Влад выкидывал через окно на доски сумки, одеяла, запаянные в герметичную упаковку нарезки сыра, колбасы и хлеб. Я, складывая заполненные водой бутылки в пластиковый пакет, думал о том, что Влад выбрал самый безумный путь. Трудно придумать еще какой-либо ход, выливающий на наши головы такой крепкий, трудносмывающийся компромат. Оставаясь в вагоне до прибытия спецподразделения, мы еще могли надеяться, что следствие все расставит по своим местам. Побег в пустыню с ящиком Филина ставил нас вне закона и выбивал из наших рук всякое алиби. Но позволить Владу уйти одному, как и убедить его отказаться от этой идеи, было выше моих сил.
Оставалась одна надежда на то, что женщины вразумительно объяснят следователю, кто есть кто в этой истории, но ничего не скажут про ящик с изотопами.
Из окна мне на голову полетел пустой рюкзак Леси.
– Возьми, – сказала она. – И сумку Регины заберите, ее можно нести на плечах. Кому она здесь нужна?
– Бери, бери! – кивнул из окна Влад. – С сумками мы далеко не уйдем. А нам надо отвести огонь как можно дальше от вагона. Так требует мадам Мила. Правильно я говорю?
Я стал складывать вещи в сумку и рюкзак. В одном из карманов сумки я наткнулся на маленькое косметическое зеркальце и беличьи кисточки, стянутые резинкой, под которую угодил черный витиеватый волос, да полиэтиленовый пакет с запасным нательным бельем. Сердце мое сжалось от жалости и стыда. Я выгреб вещи и протянул их Лесе, наблюдавшей за мной из окна.
– Положи рядом с Региной, – сказал я.
Но Леся отрицательно покачала головой:
– Это не ее вещи.
– А чьи же?
– Мои.
– Тогда забери их.
– Не надо, – ответила девушка. – Я пойду с вами.
Влад, выволакивая ящик Филина из тамбура на настил, поднял красное от напряжения лицо.
– Что?! – спросил он. – Кто там еще с нами пойдет? Громче говорите, не расслышал!
– Леся хочет идти с нами, – объяснил я.
– Пусть идет, – на удивление легко согласился Влад и снова взялся за ящик. – Только ей придется нести воду и продукты. Мы дармоедов с собой не берем.
Мила безмолвно наблюдала за нашими сборами. Мне казалось, что она станет отговаривать девушку от этой безумной затеи, но Тихонравова не произнесла ни слова. Тогда я восполнил недостаток оппонента.
– Зачем тебе это надо? – спросил я у Леси, когда она вышла из вагона и, поставив ногу на обломок конструкции, стала туго шнуровать кроссовки.
– Мне здесь больше нечего делать, – ответила Леся коротко и, неожиданно потеряв равновесие, прислонилась ко мне плечом. – Я боюсь этой стервы, – шепотом произнесла она. – Она что-то затевает. Сумасшедшая!
Довод показался мне, мягко говоря, надуманным. Такую зубастую феминистку, как Леся, вряд ли можно было испугать сумасшедшей стервой. Скорее она должна была испугать меня.
– Вы хорошо подумали? – спросила меня Мила. – Ничего не хотите отдать мне?
– Разве что свое сердце, – не к месту сострил я, пробуя оторвать набитый вещами рюкзак от настила.
Мила, не сводя с меня глаз, медленно покачивала головой.
– Что ж, – произнесла она задумчиво, глядя на меня так, словно я был прозрачным. – Я согласна.
И, повернувшись, исчезла в вагоне.
– Скорее! – торопила Леся, помогая мне закинуть лямки рюкзака на плечи.
Время покажет, думал я о Тихонравовой, сколько процентов шутки в ее словах.
Влад без всяких оговорок взвалил на себя ящик. Я позавидовал его целеустремленности и мужеству, которые заставили моего друга уподобиться верблюду. Он подпрыгнул, взялся за бока ящика удобнее и поймал мой сочувствующий взгляд.
– Я, конечно, не уверен, – произнес он, – что этот чемодан окупит все мои убытки. И все же с паршивой овцы хоть шерсти клок… А кто понесет это? – кивнул он на сумку с бутылками.
– Наша юная подруга.
– В чем же тогда дело? Куда она подевалась?
– В вагоне. Должно быть, что-то забыла.
Нам не пришлось ее долго ждать. Когда же девушка появилась в дверях тамбура, мы с Владом раскрыли рты от удивления. Леся несла в руке «калашников».
Как ни в чем не бывало она спрыгнула на настил и закинула ремень на шею так, что автомат оказался у нее на груди.
– Откуда у тебя эта штука, малыш? – спросил Влад.
– Под диваном нашла. Это автомат сержанта, – ответила Леся и, присев перед сумкой с бутылками, набросила на плечи лямку.
