– Вот что, друг ты мой, – говорит Сохно. – Ты человек молодой и здоровый. По крайней мере, не слишком худосочный. Отправляйся-ка ты в тот проход и разбери камни. Сильно не увлекайся. Только чуть-чуть, чтобы можно было посмотреть. И еще. Предупреждаю. Сам не высовывайся. Здесь кругом спецназ внутренних войск. Работают на физическое уничтожение. Они даже в плен брать не будут, чтобы не терять времени. Просто подстрелят и мимо пойдут. Все выходы из долины перекрыты, и даже по ту сторону хребта. Никуда не пройти, не уйти. Так что без меня ты пропал… Иди поработай, и возвращайся…
Беслан вздыхает, поднимается и вяло направляется в знакомый уже проход выполнять знакомую уже работу. Камни тяжелые, в проходе душно, но не самому Беслану решать, что ему делать. А с этим подполковником лучше поддерживать хорошие отношения. Это кажется возможным, потому что человек он, видно, не злой.
– Что со мной будет? – спрашивает Беслан.
– Честно скажу, не знаю… Обычно пару недель маринуют в изоляторе, разбираются в твоей причастности к терроризму и бандитизму… Если ты просто «заблудшая овечка», скорее всего, отпустят. В твоем народе и так мало мужчин осталось… Если ты бандит и террорист, посадят. Но это лучше, поверь мне, чем лежать с пулей в голове. Даже лучше, чем ходить с пулей в ноге. Так, как? Ты бандит и террорист?
– Нет, – отвечает Беслан твердо. – Я в солдат стрелял… Воевал…
– Тоже посмотрят. Могут, пожалуй, и отпустить… Не хочется на «зону»?
– У меня сегодня отец умер… Эмиру звонили… Сказали… Я теперь старший мужчина в доме… У меня мать и сестры…
– Так даже… – Сохно останавливается, хотя давить на раненую ногу не перестает, и мелкие камушки пола скрипят под подошвой. Думает несколько секунд. И это раздумье почему-то вселяет в Беслана надежду. – Я бы, пожалуй, отпустил тебя под честное слово на похороны… Чтобы ты потом вернулся в прокуратуру… Сам вернулся… Ты вернешься?
– Я своему слову хозяин, – в голосе Беслана теплится надежда.
– Тогда разбери проход, а потом я тебя выведу… С условием, что после похорон вернешься и сдашься. Тогда и в прокуратуре к тебе отношение будет совсем другое. Ты молодой. Тебе еще долго жить…
– Я вернусь, – твердо говорит Беслан и энергичным шагом скрывается в проходе.
Он работает так энергично, как не работал в первый раз, когда вместе с эмиром Абдулом расчищал проход для Искандера и его людей. Абдул суров и всегда требует полной отдачи от каждого. Но работа на Абдула никогда не бывает такой, которая доставляет удовольствие своим завершением. А здесь завершение работы приближает его к свободе.
Пот мешается с пылью, глаза заливает, но грязными руками даже глаза не протрешь. Беслан промакивает пот рукавом и продолжает работу. О том, чтобы соблюдать тишину, он и не думает. Камни, которые полегче, просто отбрасывает в сторону, не желая относить их. Они с грохотом стукаются, перекатываются. Но и сквозь этот шум он слышит какой-то голос или голоса. Останавливается, прислушивается – не снаружи ли разговор идет? Если снаружи, то следует быть осторожным. Подполковник предупредил, что спецназ МВД работает на уничтожение. И не желает брать пленных. Подстрелят, и весь разговор… После минуты тишины Беслан понимает, что разговор доносится из прохода. Это подполковник с кем-то беседует. Или кто-то подошел, или опять пользуется своим переговорным устройством. Беслан продолжает работу. Еще камень… Еще и еще… Их, кажется, натаскали гораздо больше, чем было в первый раз. Люди Искандера хорошо потрудились перед смертью. Да сколько же их вообще… Да откуда же они натаскали их…
Но он не останавливается. Руки уже все изодрал в кровь, плечи свинцом налились, а он все отваливает и отваливает эти проклятые камни.
Беслан понимает, как он устал, только тогда, когда солнечный луч вдруг вырывается из-под последнего, самого тяжелого валуна, который оттащить одному невозможно, можно только перекатить в сторону. Есть проход! Пока еще не проход, а только окно, но подполковник и не просил делать лаз. А чтобы лаз сделать, надо еще два камня сдвинуть. Это можно и потом сделать…
Что там, снаружи? Голова в узкое окно протискивается, и посмотреть можно, не высовываясь полностью. Он смотрит и видит, как к ельнику спускается с противоположного склона большой отряд федералов. Наверное, не меньше трех взводов. Другие участки не видно, но и этот уже говорит наглядно – подполковник не обманул, и пройти здесь, сбежать – невозможно.
