Ознакомительная версия.
И потому единственно правильным решением было: успокоиться и выследить, где живет преследуемый. А дальше – смотреть по ситуации, как дело повернется. Конечно, тот светловолосый наверняка запомнил, как выглядит человек, который за ним гнался. Но ведь и Илья не лох: знает, как «вести» преследуемого незаметно для него. Все-таки служба в ВДВ на Северном Кавказе не прошла даром. А уж тем более – в разведвзводе, где Корнилов служил больше.
* * *
Ночной звонок стеганул по ушам, словно плеть. Юрий Александрович Патрикеев приподнялся с казенной кровати, пошарил ладонью по гостиничной тумбочке, нащупал мобильник, взглянул на светящееся табло...
Звонил начальник ялтинского ГОВД. Видимо, стряслось нечто из рук вон выходящее – иначе бы милиционер ни за что не потревожил его среди ночи.
– Да, – Патрикеев откинул одеяло, сел на кровати.
– Только что его обнаружили повешенным, – казенно произнес абонент.
– Кого? – не понял Юрий Александрович.
– Маньяка. Смерть наступила предположительно три-четыре часа назад.
Патрикеев сунул ноги в тапочки, поднялся, уселся на подоконник. За окнами простиралась ночная Ялта. Светились многочисленные огоньки гостиниц, мотелей и увеселительных заведений. Лунная дорожка на водной глади отливала жидким золотом. Казалось, что в этом вечном празднике жизни слова «маньяк», «повешенный» и «смерть» вообще не имеют права на существование.
Стряхнув остатки сна, Юрий Александрович уточнил:
– Кто его обнаружил?
– Соседи по лестничной площадке. Дверь оказалась незапертой. Постучали – никто не отреагировал. Зашли – а он на крюке для люстры болтается, еще тепленький. В комнате, кстати, следы борьбы: мебель перевернута, посуда разбита.
– И кто же это? – задал главный вопрос Патрикеев.
– Иван Алексеевич Слижевский, гинеколог городской женской консультации, – ответил правоохранитель. – Как вы, собственно, и предполагали.
– А почему вы решили, что маньяк – именно он?
– Можете подъехать в морг, поясню, я оттуда звоню. Машину за вами прислать?
Быстро одевшись, Патрикеев вышел на крыльцо ведомственной гостиницы, в которой жил все это время. Уселся на лавочку в ожидании служебного автомобиля, закурил сладкую после сна сигарету.
Походило на то, что маньяком действительно был Слижевский, и ему, видимо, кто-то помог удавиться. Но кто? Может быть, один из родственников его жертв?
Слепящие точки фар вздулись конусами и развернулись в темноте желтыми круговыми лепестками. К ведомственной гостинице подъехал служебный автомобиль.
– Юрий Александрович, меня за вами прислали, – пояснил водитель.
Городской морг находился на отшибе, в самом начале Севастопольского шоссе. Длинный коридор, освещенный тусклыми фонарями, облезлые стены, прозекторская с хирургическими лампами над цинковыми столами, массивная металлическая дверь хранилища...
Патологоанатом со скрежетом выдвинул ящик из морозильной камеры. На поддоне лежало тело Слижевского. То, что перед смертью его били, было заметно и невооруженным взглядом. Багровые кровоподтеки на шее, чуть выше странгуляционной борозды, ссадины на щеках, надорванная мочка уха...
– Никакой предсмертной записки, естественно? – на всякий случай уточнил Патрикеев.
– Какая записка! – отмахнулся подошедший начальник ГОВД. – И так все понятно.
– Знал несколько случаев, когда убийство таким вот образом пытались замаскировать под самоубийство... Ладно, что вы об этом думаете? – Юрий Александрович вопросительно взглянул на милиционера.
– Я? То же, что и вы. Душегуба этого каким-то образом вычислили родственники одной из убитых. Пришли домой под видом монтера или сантехника, он и открыл по дурости. Ну, избили, а потом повесили.
– А почему убийцы решили, что маньяк именно он?
– Видимо, у них были какие-то на то основания. Просто так никто никого вешать не будет.
– Придется еще одно уголовное дело возбуждать, – прикинул Патрикеев.
– Не придется, – начальник ГОВД поджал губы. – В Симферополе уже принято решение. Смерть Слижевского списывается на самоубийство: муки совести, страх разоблачения. Дело о ялтинском душегубе автоматически закрывается.
– Но ведь у следствия нет никаких веских доказательств, что маньяком был именно он, – напомнил следователь.
– Я это прекрасно понимаю. Но понимаю и другое: у нас курортный сезон на носу. Зачем всем нам лишние проблемы?
