Ознакомительная версия.
«Хочет, — неожиданно понял Гордеев. — Хочет, и поэтому незаметно стравливает их друг с другом. И у Скрипача, и у Румына есть все задатки лидеров. Если они объединятся, власть в хате может перейти к ним. Умный в этой хате вор. И справедливый вроде. Но вот парню, похоже, достанется за всех. Он его не станет защищать — иначе бойцы будут роптать».
Гордееву почему-то стало жалко этого неудачливого взломщика, решившегося на преступление ради сестры. Второй-то рожа довольная, гопническая — как же, милицейскую машину обгадил, уже стоит, подбоченясь, метит в приближенные к пахану.
— Послушайте, отцы, скажите лучше, Бурцева, кореша моего, убили здесь, в этой самой камере? — спросил Гордеев, когда все замолчали в ожидании дальнейшего развития событий.
— Убили. Задушили во сне. Знаешь, как это бывает? Человек в камере ложится спать и думает, что до завтра уж с ним ничего не произойдет. А утром не просыпается. Потому что заточку в легкое всадили или задушили нежно, — пояснил Мочало.
— Отцы, я вам сразу скажу — я к его делам никакого отношения не имел. Я ничего про них не знаю и знать не хочу! — быстро заговорил Гордеев. — Я даже больше скажу — он, Бурцев, меня кинуть хотел, когда осмий украдем.
— Как быстро ты открещиваешься от своего подельника. Нехорошо, — заметил пахан.
Шестерки Шумовского потихоньку отступили к своим нарам, благословляя недалекого новенького, которому лучше бы в этот момент сидеть и помалкивать, авось не тронут, а теперь все внимание переключилось на него, и быть ему битым, а то и опущенным.
— И взял-то всего, смешно — три грамма. Это разве много? — обратился к пахану Гордеев. — Так за что его?..
— Да уж, видать, подороже порнухи с певицей! — ответил Таможня. — осмий используется где угодно, он стоит бешеных денег и на него за границей колоссальный спрос.
— Ага, и нам в универе говорили, что он сто тысяч долларов за грамм тянет, — встрял вдруг в разговор Скрипач.
— Скрипачок у нас образованный! — поддел его Румын.
— А я вот что скажу, главное образование — оно на зоне получается. Глядите на мой диплом! — хлопнул себя по татуированному животу Ганс.
— Диплом-то больно синий, — заметил Мочало, как бы невзначай накрывая рукой заточку на столе, — как бы не сделать его красным маленько.
Ганс и Мочало вяло переругивались. Скомандовали обед. Заключенные с мисками и кружками кинулись к окошку. Лучшее, понятно, отнесли пахану и его окружению, остальное поделили между собой простые зэки. Гордеев был не особенно голоден, а при виде баланды аппетит у него совсем пропал, поэтому он подставил свою миску, когда совсем уже одна жижа осталась.
Зэки застучали ложками, уписывая баланду. Один старый взяточник Дышкант лежал на своих нарах пластом.
— Дед, ты чего? — тронул его за плечо Гордеев.
Но тот только прохрипел что-то в ответ.
— Эй, а не инсульт ли у него? — подбежал к Гордееву парнишка, который подламывал ларек.
— Позовите санитаров! Человека парализовало! — закричал в окошко Румын. — и как он везде успевает?
После того как старика унесли на крест, а зной немного спал, в камере наступило затишье — обманчивое, как перед бурей. Скрипач с Румыном мирно играли в шахматы. Ганс и Мочало прекратили пререкаться и молча наблюдали за игрой. «Ну прямо тихий час в пионерском лагере!» — подумалось Гордееву.
Главное — не поддаваться на это обманчивое спокойствие, не расслабляться.
Возможные убийцы Бурцева определились. Это либо Щетка, либо Ганс, либо все-таки Мочало. А может, Румын. А может, и Таможня. Да, за всеми следить придется. Только вот как определить настоящего убийцу? Ответа на этот вопрос у Гордеева пока не было…
Пахан добродушно взирал на своих подданных и о чем-то вяло беседовал со Стилистом. Тот, очевидно, рассказывал ему очередную байку из своей жизни порномагната.
На ужин принесли неизменный тюремный рыбкин суп. Гордеев похлебал жидкое горьковатое варево, сплюнул рыбную голову. Вспомнил воинов-спартанцев и быстро дохлебал оставшееся.
Если предполагаемый убийца проглотил наживку, то скорее всего ночью, когда все уснут, ему предстоит сражение с неизвестным пока противником. А если нет? Гордеев решил, что назавтра вставит в разговор еще какие-то подробности…
Перед сном Румын не забыл намекнуть шестеркам Волчка, что их судьба еще не решена, а слушание дела лишь отложено до лучших времен.
«Очевидно, лучшие времена настанут, когда они меня удавят», — мрачно подумал Гордеев.
