Ознакомительная версия.
И началась безумная свистопляска! Диверсанты вскакивали, вертелись. Кто-то схватился за автомат, истошно орал. А Глеб уже бежал с переброшенной через плечо «невестой» по пади низины — на юг, к скалам. Забились сзади автоматные очереди. Он петлял, как заяц, надеясь, что его не видят, бьют вслепую. Нельзя так, не собой же рискует! В низине стелился кустарник, поблизости подрастали скалы, но до них еще бежать! Он оступился, угодив в замаскированную ловушку, и оба покатились в какую-то канаву — ее в темноте, хоть тресни, не было видно! Диверсанты метались по лагерю, еще не придя в себя и не понимая, что происходит. Но кто-то видел бегущего человека, о чем и сообщал надрывным заиканием. А что тут думать — девчонка пропала, товарищ мертв, и рожа у него превратилась в головешку! Они горланили, как перепуганные вороны, но боялись покидать пределы своей стоянки и залегали, перекликаясь дурными голосами. Не иссяк еще порох в пороховницах — окрестности оглашали отрывистые автоматные очереди.
Глеб сполз на дно канавы, начал тормошить извивающуюся девушку.
— Анюта, милая, это я, Глеб… Успокойся, все хорошо, мы выберемся…
Она застыла и вдруг издала мучительный стон:
— Глеб… Глебушка…
— Помолчи, доверься мне… — Он достал из-за спины сумку — там в кармашке имелся примитивный перочинный нож — и начал разрезать путы на ее руках. Диверсант, мать твою, мог бы заточить свой нож! Веревки лохматились, неохотно рвались. Он взмок, пока все сделал. Она обвилась вокруг него, захлюпала носом. Вовремя, нечего сказать. Самое подходящее время для телячьих нежностей! Глеб насилу оторвал ее от себя и высунулся из канавы. Темнота, хоть глаз выколи. Диверсанты затушили костер. Неясные тени колебались в сумрачном воздухе — далеко, в пределах стоянки. Он осторожно передернул затвор. Из патронника вывалился патрон. Значит, был уже передернут и готов к стрельбе. Отыскал его в траве, сунул в карман штанов — в хозяйстве пригодится — и повернулся к девушке. Она дрожала, скорчившись в яме, жизнь просыпалась, глаза начинали поблескивать.
— Анюта, прижимайся к правому склону и ползи к скалам. Там встретимся. Не спрашивай ни о чем, действуй…
Она пыталась что-то сказать, но уже на ходу! Из горла девушки вырывались хрипы, ноги заплетались. Но она ползла. Когда Анюта скрылась в темноте, он выбросил себя из ямы и кинулся на левый склон, к деревьям. За спиной закричали, простучала тугая очередь. Глухо рычал раненый Рубанский, что-то требовал от подчиненных. Глеб видел, как ползла Анюта — все быстрее, быстрее, вот встала, побежала, тяжело переставляя ноги…
Он стрелял со склона — просто так, для острастки. Потом покатился вниз, в траву. Прополз несколько метров, снова на склон, привлекая к себе внимание. Диверсанты шли в атаку короткими перебежками. Сколько их там осталось? Трое в лодке, не считая горе-майора? Тот отдавал противоречивые приказы, и диверсанты не знали, что делать. Они то бросались вперед, то начинали яростно палить, мешая друг другу. Глеб уже закатывался за камни — тактика зайца, бегающего зигзагами.
— Анюта, ты где?
— Я здесь, Глеб… — зашевелилось, отклеилось от скалы живое существо.
Он заурчал от удовольствия, схватил ее в охапку, потащил вперед. Здесь в скалах должны быть пещеры… Далеко бежать не пришлось, он потащил ее к черному провалу — такое ощущение, что каменный идол решил зевнуть, разинул рот… Вокруг пещеры валялись булыжники. Анюта заползала в нору, Глеб подгреб к входу какие-то камни, тоже забрался внутрь и выбрал самый большой из них, чтобы частично перекрыть проем.
— Глеб, а как же мы…
— Тихо, Анюта, заткнись, пожалуйста… Они лежали, как в гробу — потолок давил морально и физически. Он повернулся на бок, прижал ее к себе. Больше никогда не отпустит. НИКОГДА! Отыскал ее чумазую мордашку, принялся покрывать поцелуями, закрыл ей рот губами. А снаружи уже шумели. Диверсанты шли широким фронтом, поливая скалы из автоматов.
— Кретины… — страшным голосом хрипел Рубанский. — Вы же убеждали меня, что он сдох…
— Пан майор, но он реально сверзился с обрыва… — оправдывался сержант Костюк.
— Дебилы! Идиоты убогие! — разорялся главарь. — Вы у меня сами со скалы сверзитесь! А ну, осмотреть все внимательно, да под пули не лезть… И хватит стрелять, дурачье, патроны поберегите, и так уже хрен осталось!
Диверсанты прошли мимо пещеры, и майор отдал приказ «поворачивать оглобли», возвращаться в лагерь и быстро собирать манатки. Выспались, кретины, отдохнули?