Осторожно закрыв окно на щеколду, Илья прислушался. В квартире было тихо. Лишь на кухне тихо урчал холодильник, да в туалете мелодично журчала вода.
Он задернул занавеску, взглянул в окно... Перспектива вечерней улицы казалась коллажем из лунного света и непроницаемых бездонных теней. Желтые пятна редких фонарей, сизая мгла, корявые кроны старых деревьев... Внизу поблескивала карамельными огоньками набережная, слева от нее переливалась электрическим светом колокольня церкви Иоанна Златоуста.
За минувший день Корнилов сумел-таки незаметно для преследуемого выследить, где он живет. Логово душегуба располагалось за Домом мебели. Это был глухой, малонаселенный район: нагромождения песчаника, перечеркнутые прямыми линиями лестниц, белые корпуса санаториев наверху, увитые глициниями балконы, мусорные баки во дворе... И всего только две серые бетонные пятиэтажки.
Выяснить, в какой именно квартире обитает душегуб, оказалось проще простого. Вечером скамейки у подъезда оккупировали всезнающие дворовые бабки. Достаточно было подойти к ним с невинным вопросом насчет «светловолосого такого мужчины, у него еще на левой руке большого пальца нет», чтобы получить исчерпывающий ответ: парня этого зовут Гена, живет он в первом подъезде на втором этаже, квартира номер шесть, парень очень хороший, тихий и скромный, до сих пор неженатый, но дома его сейчас нету, а вообще, если что-то надо, мы передадим сами...
Вечером того же дня в шестой квартире раздался звонок, и баритон с металлическими нотками сообщил, что жильцу следует срочно зайти в опорный пункт милиции, в случае неявки – насильственный привод. Илья, спрятавшись в кустах неподалеку от подъезда, видел, как светловолосый в серой куртке поспешно вышел из дома через десять минут после звонка. Несмотря на майскую жару, под курткой темнела водолазка с высоким воротником – наверняка сильно его придушил Митя, вот и приходилось маскировать ссадины!
Корнилов уже знал, как попасть в квартиру маньяка, расположенную на втором этаже. Неподалеку от окон возвышался старый каштан. Он залез на него, немного продвинулся по толстой ветви и, сгруппировавшись, перепрыгнул на нужный ему балкон...
В квартире никого не оставалось – предусмотрительный Илья на всякий случай сделал еще один контрольный звонок на стационарный телефон...
...Оказавшись в пустой квартире, Корнилов осмотрелся. Секция была однокомнатной, типично холостяцкой. Илья принялся обыскивать ее. Вытащил из шкафа ворох нестиранного белья, брезгливо оттолкнул его ногой. На антресолях обнаружил более любопытные вещи: целую коллекцию орденов времен Второй мировой войны. Чего тут только не было: и Железные кресты, и награды армии Муссолини, и даже румынские награды Антонеску! Отдельно лежали советские ордена и медали.
– Поисково-патриотический клуб «Коловрат», – Корнилов повертел в руке Железный крест и бросил его в угол. – Ну, сученок!
Однако самая любопытная находка была впереди... Там же, на антресолях, Илья обнаружил видеокамеру и целую россыпь дисков. Уселся у телевизора, вставил первый попавшийся диск в плейер...
Конечно, за свою недолгую, но полную злоключений жизнь молодой ветеран насмотрелся всякого. Полутора лет, проведенных им в десанте на Северном Кавказе, Чечне, с лихвой хватило бы и на десятерых. Ему не раз приходилось сталкиваться со смертью, с кровью, с насилием и садизмом, но увиденное на телеэкране впечатлило даже его... Чего стоили видеозаписи полового акта с окровавленным трупом!
Зачем маньяк хранил эти явно компрометирующие его записи? Для самоутверждения? А может быть, просматривая их, он получал сексуальное удовлетворение? Искать ответы на эти вопросы у Ильи не было ни времени, ни желания. Зато теперь не оставалось сомнений: тот светловолосый мужик в серой куртке, который пытался задушить Митю, – именно тот, кто ему нужен.
Все точки над «і» расставила последняя находка. В кухонной мойке за мусорным ведром Корнилов обнаружил орудие многочисленных пыток и убийств. Огромный нож с рельефным кровостоком и массивным ограничителем действительно походил на боевой нож, принятый на вооружение в российских ВДВ. Однако, в отличие от кинжала, найденного при обыске на квартире Ильи, этот нож если и имел отношение к армии, то не к советской и не к российской. Под рукоятью, у основания лезвия виднелись островерхие готические буквы, а под ними угрожающе чернели две параллельные друг другу рунические молнии – эмблема «SS».
Ознакомительная версия.
