или товарищи, — усмехнулся Казанец. — А то непонятки какие-то получаются. Вроде мы для тебя господа, а отношения ты от нас товарищеского ждешь.
— Кончай балагурить, Юрок. Пошли в дом.
Богданов рукой указал дипломату на входную дверь. Тот жалобно всхлипнул, но в дом пошел самостоятельно. Они вошли в комнату, которая служила кухней и одновременно гостиной. Казанец усадил дипломата на старенький диван, сам сел рядом. Богданов взял, стоявший у стола деревянный стул с резной спинкой, поставил его перед диваном и, оседлав верхом, приступил к допросу.
— Твое имя Башар Хаддад, верно?
— Да, я Башар Хаддад, служу в сирийском посольстве в Москве. Являюсь неприкосновенной личностью, — быстро произнес Хаддад, делая ударение на слове «неприкосновенный».
— А ты не переживай, прикасаться мы к тебе не станем, если ты сам не захочешь, — пообещал Богданов. — Говорить-то с тобой нам твоя вера не мешает?
— Вера? Что есть вера? — залепетал Хаддад, и щеки его побледнели.
— Ну как же! Вы ведь, сирийцы небось все верующие? Крещеные, или как там у вас этот обряд называется?
— В исламе есть свой обряд. — Хаддад старался говорить быстро, видимо, стресс сказался на нем сильнее, чем хотелось бойцам группы «Дон». — После рождения младенца родственники должны как можно скорее распространить эту радостную весть, а все остальные должны передавать поздравления счастливой семье…
— Стоп, стоп, стоп. — Богданов прервал рассказ дипломата. — Вопрос был риторическим, нас особенности вашего крещения не интересуют. Знаешь, что нас интересует на самом деле?
— Кто вы? Почему вы вломились в мой дом и мучаете меня? — Хаддад, казалось, не слышал Богданова, пребывая в каком-то своем мирке. — Я должен позвонить в посольство, пустите меня к телефону!
— Сиди, красавчик. — Казанец вернул на место рванувшего вперед Хаддада. — Тебе же русским языком сказано: батя желает с тобой побеседовать! Побеседовать, понимаешь? Пока только поговорить, не заставляй его передумать! Ты меня понял?
Хаддад не отреагировал, продолжая вырываться из рук Казанца. Пришлось тому применить более жесткий прием. Он навис над Хаддадом, поймал взглядом его испуганный взгляд и рыкнул:
— Сидеть! Встанешь еще раз — пришибу! Это ты понял?
Хаддад обмяк и привалился спиной к спинке дивана. Казанец повернулся к Богданову.
— Похоже, он меня понял. Продолжай, командир.
— Итак, на чем мы остановились? Чтобы ты понял, что я тебя услышал, произнесу вслух: тебя зовут Башар Хаддад, ты сирийский подданный, служишь в сирийском посольстве в Москве и являешься неприкосновенной личностью. Пока все правильно?
— Да-да, — закивал Хаддад. — Мне нужно позвонить в посольство. Дайте телефон!
— Проблема в том, Хаддад, что в этом доме нет телефона, и ты наверняка об этом знаешь, — спокойно произнес Богданов. — Но твоя проблема не в этом. Главная твоя проблема в том, Хаддад, что ты оказался не в том месте и не в то время. И в этом, согласись, твоя вина.
— Вина? — Хаддад услышал лишь одно слово из всей тирады Богданова. — Я ни в чем не виноват! Вас обманули!
— И кто же, по-твоему, меня обманул? — усмехнулся Богданов. — Ну, говори! Смелее, Хаддад.
— Я должен быть в посольстве, отпустите меня, — вести диалог Хаддад явно не собирался.
— А вот это верное замечание, господин дипломат. Ты должен быть в посольстве, есть плюшки или круассаны, попивать грог и наслаждаться жизнью. Но вот в чем проблема, Хаддад. Ты не в посольстве. Ты находишься в пятидесяти километрах от Москвы в доме, который ты снял для личных нужд. А теперь внимание! Вопрос: что ты делаешь здесь, в доме советской труженицы Купчихи, в то время когда должен возлежать на постели в дипломатических апартаментах в здании, принадлежащем посольству Сирии?
— Это ошибка, — начал было Хаддад, но Казанец сжал кулак и поднес его к носу Хаддада. Дипломат сжался от страха и заговорил совсем другим тоном: — Не бейте меня. У меня дети!
— Да ладно! У тебя еще и дети есть. — Казанец рассмеялся. — А я вот такой роскоши себе позволить не могу. Знаешь почему? Потому что мне нужно гоняться по округе и отлавливать таких негодяев, как ты. Досадно, правда?
— Что вам нужно? Я не понимаю!
— Со временем ты все поймешь, — заверил Богданов. — А сейчас ответь на мой вопрос: что ты делаешь в съемном доме за пятьдесят километров от Москвы?
— Я приехал сюда отдохнуть. — Хаддад снова сменил тактику поведения. — Правила нахождения в советской стране я не нарушал. У меня есть разрешение. Дело в том, что я астматик. Астма — серьезное заболевание и требует находиться на свежем воздухе.
— Вот оно что! Значит, ты приехал сюда укреплять здоровье. И все? Только ради этого? — Богданов не торопился, ожидая, когда Хаддад потеряет бдительность.
— Да-да, укерепять здоровье, — коверкая русские слова, повторил за Богдановым Хаддад.
— Правильно произносить «укреплять», но не суть. Тогда скажи, Хаддад, в колхозе «Путь к коммунизму» ты тоже здоровье укреплял? — в лоб спросил Богданов.
Услышав вопрос, Хаддад застыл. Испуг в его глазах перерос в ужас.
— Почему же ты молчишь? Или тебе вера не позволяет обсуждать с товарищами нюансы твоего санаторного лечения? — съязвил Богданов.
— Вы за мной следили? — едва слышно прошептал Хаддад. — Зачем?
— О да, дорогой товарищ, мы за тобой следили. И не только здесь, — признался Богданов. — На Сай-Утесе о тебе нам тоже много чего рассказали.
— Сай-Утес? — Хаддад побелел еще сильнее.
— Да. Секретный полигон, припоминаешь? Сначала там засветился, теперь в Подмосковье. Вот у нас с товарищем Казанцом к тебе вопросов и поднакопилось. А сейчас шутки в сторону. Рекомендую, настоятельно рекомендую сменить тактику и отвечать на мои вопросы как можно более правдиво и подробно. Время у меня есть, а вот терпением я не отличаюсь. Так что в твоих интересах меня не злить.
— Что вам надо? Я ничего плохого не делал, я всего лишь пешка!
— Ого, какие мы слова знаем! Пешка! Это из шахмат, или просто к слову пришлось? — на этот раз съязвил Казанец.
— Давай, Хаддад, рассказывай, зачем ездил на Сай-Утес. Мы, конечно, и без тебя все знаем, но по доброте душевной дадим тебе возможность рассказать правду. Чистосердечное признание облегчит твою вину. Или у вас в Сирии это правило не работает?
— Какое правило? — удивленно произнес Хаддад, но глаза его выдали, он явно тянул время.
— Не важно, — отмахнулся Богданов. — Отвечай на вопрос: что ты делал на Сай-Утесе?
— Я ездил туда по личным делам. В посольстве об этом знают, — выдал Хаддад.
— Как думаешь, Хаддад, почему я тебе не верю? — Богданов подался вперед, голос его стал вкрадчивым.
— Я не знаю, я говорю правду.
— Нет, Хаддад, не верю я тебе, потому что ты лжешь, — спокойно произнес Богданов. —