Беслан возвращается к подполковнику. Тот по-прежнему ходит, стараясь тверже ступать на ногу. И уже почти не прихрамывает. Но, подойдя ближе, Беслан даже в полумраке видит, что крови на повязке, наложенной поверх камуфлированных брюк, выступило гораздо больше, чем было раньше.
– Как там, на свежем воздухе? – интересуется подполковник.
– Солдаты…
– Понятно, что не бандиты… Бандитов, кого не перебили, загнали в угол… Сейчас еще и авиация прилетит… Посидим с полчасика, переждем… Потом пойдешь…
Беслан только сейчас замечает, что рюкзаков с деньгами в пещерной комнате нет. Около рта подполковника чернеет пуговица микрофона. Значит, говорил он по связи, и никто сюда не подходил. А рюкзаки, воспользовавшись отсутствием Беслана, перенес в какой-то из проходов, где спрятал… Беслан смотрит на руки Сохно. Руки так же ободраны, как у него самого. И лицо покрыто каменной пылью, севшей на пот… Значит, и камнями рюкзаки завалил…
На секунду вспоминается недавняя сцена, как Абдул с Искандером поступили со свидетелями. Но лицо у подполковника, хотя и грубое, некрасивое, в сравнении с тем же Абдулом, все же светится слегка насмешливыми глазами, и улыбка играет на губах. Нет, не хочется верить, что от собственного спасителя следует ждать подлого выстрела в спину. Даже если этот выстрел и будет направлен в грудь, по сути он будет являться выстрелом в спину. Нет, не хочется верить…
– Что теперь? – спрашивает Беслан.
– Я насчет тебя уже договорился. – Сохно показывает пальцем на микрофон. – Тебя пропустят… Но… Без оружия…
– Мне оружие надо… – Беслан опускает голову.
– Зачем? Наши в тебя стрелять не будут.
– Мне надо… – в голосе слышится упрямство.
– Нет.
– Абдул…
– Что, Абдул?
– Он теперь мой «кровник»… И знает это… Если я его не убью, он убьет меня раньше…
– Серьезное заявление, – соглашается Сохно. – И есть причина, чтобы поломать голову. Я подумаю…
* * *
Налет авиации определяется даже в пещере. Мощные вертолетные НУРСы разносят на осколки склон хребта где-то в стороне, но даже здесь, в отдаленной пещерной комнате, содрогаются каменные стены. Если бы не знать, что происходит снаружи, можно подумать, что произошло сильное землетрясение.
– Ваших добивают, – говорит подполковник. – Тех, что подошли…
– А наш джамаат?
– Друзья там были?
– Нет… Не друзья… Но воевали вместе…
– Их уже нет. До них Макар добрался.
– Кто?
– Тот, что со мной был.
– Их там много, а он один…
– Ну и что? Он остался, а их нет… Специалист… Старый специалист… Тридцать лет только тем и занимается, что воюет… По всему свету… А что ты своим скажешь, когда вернешься? Скажешь, что тебя отпустили?
– Не знаю… Не думал…
– Скажешь, что отпустили, тебя расстреляют.
– Скажу, что ты охранял меня, раненый, и потерял сознание… Я ушел…
– И меня не пристрелил?
– Как я могу пристрелить тебя, если ты спас мне жизнь…
– Тоже верно. Это вариант.
Сотрясение стен прекращается. Оба еще некоторое время сидят молча, потом Сохно решает:
– Тебе пора. Пойдем.
– А оружие?
– С оружием тебя подстрелят. Хотя…
Он вдруг решительно отстегивает от пояса тяжелую кобуру с пистолетом Искандера.
– Забирай!
И первым, лишь слегка прихрамывая, направляется в проход. Беслан спешит за ним, на ходу пристегивая кобуру к брючному ремню. Сохно и выглядывает первым, осматриваясь. Потом отваливает еще два камня, делая возможным выход наружу. И поправляет микрофон «подснежника».
– Я – Бандит. «Рапсодия», как слышишь?
– Я – Рапсодия. Слышу хорошо. Как у тебя обстановка?
– Откопали выход… Выпускаю Беслана Байрамирова… Как у нас с обеспечением его безопасности?
– Все нормально… Рыбак дал приказ пропустить его… Без оружия…
– С оружием. Я дал ему трофейный штурмовой пистолет.
– Зачем?
– Так надо.
– Не понимаю… Могут возникнуть сложности.
– Так надо, командир. Под мою ответственность…
– Хорошо. Кордебалет сейчас свяжется с генералом. Можешь выпускать…
Сохно оборачивается к Беслану.
– Иди… Даю тебе две недели. Через две недели, найдешь или не найдешь эмира Абдула, ты должен явиться в прокуратуру своего района. Иначе с меня погоны вместе со штанами снимут.
– Две недели?
– Две недели.
– Я хотел управиться в три дня…
– Ты против двух недель? Нечем будет заняться?
