Ознакомительная версия.
– Какой шишкобой? – нахмурился Хозяин, последний раз переживший подобный финансовый стресс в тот день, когда узнал, что зарплата бюджетников поднимается на двадцать восемь процентов.
– О том, как должна выглядеть машина, я еще, если не ошибаюсь, не сказал ни слова. И не скажу, пока не заключу с вами договор о перечислении на мой счет, открытый в Старосибирске, десяти процентов от всех доходов, получаемых вами в результате реализации моей идеи. Еще хочу напомнить, что вам нужен толковый администратор, бухгалтер и управляющий. Это я, я, я. Если обратитесь к другим лицам, останетесь без штанов с лампасами.
– Ты помягче базарь, – предупредил Хозяин. – Я ведь вместо реализации одной идеи сейчас реализую другую, проверенную.
– Погорячился, – согласился Литуновский. – Извините. Просто деньги сами прут в руки, проходят мимо, мы можем помочь друг другу завладеть ими, а я, простите, в таком положении, что давить на вас не могу. Только рассказывать.
– И что это за машина? – успокоился начальник.
– Пожалуйста, нотариуса в зону. Составим договор, определим перспективы, откроем мой лицевой счет. Я хочу, чтобы в договоре было указано, что вы перечисляете в пользу моей семьи двадцать пять процентов от всех видов вашей трудовой деятельности – шишки, масло, ядро и так далее. Все, одним словом.
– А при чем здесь, зэк, твоя семья? – насупился полковник.
– Видите ли, у меня есть все основания полагать, что вы выйдете за пределы запретной полосы и приступите к делу гораздо раньше, чем к нему подключусь я. И будет в высшей степени несправедливо, если ваш банковский счет будет пополняться, а счет партнера оставаться на нуле. Вместо меня правами партнера будет обладать моя жена, о чем нотариус немедленно уведомит ее после подписания договора.
– Зэк, ты только что говорил о десяти процентах, а сейчас упоминаешь двадцать пять! – Хозяин начинал сердиться.
– Это мизер. Ваших семидесяти пяти хватит, чтобы жить в Панаме и ходить в море за голубыми мерлинами на яхте с флагом внутренних войск. Ну, или в Гренландии, если вы привыкли… В общем двадцать пять процентов со всех видов вашей трудовой деятельности со дня подписания контракта. А после перейдем к решительным действиям.
Хозяин думал долго. С одной стороны, Летуну торчать в этом гиблом месте еще семнадцать лет. И неизвестно, чем «партнер» тут кончит. Миллионов полковнику, конечно, не нужно: чем их больше, тем выше риск быть пристреленным. Но прибавка к пенсии неплохая, не вопрос. И, опять же, перевестись в Красноярск – мечта несбыточная, ставшая уже наваждением, реализовывалась прямо на глазах. В любом случае риска нет. Непонятно только, зачем этот «самосвал» Летуна на выставку тащить.
– А зачем тогда, зэк, эту машину на конкурс выставлять?
– Там вы зарегистрируете на нее авторское право. Кроме того, я хочу, чтобы люди на «даче» получили то, чего не имеют. Тушенку, например. Кино. Баню. Две недели уйдет на сборку аппарата. За это время будет построена и начнет эксплуатацию баня, люди будут смотреть фильмы и знакомиться с событиями, происходящими в стране и мире. Мне кажется, это справедливо. Послушайте, гражданин полковник, вы без полугода долларовый миллионер. Вам будет потом стыдно вспоминать те мгновения, когда вы торговались со мной из-за ежедневного просмотра видео заключенными и их мытьем в человеческих условиях.
– Ежедневного? Речь шла о трех сеансах в неделю.
– Вот видите, вы мелочитесь. Право, вам потом будет стыдно.
– Послушай, зэк! – Хозяин рассвирепел, и это было впервые, когда Летун видел полковника в таком состоянии. – Если произойдет сбой и я пойму, что все твои идеи носят статус фикс, я порву тебя, как сторожевая собака черную фуфайку… Я не слишком мелочусь?
– Отнюдь! – Литуновский чуть сощурился, насколько позволяли изувеченные брови. – Скажу лишь, что себестоимость аппарата обойдется в две бензопилы, расходных материалов рублей на пятьсот и двести человеко-часов. Если мне в помощь будет выделен один заключенный, то срок работы сократится часов на пятьдесят. Но без меня «шишкобой» никому не построить.
– Как он будет выглядеть?
– Нотариуса бы сюда…
– Что-то не нравится мне все это, – бормотал Колода, наблюдая, как из приземлившейся «вертушки» выходит Хозяин и какой-то мужик в костюме и с портфелем. – Мутная пора наступает, ей-богу.
– Не суетись, – прикусывал сигаретный фильтр Бедовый. – Летун знает, что делает.
