Богунов, проходя мимо хлипких дверей на кожаных петлях, трогал миниатюрные китайские замочки. Отталкивал Матиевского, который грудью наваливался на дувалы, разглядывал черные ямы тандыров, дверные провалы.
– Не любопытничай, а то нос прищемят.
Матиевский с шумом втягивал ноздрями воздух:
– Лепешками пахнет, товарищ лейтенант. Чую нюхом, хлебом несет.
– Галлюцинации у тебя, Сережа. Какие могут быть лепешки, если «сорбозы» кишлак прошли? После них сухой корки не осталось. Хлеб наверху, снайпер. На посадочной площадке.
Настороженно покачивались в ладонях вороненые стволы. Хоть и прочесали кишлак «сорбозы», в любую минуту могли вырасти из-за дувалов растрепанные чалмы. Удар в спину душманами наносился гораздо чаще, чем в голову.
– Двигай ножками, снайпер. Шевелись.
– Понял, товарищ лейтенант. Вальсом на цыпочках…
Неожиданно они наткнулись на рослого лейтенанта, переводчика из полкового штаба. Он озабоченно ходил вокруг лежащего на земле солдата, придавленного огромным вещевым мешком. Поверх вещевого мешка висел скрученный в скатку спальный мешок внушительных размеров.
– Андрюша… Шульгин… Вот это номер, – лейтенант взмахнул руками, надвинулся на Шульгина, крепко стиснул его в объятиях. – Ты, как всегда, вовремя. Выручай, друг, – лейтенант кивнул в сторону солдата. – Смотри, завалился мой боец на боковую. Как только его не упрашиваю. Лежит себе, не шевелится. Прямо живой труп…
Шульгин мельком глянул на солдата:
– Последние дни как кормили?
– Как кормили? Да на убой, – рассмеялся лейтенант. – Вон Железняк подтвердит… – Махнул рукой в сторону.
– Это же хозвзвод, – раздался веселый голос сверху, и Шульгин заметил привалившегося к камням второго лейтенанта из управления полка, начальника финансовой части Володю Железняка. – В нашем хозвзводе обед строго по расписанию. А меню, как в ресторане, хочешь тушенку трескай, хочешь масло сливочное, всего немерено.
Шульгин удивился.
– Так чего же он завалился? Спит, что ли?
– Не-а, – захохотал Железняк. – Они у нас хорошо выспамшись. Три дня глаза не продирали. Ложки помоют после приема пищи и на боковую. Ха-а…
– Они устамши, – протянул полковой переводчик. – Целый километр пешком прошли и скопытились, герои афганской революции…
– А нас с Брагинским оставили толкать эту тушу на вертолетную площадку…
– Так точно, оставили нас толкачами… Как самых сознательных…
Начфин весело взмахнул руками.
– Представь себе, Андрей! У нас же образование не командирское… Нас даже мыши в штабе не слушаются. У Сергея институт военных переводчиков, у меня высшее финансовое… Представь себе бухгалтера в клетке с тиграми…
– Ну, это не тигр, – улыбнулся Шульгин. – Далеко ему до хищника. Это просто жук навозный. Откуда только у него такой шикарный спальник?
– Это господский, – улыбнулся лейтенант Брагинский, – спальник самого начальника политотдела. Со сменными простынями. Каждую ночь стелят новенький нулевой комплект.
– Ну, что же, – усмехнулся Шульгин. – Тогда этот носильщик побежит у нас вместе с этим спальником…
Шульгин наклонился к солдату, потряс его за скатанный трубкой мешок. Солдат еще крепче зажмурил глаза, недовольно заурчал. Сердито отмахнулся рукой.
Шульгин подмигнул Матиевскому и Богунову.
– А ну-ка, ребята, сыграем боевую тревогу.
В одно мгновение он скинул автомат с предохранителя, сунул горячий ствол под ухо спящего солдата и нажал на курок. Богунов и Матиевский тоже скинули свое оружие и наставили стволы в воздух. Жаркая канонада разорвала тишину.
Солдат тут же открыл глаза и повел испуганным взглядом вокруг себя. В то же мгновение Матиевский с Богуновым подхватили его под мышки и рывком поставили на ноги.
– Бегом марш, – оглушительно скомандовал Шульгин, и свирепый взгляд его впился в переносицу опешившего солдата.
– Шевели ногами, зелень… – раскатисто взревел Богунов, а Матиевский присвистнул режущим ухо протяжным свистом.
– Ши-ире ша-аг…
Солдат качнулся вперед и побежал вразвалку, неуверенно оглядываясь на Шульгина и улыбающихся лейтенантов из штаба.
– Вот навязали нам бойца, – воскликнул высокий лейтенант и радостно потер руки.
В штабе полка лейтенантом Брагинским особенно дорожили. Он прекрасно знал тюркские языки, свободно говорил по-английски и немецки, и многих офицеров в полку изумляло, что такой образованный офицер, с отличием закончивший в Москве институт военных переводчиков, прозябает в их полковой дыре.
