Ознакомительная версия.
– Это всегда так. Плохие эпизоды забываются, а хорошие остаются. Наверное, это свойство памяти человека: забывать все плохое, – заметил Роман, внимательно всматриваясь в темное пространство, находящееся за освещенным прожекторами кругом.
– Я давно тебя хотел спросить, да все недосуг было: куда ты исчез после того последнего боя под Гератом? – задал Мельник вопрос, которого Роман боялся и не знал, что на него ответить.
Можно ли отвечать правду, он не знал, а врать не хотелось. Поэтому он многозначительно сказал:
– Ушел на задание, а потом срочно перебросили в Союз, а как вас найти – не знал. Особый отдел забрал все бумаги на Большой земле, а потом все как-то недосуг было.
– Сколько ты был на задании? – спросил Вячеслав, глубоко затягиваясь и почему-то отворачиваясь от своего товарища, стараясь не показать старую обиду, которая явственно читалась на лице.
– Недели две, – ответил Роман, недоумевая, почему Мельник задал такой вопрос.
– А потом, ты говоришь, дембель? – продолжал допытываться Вячеслав и, когда Роман в знак согласия кивнул, злым шепотом продолжил:
– В том бою ты, как черт из табакерки, выскочил из хауза и, не скрою, спас всех! В лагере у нас тогда случилось много страшного и еще больше непонятного! Ты, как командир, до меня никогда не доходил! За спины парней ты в бою не прятался и свою пайку под одеялом ночью не ел! За это зуб даю! Но во всем остальном – полный мрак! То ты исчезаешь на ночь, а утром приходишь сытый и довольный. От тебя попахивает дорогим коньячком, то порохом и кровью воняешь, да и бабой тоже благоухал! Знаешь, как мы тебе все завидовали? – задал неожиданный вопрос Мельник.
– Ты тоже заметил, что афганки пахнут по-другому? – заметил Роман.
– Нас в особом отделе мытарили месяц, все пытались узнать, где ты есть. Если уж особый отдел не знает, где старшина находится, и настойчиво его ищет, значит, в этом что-то есть. Тебя не было ни в Афгане, ни дома. Потом рассовали нас всех по разным частям, а меня уже в Ташкенте, в госпитале, мурыжили каждый день. Долечился и сорвался в Питер! И сразу к тебе на Пролетарскую. Третий подъезд, второй этаж, квартира налево. Там еще на двери металлический цветочек прибит. Ты же на Пролетарской жил? Я запомнил адрес. Сунулся к соседям, а там говорят, что ты не появлялся уже месяца три. Твоя подружка, которая сверху живет, говорит, что от тебя ни слуху ни духу уже больше шести месяцев.
Нас особисты все пытали, где ты был, когда начался бой, что делал? Но там такой ад стоял, что никто ничего, кроме своего сектора, не видел, и общей картины боя так и не могли составить. Это мне по секрету сказал в самом конце допроса майор-особист! – с надрывом проговорил Мельник.
– Больше верь особистам и окончишь жизнь в лучшем случае в дисбате, – не преминул вставить реплику Роман, не понимая, куда клонит его соратник.
Мельник только досадливо махнул рукой, предлагая дослушать до конца и не перебивать. Это так было не похоже на всегда молчаливого Вячеслава, что Роман решил больше не встревать в разговор, а дать выговориться своему боевому товарищу.
– Сначала лепили тебе дезертирство, а потом все как-то сошло на нет, – зло сказал Мельник, прикуривая от своего окурка новую сигарету.
– Ты задал столько вопросов, что ответить на них сразу и быстро невозможно. Попытаюсь ответить хотя бы на один. В ту ночь я был с женщиной, – вспоминал Роман, закинув руки за голову. – Второй раз и последний, больше я ее никогда не видел, хотя очень хотел. Странная была эта женщина. Я таких никогда не встречал… – Он старался свести все к банальному любовному приключению.
– Ладно, давай смотреть в оба, а то что-то тишина мне не нравится, – закончил Мельник разговор об афганских событиях.
Этими словами он разом вернул Романа из прошлого. Роман, стараясь отвлечься от темных мыслей, стал смотреть в проход под арку, где ему почудилось какое-то движение.
Тень, размытая неверным светом уличного фонаря, снова мелькнула в проходе.
Во дворе воцарилась тишина. Замолкли телевизоры и радиоприемники в домах. Погас в окнах и в щелях дверей свет. Только слабый шелест шин на Московской улице да гул запоздавших троллейбусов нарушали тишину ночи.
– Ты давай наливай, – вдруг громко прогудел в несвойственной для него фамильярной манере Мельник и стал неловко нашаривать бутылку у Сергея под ногами, одновременно говоря злым шепотом:
– Приготовься. Я двоих засек. У них, по-моему, стволы есть: сильно оружейной смазкой пахнет!
