Ознакомительная версия.
С добрым утром, СИЗО № 2!
Меня стал разбирать хохот. Мои конвоиры выволокли меня, корчащегося от смеха, из машины и повели оформлять. Никто ничему не удивлялся. Эти стены видали немало истерик.
Меня очередной раз обыскали и отвели в камеру. Дверь захлопнулась. Несколько пар глаз равнодушно глянули на меня. Мое появление ничего не добавляло в жизнь обитателей камеры, а только лишало еще одной порции воздуха. Ничего в Бутырке не изменилось. Липкая духота, как в Таиланде после дождя; семьдесят полураздетых мужиков в наколках; сон в три смены; вонючие трусы и майки на веревках под потолком.
По тюремной привычке опустился на корточки на свободном пятачке. Ко мне тут же придвинулся сутулый парень в серой майке и засаленных спортивных штанах. Почесывая патлатую голову, он с ехидцей некоторое время смотрел на меня, а потом выпалил:
– Мужик, мхом не богат?
Я понял, что этот уродец прощупывает меня. «Мужик» – на зоне низшая каста, пахарь, серая масса. Назвать так авторитета – серьезное оскорбление.
– Ты ко мне обращаешься?
– А то к кому? – Он ухмыльнулся, обнажив щербину на месте переднего зуба.
– Я тебе не мужик. А за мхом в лес попросись. Как раз сезон.
Кто-то засмеялся. «Беседа» пошла – с ножа на бритву. И щербатый рванул напролом.
– Не мужик, говоришь? Баба, что ли? – дурашливо спросил он.
Все, кто слышал наш разговор, заинтересованно замолчали. Даже телевизор приглушили. Я понял, что именно сейчас для меня наступил момент истины. Возможно, за щербатым поднимется полкамеры. Но деваться мне было уже некуда. Я ухватил урода за патлы и резко дернул вниз, без прыжков и размахиваний ногами и кулаками. Получилось то, что хотел: парень расквасил нос о свою же коленку. Он попытался вскочить, но я положил ему руку на плечо и прочитал нотацию:
– Вроде ты, парень, с понятиями, знаешь, что такое «мох», а незнакомого человека сразу «мужиком» называешь. Неправильно это.
Я старался говорить как можно спокойней, сознавая, что малейший страх погубит меня, подлые дружки щербатого накинутся сзади, повалят и забьют ногами. Таковы законы стаи. Но, видно, не осмелились.
Я вытащил то, что спрашивал щербатый, – сигареты, и протянул парню.
– Без обиды – угощайся!
– Западло, – буркнул он.
– Опять не следишь за базаром, – напомнил я. – Благослови руку дающего, ибо она может дать и по рогам.
Кто-то полез на нары, а я сел на освободившееся место у стены.
– Откуда будешь? – спросил кто-то.
– С воли, – ответил я и, закрыв глаза, протянул в чьи-то руки пачку.
В Бутырку это была уже моя вторая ходка. Первый раз сел, когда меня подставили по-крупному, подбросив мне в стол пачку долларов. Я честно служил в налоговой полиции. А меня, как последнего гада и мздоимца, арестовали, надели наручники и кинули в камеру. Когда зэки прознали, что я – налоговый полицейский, чуть не порвали меня на куски. Благо в «хате» оказался авторитетный вор. Он, как смотрящий, осадил всех ретивых и сделал разборку по понятиям. Мудрый был человек. Сразу поинтересовался, откуда в полицаи попал – из ментов или кагэбэшников. И, когда узнал, что из погранвойск, сразу подобрел, посадил рядом с собой, узнал мою горькую историю и стал учить уму-разуму.
«Ты, – говорит, – там был большим человеком, налоговым полицейским, грозой банкиров. А здесь – такой же, как и все. Живем по законам тюремным. То есть по человеческим. Присмотришься, к тебе приглядятся, в какую-нибудь семью возьмут. Семья людям и в тюрьме нужна: по симпатиям определяются, корешуются, харчуются вместе, дачки с воли делят…»
А еще вор предупредил: «Запомни, никогда не бойся, не проси, никому не верь. Тюрьма – это стая, в которой бежишь по кругу и всегда рискуешь быть затоптанным…»
В этот раз, вспомнив опыт, я гораздо быстрей приноровился дышать. Делать это надо неторопливо и размеренно, как аквалангисту на глубине. Новички делают ошибку, стараясь вдохнуть как можно глубже: ядовитый воздух мутит сознание, тянет на рвоту…
Потянулось безвременье. Несколько раз меня водили на допросы к Кинжалкину. Он подобрел, угощал сигаретами и разрешил называть его просто «Петя». Петя хотел, чтобы я признался в убийстве самого себя. Мне же получать за это срок казалось верхом несправедливости.
Потом появился один из лучших «кольщиков» Москвы Паша Баздырев. При встрече я высоко оценил его шутку с представлением меня к званию Героя и пообещал непременно вернуть должок.