И оказался прав. Уже вечером с работ были сняты семеро заключенных во главе с Самоделкиным, которые были отправлены на заготовку леса для строительства бани. Этим же вечером на «даче» случилось невиданное. Впервые за всю историю зэков пригнали в лекционный зал административного здания, рассадили, кого на пол, кого на стулья, и прокрутили кассету «Один дома». С непривычки выполнять новые команды конвой все время колотил зэков, но что это по сравнению с тем, что им было позволено смотреть кино?
Вертолет улетел, а Литуновский в течение одного дня стал идолом. За полвека существования шестого барака люди смотрели телевизор и участвовали в постройке бани. Голод, холод – это осталось. Ноющие после работы руки и подламывающиеся от усталости ноги – само собой. Но в жизни наступили перемены, и это было важно для всех.
Литуновский больше не думал о Вике и не всматривался в их живую фотокарточку. Желание увидеть их в реальной жизни заставляло Андрея работать, покрикивать на Зебру, своего помощника, и заново перечерчивать схему своего аппарата. На поверку все оказалось сложнее, чем он думал. Практика исключила из теоретических выкладок некоторые детали конструкции, однако дело спорилось, работа шла.
– А зачем эти лопасти, Андрюха? – спрашивал Зебра, рассматривая только что выпиленные им же из листа дюраля пластины.
– В названии «шишкобой» какое слово главное? – не отвлекаясь от монтажа, переспрашивал Литуновский.
– Шишка.
– Увы, бой. Если шишку не бить, то есть не добывать, тогда какой прок от этой машины?
– Умный ты, – признавался Зебра. – Только как бы нам боком это дело не вышло.
– Боишься? – смеялся щербатым ртом Литуновский.
– Есть резон. Карцер до сих пор пуст.
– Не волнуйся. Лучше посмотри на чертеж…
Санька послушался и присел над ватманским листом.
– Вот это, Саня, седло. Тут будет сидеть зэк. Седло укреплено на раме с четырьмя колесами от детского велосипеда «Левушка».
– Я помню, – по-детски улыбнулся Зебра. – Мне такой батя, когда мы в Смоленске жили, покупал.
– Значит, ты понимаешь, о чем я говорю. Два спаренных двигателя от бензопил, мощность которых будет поступать на колеса. Когда зэк подъедет к дереву, она будет вращать вот этот вал. Вал крутит шестерню, заставляющую вращаться шток, заваренный с главной осью. Ось телескопическая, длиною пятнадцать метров. Как раз на этой оси, вверху, будут укреплены две лопасти, вращающиеся, как винт вертолета. Как мужики «шишкуют»? Колотушкой по стволу бьют, палками шишки срезают, а те, что высоко, приходится сбивать, забираясь на дерево. Опасно и непродуктивно. Любой же зэк, садясь в седло «шишкобоя», сможет сбивать все шишки на кедре в течение трех минут. Для этого ему нужно только управлять лопастями и объезжать дерево. Десять таких машин вполне заменят сто бригад «шишкарей». Каково?
Зебра похвалил. Ему казался удивительным сам факт того, что, находясь в карцере, в нечеловеческих условиях, этот человек не стонал от безысходности, а думал о том, как сделать что-то, полезное людям. Положительно, этот зэк для зоны.
Услышав вывод, Литуновский чуть посерел лицом и сел на землю.
– Ты ошибся, Саня. Я не для зоны. Я вообще не для неволи. Я не могу здесь жить.
– Но живешь же?
– Живу, – задумался Летун. – Чтобы снова оказаться свободным.
– И сколько тебе жить еще? Семнадцать лет?
– Семнадцать, – повторил Андрей и, чтобы убрать от лица Вику с Ванькой, вновь взял в руки карандаш. – Неси лопасть, будем крепить к оси.
Через неделю только и было разговоров, что о фильмах, бане, строительство которой подходило к концу, да о приносящем добрые плоды безумии Литуновского. Того с Зеброй охранял один лишь бурят с собакой и, часами глядя на бумагу и куски металла, лежащие перед заключенными, постоянно впадал в спячку. Приводила его в чувство собака, которая бросалась в сторону Летуна сразу же, едва тот делал резкое движение или издавал резкий крик.
В бараке между тем что-то изменилось. Бедовый воспринимался зэками по-новому, ибо именно он стал вдохновителем и организатором тех преобразований, что происходили вокруг. Несмотря на приближающуюся осень, грозящую новыми болезнями и новыми смертями, в зоне стало теплее и, кажется, светлее. Каждый день Литуновский возвращался в барак усталым, но новый, подходящий к концу день словно вдувал в него ветрами красноярской тайги новые силы. Его внешнее уродство, перекошенная походка и шелест языка, произносящий трансформированные звуки, казались уже не ущербными, а подчеркивающими личную душевную стать этого человека.
Ознакомительная версия.