Стало очень тихо, и Глеб забеспокоился, потряс ее. Девушка спала! А может, потеряла сознание, не выдержав напряжения…
Он тоже куда-то проваливался, сопротивляться было бесполезно. Очнулся через два часа — сам, без посторонней помощи. Все в порядке, девушка рядом, живая, сладко посапывает. Автомат и сумка тоже здесь. А вот диверсантов как раз не видно. Глеб уставился на мерцающие стрелки — скоро пять утра, уже рассвело. Небо затянули мохнатые облака. Район был каким-то аномальным, притягивал тучи. Он выполз из крохотной пещеры, стал осматриваться. Ничего нового, небольшое исключение — близость леса, уходящего в глубь перевала.
Анюта выбралась вслед за ним, села рядом, подогнув ноги, прижалась плечом. Он обнял ее, поцеловал в висок. Хорошенькая мордашка осунулась за сутки, глаза провалились, их окружали живописные круги. Волосы висели сосульками. В сиреневой кофточке красовались дыры и затяжки. Но джинсы держались, не считая ободранных коленок. Он взял ее руки в свои, поцеловал. Запястья посинели и распухли.
— Я ждала, — не выдержав, заплакала Анюта. — Знала, что ты придешь. Все ждалки прождала, все глаза проглядела… Все хорошо, Глеб? Эти люди ушли? Это не утро нашей смерти?
— Да, родная, они ушли, это не утро нашей смерти… Будем считать, что удача подкралась незаметно… Ты скучала по мне?
— О, я столько всего наскучала… — улыбнулась она сквозь слезы. — Лучше не буду об этом говорить…
— Тебя не обижали? — Он напрягся, всматриваясь в ее серое личико. Лучше знать обо всем, больше знаешь — крепче мстишь.
— Конечно, обижали… — вздрогнув, поежилась Анюта. — Я каждую минуту ждала, что меня убьют… Нет, ты не думай… То, что ты подумал — этого не было… Слава богу, не было, не дошло у них до этого. Старший офицер им не разрешал… Смотрел с такой злостью, щерился, плевался, но насиловать своим людям не разрешал. Наверное, боялся, что после этого я не смогу идти. А я нужна была им здоровая… Но глумились постоянно, лапали, ржали… Этот Костров, который меня опекал, все острил, что у него относительно меня твердые намерения, если не верю, могу потрогать… Господи, какая гадость!.. А потом началась беготня, стрельба, нервотрепка — и эти мысли их уже не посещали, только гнали меня, ругались, иногда подзатыльники отвешивали… Даже когда на ночлег встали, никто не лапал, сил не было. Уморил ты их…
— Да уж, постарался, — пробормотал Глеб. — Только и успевали друг друга подлавливать… Вроде сутки прошли, а словно целая вечность… Что у майора с рукой — сильное ранение?
— У него плечо прострелено. Ранение не сквозное, пуля осталась в теле. Пытали меня — имею ли я медицинское образование. Но я вообще не по этой части. Костров предлагал ему вытащить пулю в походных условиях, но у них же ничего нет для операции. Только хуже бы сделали, рану разворошили, грязь занесли… Рука забинтована, иногда кровоточит, он горстями пьет анальгетики. Все понимают, если сегодня к вечеру он не попадет на стол хирурга, руку можно смело отрезать, а заодно и голову… Он гонит их, но они не могут идти быстро — все устали, тащат оружие, да и сам он еле передвигается…
— Ничего, далеко не уйдут, — оскалился Глеб. — Ты можешь идти?
— Думаю, да… — закивала Анюта и вдруг испуганно спросила: — Подожди, Глеб, ты хочешь их преследовать? Хочешь сказать, что приключения продолжаются и у меня еще есть шанс стать твоей вдовой?
Он засмеялся, расцеловал ее в обе щеки и прошептал:
— Оригинальный способ делать предложение…
— Знаешь лучше? — обиделась Анюта.
— Конечно. Можешь так спросить: согласен ли я, например, стать дедушкой твоих внуков?
— А ты согласен?
Его глаза лукаво сверкнули, и она покачала головой:
— Молодец! Стал загадочным, как российский сервис: никогда не знаешь, что тебя ждет. О чем мы вообще говорим? У тебя одно на уме…
Девушка правильно поняла — он собрался уничтожить банду, где бы та ни находилась. Глеб сделал попытку накормить ее сухарями и печеньем. Анюта без интереса сжевала пару печенюшек, припала к остаткам воды, после чего призналась, что от еды ее воротит, а вот попить можно. «Кажется, знаю одно место», — проворчал Глеб и начал вбивать в ее головку нехитрые инструкции.
Через четверть часа он выскользнул из-за разлапистой ели, спустился со склона, держа наготове автомат. Еще раз осмотрел окрестности — разбросанный лапник, потухшее кострище, ветки, которые так и не использовали для растопки. Махнул рукой — подходи! Из травы выросла взлохмаченная головка Анюты, повертелась, и девушка вышла на поляну. Держалась она неплохо, но все равно дрожала и озиралась по сторонам. Видимо, узнала место, где спала, со страхом покосилась на раздавленный лапник, на остатки вечерней трапезы — рваные упаковки от копченой колбасы, твердого сыра, каких-то кондитерских изделий, окровавленные бинты.
Ознакомительная версия.
