— Наплевать на деньги: мне это дело душу .греет!.. — начал заводиться Лебедь.
— Ладно-ладно, не горячись, послезавтра в Ялте встретимся и, как говорят твои татуированные друзья, перетрем тему…
— Где встретимся?..
— А ты как думаешь?..
— Например, в «Интуристе»…
— Нет, в самой Ялте я не хочу: слишком приметно. Есть там один неплохой ресторанчик в Ливадии, с любимой тобой грузинской кухней, «Тифлис» называется.
Скорее всего, там и встретимся… Согласен?
— Как скажешь…
— Вот и хорошо! Давай, до встречи! Успехов тебе, дорогой…
Нежелание Лебедя уступить долю в аптечной коммерции разозлило Миллера.
Кто-кто, а Немец знал: всегда, во все времена существовал и существует бизнес, неподвластный кризисам и скачкам доллара. Бензин, продукты питания, спиртное, табачные изделия и конечно же лекарства — все это покупалось и будет покупаться даже в более нищей стране, чем современная Россия.
Да и что тут удивительного: и в эпоху упадка, и во времена расцвета в любой стране будут ездить на машинах, пить алкоголь, закусывая его хотя бы самой немудреной пищей, курить сигареты и, естественно, болеть.
Понятно, Немец сильно был раздражен упрямством Лебедя.
«Чем бы его взять? — думал Миллер. — Он же девять лет за решеткой провел, морда уральская. „Наехать“ на него тоже нельзя — мне не с руки.
Подкупить? Он, говорят, до девочек охотник. Может, в Ялте ему девок подогнать, а потом по новой подъехать, когда он кайф словит? Попробовать можно. А что это даст? Кто его знает, может, что-нибудь и даст. Или наобещать ему золотые горы?
Он ведь не дурак, по-своему хитер. — Миллер смачно выругался трехэтажным матом.
— Такие бабки из-за него теряю! А может, шантажнуть его внаглую? Как-то увязать с его кавказской коронацией на «вора в законе»? А?»
Впрочем, Александр Фридрихович, который, словно опытный шахматист, всегда просчитывал ситуации на несколько ходов вперед, уже очень скоро знал, как заставить Лебедевского стать посговорчивей.
Незадолго до обеда Миллер вновь позвонил по мобильнику. Но на этот раз интонации Немца были не начальственно-покровительственными, как в разговоре с Шацким, и не фамильярными, как в беседе с Лебедем, а сдержанными и подчеркнуто уважительными.
— Алло? Анатолий Ильич?.. Добрый день. Надо бы с тобой встретиться…
Да-да, по поводу Ялты… Когда вылетаю? Послезавтра, а встретиться лучше всего сегодня… Где?.. Во сколько? — Миллер взглянул на часы. — Хорошо, через полтора часа, в «Рэдиссон-Славянской»… Всего хорошего.
Спустя двадцать минут Александр Фридрихович вышел из кабинета.
— Вика, если будут звонить, скажи, что я уже в Ялте, — небрежно бросил он секретарше…
Что представляет собой Ялта летом, в разгар сезона, знают все. Стада потных курортников с лупящейся от загара кожей бредут от пляжей к столовым и от столовых к винно-вод очным магазинам, шелестят пальмовые листья над головами, стрекочут цикады в траве, ласково плещутся волны у набережной. Но все эти звуки перекрывает назойливая музыка, гремящая из распахнутых дверей кафе и ресторанов.
Однако в середине сентября последние отдыхающие пакуют чемоданы и отправляются восвояси, до следующего сезона. Умолкают цикады, море уже неласковое, штормит угрюмо и грозно.
На город-курорт опускается осенняя тишина…
Тут выясняется, что определение «город-курорт» не совсем справедливо.
Ялта прежде всего город-лакей. А как еще назвать место, где девяносто девять процентов населения существует исключительно за счет обслуживания курортников?!
Господа разъехались, и осиротевшие лакеи слюнявят пальцы, подсчитывая чаевые.
Бармены, официанты, таксисты, продавщицы и профессиональные квартирные хозяйки бесцельно слоняются по улицам и набережным и, пересчитывая в уме заработанное за лето, прикидывают: хватит ли этих денег до следующего сезона?
Потому можно не сомневаться: любой приехавший на курорт осенью будет окружен куда большим вниманием и лаской, чем летом. Ничего удивительного: люди привозят с собой деньги, которые наверняка останутся в кассах ресторанов, в кошельках официантов и проституток…
Санаторий имени Кирова, где поселился Немец со своей свитой, относился в городе к категории средних, не слишком престижных. Не «Ай-Даниль» и уж тем более не Форос…
Но мультимиллионер Миллер, способный арендовать на несколько лет хоть «Ореанду», хоть весь Ливадийский дворец, сознательно избрал местом проживания именно такой санаторий: зачем светиться, к чему привлекать внимание, зачем создавать вокруг себя нездоровый ажиотаж? Да и пробыть в Ялте он собирался недолго: неделю максимум.