Вячеслав, дрожащей рукой наливая стаканчик, не удержался и, увлекая за собой Сергея, повалился на землю. Громко выругался матом, а увидав наставленные на них стволы автоматов, не вставая, одним движением кисти метнул бутылку в лоб ближнему, худощавому, сивому парню, чубчик которого закрывал его правый глаз.
Сивый отлетел в сторону и с громким шлепком врезался в стену.
Удар ногой в коленную чашечку второго нападавшего с одновременной подсечкой стопы заставил его вскинуться и упасть навзничь.
Голова парня со стуком ударилась об асфальт двора. Парень разок дернулся и остался недвижим.
Что это был парень, а не взрослый мужчина, Роман определил по фигуре, развороту плеч, посадке головы. Мужчины за тридцать лет имеют другую динамику движений, а после сорока лет можно даже в кромешной тьме за километр определить человека, настолько их движения выдают возраст.
В тот же момент Роман с Мельником, не сговариваясь, кульбитом в разные стороны метнулись с освещенного пространства.
Фонтанчики пуль прочертили скамейку, двор и с чваканьем ударили в деревянную дверь особняка, который они охраняли. Дверь отозвалась металлическим гулом. Она только снаружи, ради маскировки, была обшита тонкой вагонкой.
Роман и Мельник с двух стволов короткими очередями перечеркнули проем арки.
Едкий пороховой запах стлался по двору. Из темноты раздались два выстрела.
В ответ на них Торопов выпустил в арку остаток автоматного магазина, а Мельник, перекатившись в сторону, залег у выступа дома, там, где темень была совсем непроглядной, ответил двоечкой.
Роман, как в старые времена в Афгане, первым рванул вперед, держась неосвещенных стен. Он прекрасно знал, что, несмотря на злой разговор, Мельник четко держит его спину.
Мотор машины взревел, и под визг шин машина, против движения, помчалась по Московской улице в сторону железнодорожного вокзала. Пронесшись квартал, автомобиль резко свернул налево прямо перед троллейбусом и скрылся в темном переулке.
Троллейбус возмущенно рявкнул мощным сигналом и резко затормозил. Его длинные штанги слетели с проводов. Салон троллейбуса, до этого ярко освещенный, разом погас и только секунд через пять осветился бледно-желтым светом аварийного освещения.
– Надо быстрее сматываться, – проговорил Мельник, выходя к арке.
Осветив ее фонарем, они увидели, что два их напарника со свернутыми головами аккуратно сидят по углам, а два мужика с автоматами в пятнистой форме ничком лежат на земле. Еще один с пистолетом Стечкина, удлиненным глушителем, слабо шевелится, пытаясь спрятаться в тень.
– Надо делать ноги, – предложил Мельник, пряча свой автомат под куртку.
– Мельник! Ты все здесь прибираешь! Быстро забери бутылку и стаканы, протри скамейку, а я с этим Рембо поговорю, – скомандовал Роман, присаживаясь на корточки перед раненым.
Резко ткнув в щеку ползущего человека стволом автомата, заставил остановиться и замереть.
Мужчина, одетый в камуфляж, негромко застонал. Роману было неприятно заниматься раненым. Намного охотнее он оказал бы ему помощь, несмотря на то, что тот только недавно стрелял в него. Подавив жалость, Роман, схватив нападавшего за воротник, оттащил в темноту, свистящим шепотом приказал:
– Быстро колись. Времени нет. Ответишь – будешь жить, нет – нам лишние свидетели ни к чему.
– Мужики! И так крышка, и так. Лучше уж помолчу. А промолчу – семью не тронут. Добейте сразу, – попросил раненый.
– Я тебя сейчас вверх ногами повешу, и пока милиция не придет, будешь висеть, истекать кровью, – пообещал Роман, протирая полой куртки автомат и обыскивая убитых.
Свои охранники, как он знал, пошли без документов. Красная книжечка, выскочившая из-за пазухи поднятого за ноги человека, была скользкой от крови.
Посветив фонарем, Роман прочитал: «Капитан СОБР…».
Дальше читать не стал, вложил свой автомат в руки убитого, а автомат Мельника – в руки второго, приехавшего с ним.
Раздались сигналы милицейской сирены. Сполохи милицейской мигалки осветили переулок метрах в десяти от арки.
Резкий удар по сонной артерии раненого погрузил того в беспамятство.
«Жалко времени нет тебя нормально допросить, все бы рассказал!» – промелькнула мысль, пока Роман оттаскивал раненого в нишу в стене.
Прислонив бесчувственное тело спиной к стене, Роман выскочил во двор.
Ознакомительная версия.