– Ну, спасибо, Андрей, выручил, – переводчик неловко стиснул Шульгину руку. – Я хоть и многие языки знаю, но с солдатами разговаривать не умею. Не дается мне командный диалект. Вот поручили нам этого охломона, а он тут же на голову сел.
– А я вообще счетовод, – добродушно хохотнул Железняк. – Зарплату начисляю. Продовольствие списываю. Дебет-кредит, одним словом. Командного голоса в бухгалтерии не требуется…
Лейтенанты простодушно улыбнулись Шульгину.
– Кстати, о продовольствии, – протянул тот. – Что там у вас в вещмешках? Жратва имеется? Или вас к хозяйскому столу не пускают?
Брагинский растерянно развел руками, а начфин тряхнул вещевым мешком.
– Осталась одна коробочка, – радостно сказал начфин. – Целенький комплект. Услуга за услугу. Рады будем угостить.
Он ловко скинул новенький вещевой мешок, развязал тесемки.
Матиевский впился в чистенький брезент мешка глазами. Богунов шумно сглотнул.
– Суточный паек, – возвестил Железняк и достал из вещмешка небольшую коробку.
– Что это? – удивленно кивнул Шульгин.
– Паек, – пожал плечами Железняк, – такой же, как у вас. Смотрите сами…
Он вскрыл коробку и высыпал на траву галеты в упаковке, сгущенное молоко, тушенку, аэрофлотовский сахар, сок в тюбике, бумажные пакетики чая.
Шульгин изумленно провел рукой перед глазами.
– Бред, – сказал он растерянно, – это штабные нормы, что ли?..
– Почему штабные? – удивился Железняк. – Обычный паек для горных условий. И вы такой же получаете. Я же списываю после каждой операции такие пайки. Усиленное питание согласно приказу министерства обороны… Мы сейчас на какой высоте, скажи-ка, Шульгин?
– Что?.. – пробормотал Шульгин. – При чем здесь высота?..
– А при том, – терпеливо сказал начфин, – что на высоте свыше полторы тысячи метров ротам полагается выдавать паек для горных условий. Вот этот самый… Да ты что?.. Первый раз его видишь?
Шульгин развел руками, а Богунов за спиной шумно крякнул:
– Вот это да!..
– Усиленное питание, – эхом отозвался Матиевский.
– Представь себе, – тихо сказал Шульгин, – что такой паек мы видим впервые.
– Не может быть! – охнул начфин. – Что это за дебет-кредит? А что я тогда, по-вашему, списываю? Ерунда какая-то… Вот так номер!.. – Он хлопнул ладонью по колену, обернулся к полковому переводчику. – Может, напутали чего? А?
Переводчик мрачно посмотрел на товарища.
– Да уж, напутали… Бардак какой-то…
Лейтенанты виновато спрятали глаза.
– Да вы-то здесь при чем? – воскликнул Шульгин. – Я же вас ни в чем не обвиняю! Ладно вам. Поговорим еще по душам. Идите лучше, ребята, догоняйте своего доходягу. А то он опять завалится где-нибудь на боковую.
– Мы ему завалимся, – оживленно воскликнул начфин. – Мы ему пропишем выговор с занесением по личному телу…
– Так точно, ниже пояса занесем выговор, – засмеялся переводчик.
– Догоняйте, догоняйте, – кивнул Шульгин и обернулся в сторону кишлака.
Лейтенанты пошли наверх быстрым шагом, а он уставился на сухие галеты в упаковке.
Богунов потер заурчавший живот. Матиевский рухнул перед пайком на колени.
– Бог меня услышал, – закричал он с вожделением, – и послал мне, наконец, жратву!
Он уже поспешно вытер ладошки о бушлат и протянул дрожащую руку к галетам, как вдруг раздался спокойный голос Шульгина:
– Паек собрать в вещевой мешок.
– Чего-чего? – растерянно переспросил Богунов, а Матиевский с недоумением обернулся и молча закусил пальцы.
– Что вы на меня так смотрите? – рассердился Шульгин. – Вы лучше туда посмотрите. Разуйте свои глаза. Что вы там видите?..
Богунов поднял голову в сторону вертолетной площадки и обреченно сказал:
– Лесоповал…
Действительно, именно лесоповал напоминала тропа над кишлаком, ведущая к горному плато. Лежали вдоль тропы солдаты и с правой, и с левой стороны. Словно сухие бревна валили с бортов беспорядочно в разные стороны.
– Лучше бы не дразнили… – простонал Матиевский.
– Ничего, – бодро сказал Шульгин, – другим еще тяжелее, чем вам. А на вас, ребята, пахать еще можно. Доберемся наверх – я вам выделю тройную порцию самого усиленного пайка. Три часа будете отъедаться.
– Лучше трое суток, – заметил Матиевский и горько вздохнул. – Вот так я свою кошку Мурку дразнил дома. Покажу шкурку от колбаски, и фи-ить… А она воет, мя-яу… А теперь я сам вою… У-у-у…