Духота к ночи вернулась — видимо, завтра будет гроза. Даже на верхних нарах пахло ужасно — мочой, грязными ногами и прогорклым салом. Гордеев попытался было завернуться с головой в одеяло, но стало жарко и сразу бросило в пот.
Гордеев вынырнул из-под одеяла. На потное тело налетели комары. Настоящие болотные, матерые питерские комары, с хоботками, заточенными под лосиную шкуру. Такие и сапог прокусят.
Спящий человек отличается от притворяющегося ритмом дыхания. Надо иметь очень натренированные легкие и диафрагму, чтобы ритмично, на пять счетов, вдыхать и выдыхать воздух. Гордеев овладел этой наукой, когда еще в институте увлекся восточными учениями. Учения в прок не пошли, а вот «дыхание спящего монаха» оказалось сейчас ой как кстати.
Время шло, превращалось в длинную трубу вечности, сквозь которую летел адвокат Юрий Гордеев и вдыхал на пять счетов, а потом на пять же счетов и выдыхал. Впрочем он все-таки уснул. Потому что когда в очередной раз выдохнуть на пять счетов не удалось, Гордеев очнулся и понял, что сероватый свет питерской ночи заслоняет ему чья-то тень, а горло сдавливает удавка.
Противник попался тощий. «Ганс!» — мелькнула мысль у Гордеева. Сражение на верхних нарах закончилось быстро. Не ожидавший отпора убийца скатился вниз и, видимо, что-то себе сломал, потому что ахнул, а потом выругался по-немецки.
«Точно Ганс!» — уверился Юрий.
Но это оказался Таможня.
Остальные зэки повскакивали с мест, окружили неудачливого убийцу.
— Таможня? — опешил Румын. — Ты чего это, в «грузчики» подался? А Бурцева тоже ты?
Белый тощий глист молчал в ответ. Только дышал тяжело.
Лена очнулась на заднем сиденье «мерседеса», по бокам от нее находились два бойца из охраны Аронова. Сам Максим сидел на переднем сиденье рядом с водителем. Куда они ехали и зачем, было совершенно непонятно, Лена даже толком не могла восстановить причину своего краткого беспамятства — она пошла танцевать с Ароновым, погас свет — и вот она едет в «мерседесе». Лихо!
Пока никто не заметил, что пленница пришла в себя, и она благоразумно решила этого не афишировать. Прикрыв глаза, принялась размышлять:
«То ли у этого карточного шулера такой метод знакомиться с понравившимися ему девушками, то ли я все-таки вызвала у него какие-то подозрения. Первый вариант сомнителен, при столь подробном досье вряд ли были бы опущены детали подобной привычки. Значит, раскусил… А я-то радовалась, что он клюнул. Это кто кого клюнул, спрашивается. И главное, как дело обставил — оперативники и глазом моргнуть не успели… Да и я, собственно говоря, хороша. Теперь мне кроме себя рассчитывать не на кого. Ну и ладно…»
Вот интересно, он просто понял, что его пасут, или откуда ветер дует вычислил? Спасет меня моя корочка со словами «Генеральная прокуратура» или погубит? Кстати, корочки с собой и нет. Поверит ли Аронов на слово, что я следователь?..»
— Просыпайся, красавица, приехали!
Машина и правда остановилась. Лену похлопали по щекам, брызнули на нее какой-то прохладной жидкостью. Пришлось «проснуться».
Серебристый «мерседес» стоял на зеленой лужайке перед солидным особняком розового кирпича.
Охранники выволокли Лену из машины, поставили на ноги и слегка подтолкнули. Она вошла в дом. Сопровождавшие ее охранники провели ее по темному коридору, вывели во внутренний дворик-атриум с бассейном, усадили в шезлонг, сунули в руку бокал с соком и соломинкой и удалились.
Лена подозрительно понюхала сок, пахло свежими апельсинами. Она сделала глоток — ничего не произошло. Перестав сомневаться, Лена с удовольствием сделала глоток.
И тут вышел Аронов, сел в шезлонг напротив Лены и уставился на нее. Молча. Она тоже молчала.
— Ты кто?
— Лена.
— И чья ты?
— Мамина. — Бирюкова понимала, что более идиотский ответ придумать было трудно, но она просто тянула время.
Аронов неожиданно расплылся в улыбке:
— Так ты от Юрки Мамина? И чего? Я же ему ничего не должен…
— Нет, вы не поняли. Я не от Мамина. Я просто ничья. Я мамина и папина.
— Хорошо, мамина-папина, а пистолет у тебя чей?
Вот чертовщина, и зачем она пошла танцевать. Наверняка он обо всем догадался во время танца. Возможно, нащупал пистолет… Но что ей оставалось делать? Отказаться от танца она не могла — сама же на знакомство напрашивалась.
Ознакомительная версия.