Паша не терял время и собрал обо мне кучу всяких сведений. Итак, я занимался сбором секретной информации о Федеральной службе налоговой полиции; имел любовницу-тайку, скончавшуюся при странных обстоятельствах; не имел постоянных заработков; написал и лично пристроил в нескольких газетах некрологи на несчастного Раевского В.И. По словам Баздырева, это было особым цинизмом.
Мой портрет, как выяснилось, показывали сотрудникам редакций. После чего мне устроили очную ставку. Трепетные девицы отделов рекламы уверенно опознавали во мне того самого безутешного молодого человека, который принес некролог о товарище.
Баздырев грохотал:
– Ну что, Фантомас, и теперь будешь говорить: я не я и могила не моя… Где труп закопал, урюк?
Я попал в самую безвыходную в мире ситуацию.
А Паша давил из меня признание:
– Ладно, не надо мне труп. Ты сам почти труп. Но скажи, только честно: за что ты его грохнул? Мужик гадом по жизни был?
Я возмутился, но хвалить себя, то есть Раевского, не стал. Было бы перед кем.
– Я пойму. Чисто по-человечески. Найдем смягчающие обстоятельства.
Минут пять мы молча курили. И тут Баздырева прорвало:
– Ты, падаль мокрушная, у тебя руки по локоть в крови, никто тебя не спасет, петух ср…й! Разорву, блин, как Мурзик варежку! Думаешь, нам только про Раевского известно? Поверь Паше Баздыреву – из моих рук никто не выскальзывал.
Он схватил пакет, лежавший в углу, и вытряхнул на стол рубашку.
– Узнаешь?
Это была моя старая рубашка.
– А вот теперь посмотри на эти пятна крови!
И точно – пятна. Я тотчас вспомнил. На следующий день после смерти Паттайи у меня пошла носом кровь. Рубашку стирать не стал – забросил ее в угол шкафа.
– Звезд до хрена – мозгов ни хрена! – отреагировал я. – Кровь-то моя!
– Не твоя, а безвинно убиенного Раевского! – заорал Баздырев. – Мы сделали экспертизу крови!
– Ха, а труп где взяли, сам пришел? – съязвил я.
– А ты, голубок, будто не знаешь?
Баздырев пытливо глянул мне в очи, мол, колись, паря.
– Не знаю! Разводишь меня, Паша, как последнего лоха…
– Мы сделали генетическую экспертизу. А кровушку на анализ взяли у дочери Раевского. Между прочим, ездили для этого аж в Киев. Да, там она сейчас проживает со своей матерью. Так вот, экспертиза подтвердила, что кровь на рубашке однозначно Раевского.
– Да это моя кровь. И дочь моя, – тупо настаивал я. – Для этого достаточно и мне сделать анализ и проверить.
– Проведение анализа на предмет отцовства – дорогое удовольствие! – нагло ответил Баздырев. – Тем более, милок, без процессуальной целесообразности. А чтоб ты не сомневался, твой портрет мы на всякий случай показали дочери и вдове Владимира Раевского. И как ты думаешь, что они нам сказали? Сказали, что видят эту физиономию впервые в своей жизни. Вот протокол допроса – киевская прокуратура помогла.
Он достал из папки какие-то листки и протянул мне. Читать не хотелось. «Все, – горько подумал я. – И в Киеве меня закопали. Ни дочери, ни бывшей жены…»
– Ну, что теперь скажешь? – спросил Баздырев.
– Мой случай войдет в историю криминалистики.
– И не надейся…
– А можно по-человечески? Вот ты опытный сыщик, умный человек. Тучу жуликов за решетку упек… А не можешь понять, что в моем особом случае необходимо сделать такой анализ.
– Можем сделать. Только зачем? Чтобы выяснить, что у дочери два отца?
Мы оба рассмеялись.
– Чтобы установить, что эта кровь на рубашке – моя, из моего личного носа накапала, – терпеливо ответил я.
– Ну и тупой же ты! – в сердцах произнес Баздырев. – Ты посмотри на результаты генетического анализа. Это тебе не хухры-мухры, доктор медицинских наук М.Х. Доблер подписал. Читай: «Анализ крови на ткани и анализ крови, представленной на исследование в пробирках № 1,2,3, по ряду генетических признаков дают основание сделать заключение: исследуемые пациенты находятся в прямом родстве».
– Я буду добиваться, чтобы и мне сделали анализ крови и сравнили с кровью на этой дурацкой рубашке.
– И ничего не добьешься, даже если группа крови совпадет! Поверь мне, старому волку. Генетика – это сила! Против ДНК, Фантомас Иванович, не попрешь…
– Прошу не искажать моего имени! Давай поспорим: если генетический анализ крови совпадет, ты съедаешь эту рубашку. А если нет, то – я.
– Ах ты, хитрожопец! Главную улику сожрать! Ладно, на сегодня хватит. – Баздырев встал и почесал брюхо. – Спасибо за чистосердечное вранье. И знай, Фантомас, ты меня крепко достал! Но я еще не таких фантазеров раскалывал. Ты, голуба, не знаешь, что еще у меня в запасе на тебя есть. Я опрокину все твои наивные представления о МУРе.
Ознакомительная версия.