Минимальный комфорт небольших комнат, напоминающих номера провинциальной гостиницы, скрашивался великолепным видом на набережную, а скверная кухня — близостью' к ночному клубу «Черное море». Замечательные музыканты, известная всему городу вокалистка Катя, несравненная исполнительница классического рок-н-ролла, обходительная прислуга…
Впрочем, для обстоятельной беседы с компаньонами «Черное море» не годилось. Для встречи Вадим Шацкий арендовал ресторан «Тифлис» в пригороде Ялты — поселке Ливадия.
Скорее всего, место встречи было избрано самолюбивым Миллером не случайно, а с явным подтекстом. Пятьдесят четыре года назад в Ливадийском дворце проходила историческая Ялтинская конференция, на которой решалась судьба послевоенной Европы.
Конечно, масштабы и состав грядущей сходки не шли ни в какое сравнение со встречей «большой тройки». Однако результаты нынешней ялтинской конференции (Немец сознательно избегал пошлого уголовного слова «сходка») в будущем могли повлиять на судьбы многих людей…
Ранним вечером четырнадцатого сентября в «Тифлисе» собралось человек двадцать. Семеро представляли Москву и Среднюю Россию, трое — Питер, двое — Урал, по одному — Минск, Киев, Одессу и Тбилиси.
Публика впечатляла разношерстностью. Под одной крышей оказались люди, еще недавно бывшие непримиримыми врагами как в силу принципиального различия во взглядах на жизнь, так и из-за былой межклановой вражды. Что поделать, разразившийся кризис вынудил пойти на перемирие даже самых бескомпромиссных противников.
Здесь были и калужский водочный король по прозвищу Плафон с мелко трясущимся тройным подбородком, и прожженный уркаган Старый из Владимира, нарочито просто и скромно одетый, и Вова Синий из Екатеринбурга со своей вечной кривой усмешечкой, и больше известный душещипательными песнями для братвы, чем своими делами, Семен Серпуховской в своем неизменном, надвинутом на уши кепаре.
Бросался в глаза великолепный белый костюм молодого грузинского вора Амирана, сверкали в электрическом свете его толстые золотые цепи на шее и крутые часы «Ролекс» на левой руке.
Стол ломился от традиционных сациви, шашлыков, лобио, от икры двух цветов и прочей снеди. Среди всего этого дымящегося великолепия рядами стояли бутылки с минералкой — как известно, на деловых переговорах бандиты не пьют.
Женщин, естественно, не было — всему свое время. По залу ресторана сновали на полусогнутых перепуганные официанты, прекрасно понимающие, кого обслуживают.
На стенах висели безвкусно подобранные картины, ярко горели над внушительными пальмами в деревянных кадках большие хрустальные люстры.
Тихо играла музыка.
Представители традиционного криминалитета поражали обилием татуировок на руках, синих, как морские волны. Заслуженные рецидивисты, блюстители блатных традиций, по большей части молчали, то и дело бросая на недавних недругов пронзительные, режущие взгляды.
Бандиты из «организованной спортивности» в присутствии «синих» вели себя скромней, чем обычно, правда, изредка выходя на улицу для переговоров по мобильникам, они давали волю эмоциям.
Впрочем, ни «синие», ни «спортсмены» не были в «Тифлисе» главными: и те и другие понимали это слишком хорошо. Александр Фридрихович, занимавший подчеркнуто скромное место с края стола, приковывал к себе невольное внимание и тех и других.
Конечно, белый костюм Амиранчика был хорош, но он уступал великолепному синему двубортному костюму Немца от «Хыого Босса». Да и часики у Александра Фридриховича были покруче, чем «Ролекс», — его запястье украшал изящный механизм от «Картье» — золото и бриллианты. Даже неискушенным было понятно, каких бешеных денег стоят такие часики. Специалист хмыкнул бы от удивления — такие часы могли себе позволить едва ли с десяток людей на всем земном шаре.
Как всегда, от Миллера одуряюще остро пахло его любимым одеколоном «Драккар нуар».
Он сидел совершенно спокойно, обводя беглым взглядом собравшихся, и только иногда громко похрустывал суставами, разминая пальцы холеных рук. В общем, скромно сидящий Немец тем не менее выглядел лучше всех. К тому же всем своим поведением он давал бандитам понять, кто здесь на самом деле главный.
