж… — произнесла она холодно и деловито. — Спускайтесь в регистратуру: скажете дежурной, чтобы выдала вам халаты — один повседневный, второй для операционной, она знает… Вы уже видели клинику?
Ознакомительная версия.