Мы с Владом переглянулись. Оружие в нашей странной компании, конечно, лишним не будет, но я бы предпочел, чтобы оно было в моих руках.
– А не тяжело будет? – понял мой взгляд Влад. – Может быть, автомат удобнее нести кому-нибудь из нас?
– Пустяки! – сказала, как отрезала, Леся и встала на ноги вместе с сумкой.
Бутылки специфически зазвенели, и девушка напомнила мне сборщицу стеклотары, направляющуюся в приемный пункт. И эта девушка боится Тихонравовой? – опять с сомнением подумал я, вспоминая, что Леся, в общем-то, не боялась даже Филина. Она вообще ничего и никого не боялась, словно давно привыкла сама быть источником страха, и автомат на ее груди смотрелся естественно.
– Пошли! – скомандовал Влад и первым направился по мосту вдоль цистерн. Леся последовала за ним, а я – в конце. От наших дружных шагов доски скрипели и трещали. Влад, искоса поглядывая на цистерны, качал головой и сплевывал себе под ноги. Леся оборачивалась, смотрела на меня, словно выясняла, не сбежал ли я, при этом ствол автомата некрасиво нацеливался мне в живот.
Когда мы сошли с моста и почувствовали под ногами блаженную твердь, я вспомнил, что забыл взять из кожаной папки, оставленной Филиным в купе проводницы, наши с Владом билеты. По кодовым номерам всегда можно было бы выяснить дату покупки и, естественно, время и дату отправления. В нашем темном будущем эти цифры могли бы сыграть немаловажную роль.
Я крикнул Владу, чтобы он ненадолго притормозил, а сам скинул с плеч рюкзак и побежал на мост. Перед СВ я перешел на шаг, с неприязнью глядя на выбитые окна, черные подтеки краски, покореженную табличку «НЕБИТ-ДАГ – ТАШКЕНТ». Я знал, что где-то в вагоне находится Мила, и оттого он казался мне еще более отталкивающим.
Надеясь не встретиться с Тихонравовой, я тихо поднялся в тамбур и, стараясь не наступать на древесный и пластиковый лом, подошел к двери купе проводницы, поднял с пола папку и, не разбирая, вытащил оттуда все билеты, какие были. Затолкав их в карман, я вышел в коридор, но не успел сделать и шага по направлению к выходу, как услышал голос Милы. Мне показалось, что она, как сумасшедшая, говорит сама с собой, причем совершенно бессмысленными фразами. Я не мог отчетливо расслышать и понять смысл хотя бы одного предложения и попытался беззвучно приблизиться к купе, в котором она сидела. Но как только я сделал первый шаг, дверка от титана предательски заскрипела и открылась. Голос Тихонравовой оборвался. Стиснув зубы, я стоял в незавершенной позе посреди коридора.
На пол упала тень. Из дверного проема купе показался край плеча, каштановый клок волос, а потом и вся голова Милы. Она смотрела на меня, пряча глаза за стеклами солнцезащитных очков, и прижимала к уху трубку мобильного телефона Филина.
По-моему, мы сильно погорячились, когда решили отправиться в столь опасный путь через пустыню к цивилизации. И дело было не в пустыне, которая у многих стойко ассоциируется с верблюдами и барханами. Барханов как раз не было, мы шли по спрессованному грунту, скупо поросшему колючками, и вся местность просматривалась до самого горизонта. Нас душила жара, усиливающаяся с каждой минутой. Пот выступал на лице и теле, как капли жира на печеном гусе, и от жары не было никакого спасения. Полное безветрие усиливало пытку зноем, и уже два часа спустя после выхода мы остановились на привал и стали разбирать бутылки с водой.
Влад, сидя на ящике, молчал, глядя, как на его волосатой руке набухают капли пота. Леся, вынув из сумки какой-то легкомысленный колхозный платочек, пристраивала его на голове. Я тонкой струей лил воду себе на голову.
– Шоссе недалеко, – сказал Влад, чувствуя наше настроение. – От силы километров двадцать. Торопиться не будем. Если не сегодня, то завтра утром обязательно выйдем на дорогу.
– Не надо нас успокаивать, – сказала Леся, взбалтывая в бутылке воду и глядя на нее на свет. – Сегодня мы не дойдем, можете даже не сомневаться.
Я смотрел на мост. Он дрожал в раскаленном воздухе, а пустыня перед ним, казалось, была залита водой, и арочные пролеты отражались в ней.
– Что касается меня, то я готов идти всю ночь, лишь бы подальше уйти от этого близкого моему сердцу поезда, – сказал я. – Мы несем с собой слишком много вещей.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Влад, поглаживая темно-зеленый бок ящика.
– Ты знаешь.
Влад провел ладонью по лбу и стряхнул с него влагу.
– Я не такой идиот, чтобы разбрасываться деньгами, – ответил он.
– Ящик можно закопать в землю и вернуться за ним, когда все утихнет.
