– Аня, о чем ты говоришь?!
Вздрогнув, как от удара, Анна сникла окончательно. Она закрыла лицо руками, как видно, не зная, как быть дальше. Шум в зале усилился. Задергавшись, ее адвокат поспешил заполнить эту неуклюжую паузу, сделав заявление:
– Прошу уважаемый суд зафиксировать факт того, что фрекен Вельмгрен сочла свое вынужденное отбытие из лагеря «Воинов истины» похищением, совершенным этими людьми. От себя должен добавить, что в разговорах со мной она говорила совершенно откровенно о том, что в ходе пребывания в качестве похищенной подвергалась сексуальным домогательствам со стороны похитителей. Фрекен Вельмгрен, ведь это было так? Так? – проскрипел он, уже с угрозой в голосе.
Неожиданно разразившись рыданиями, Анна отчаянно выкрикнула:
– Нет!!! – И с плачем, прихрамывая на раненую ногу, выбежала из зала.
«Индюк», побагровев, тем не менее сумел выкрутиться:
– Уважаемый суд! На мою клиентку при вас только что было оказано психологическое давление. Подсудимый дал ей понять, что если она подтвердит свои ранее сделанные показания, то он может огласить некую конфиденциальную информацию, которая унизит ее женское достоинство. И он своей цели достиг – добился того, что фрекен Вельмгрен, испугавшись возможной огласки позорящих ее сведений, отказалась от дальнейшей дачи показаний. Я протестую, ваша честь!
Тут же взявший слово адвокат подсудимых, с согласия председателя суда, строго поинтересовался:
– Господин Тунибэлле! Это правда, что на Гаагском трибунале, во время рассмотрения дела Слободана Милошевича, вы представляли интересы косовских, так сказать, истцов? В частности, Хашима Тачи? И еще. Это правда, что незадолго до загадочной смерти Милошевича вы посещали его в камере, причем вас сопровождали несколько охранников?
Донельзя ошарашенный услышанным, «индюк» долго не мог произнести что-либо вразумительное. Воспользовавшись паузой, адвокат спецназовцев продолжил свои вопросы:
– А вы не могли бы рассказать, что минувшим вечером делали в гостиничном номере свидетельницы, выйдя оттуда только в третьем часу ночи?
– Ка… Как это – что?!! – «Индюк» наконец смог хоть что-то произнести членораздельно. – Мы обсуждали детали ее сегодняшнего выступления в суде. Что здесь такого?
– Тогда почему, согласно показаниям свидетелей – горничной и охранника, которого она вызвала, гражданка Вельмгрен громко плакала, а вы ей что-то угрожающе кричали? – Адвокат говорил вроде бы и негромко, но его было слышно в самых дальних уголках зала.
Окончательно выйдя из себя, «индюк» истерично завопил на весь зал:
– Это наглая провокация! Я протестую! Я буду жаловаться во все международные судебные инстанции. Я… – Не договорив, он, издав мычание, схватился за сердце и, торопливо сунув в рот таблетку, плюхнулся на свое место в первом ряду.
Следующим пригласили бывшего заложника с ранением в спину. В зал он вошел, опираясь на костыли. Ответив судье, что его имя Лопырев Тимофей, что он шестьдесят пятого года рождения, мужчина в общих словах рассказал о своей работе на «Му-Уэту», о том, как их похитили и где они находились. Рассказал он и об освобождении из неволи и возвращении домой.
– Господин Лопырев, – попросив у судьи слова, зачастил бойкий толстячок, представившийся адвокатом, представляющим интересы авиакомпании «Дельта». – Вы хотите сказать, что, находясь в лагере «Воинов истины», вы не чувствовали себя комфортно?
– О каком комфорте речь?! – саркастически рассмеялся мужчина. – Да это был настоящий ад! Мы жили в глубоких ямах, без крыши. Спали на голой земле. Кормили раз в сутки. Давали еды – как для кота. Воды – всего пол-литра на человека. А там жарища круглосуточно. Иные, кого сцапали раньше, чем нас, и умирали, и сходили с ума. Так их эти уроды бандитские отправляли в соседнюю деревню, где заправляла какая-то секта. У них за бога был большой крокодил, они его людьми откармливали. Да говорят, и сами людоеды – еще те!
– Но госпожа Вельмгрен, которая была здесь перед вами, сказала, что с, так скажем, гостями лагеря «Воины истины» обращались очень гуманно. Кому верить? Сдается мне, как лицо в известной степени заинтересованное, вы намеренно сгущаете краски! – вскинув палец, завозражал толстячок.
– Кто сгущает? Я сгущаю?!! – крайне возмутился Лопырев. – Тебя бы туда, брехуна безмозглого! Это – нелюди, настоящие упыри. Они почти ежедневно по окрестным селениям похищали девушек и женщин себе на потеху. Наглумятся, твари, досыта, а потом отправляют своим приятелям-сатанистам на съедение. Мы с неделю там были в плену, пока нас эти ребята не освободили, так за это время бандюки четверых женщин загубили, скоты! Они и над Анной глумились, как хотели. Как она кричала, помню! Поседеть можно было от такого крика. Вот что там было!
На вопрос судьи об отношении к бывшим пленникам освободивших их спецназовцев, он вскинул большой палец, сопроводив это однозначным:
– Во! Этих парней не судить надо, а наградить! Они – настоящие герои. Они себя не щадили, спасая нас. Я вообще не понимаю, почему они сидят в этой клетке?!
На вопрос о том, где и при каких обстоятельствах он получил ранение, свидетель пояснил, что, когда они направлялись к городу, их остановил военный патруль. Догнавшие их в этот момент бандиты открыли огонь, из-за чего ранения получили не только находившиеся в автобусе, но и патрульные.
– Пратэстюю! – вскочил со своего места посол Банзании. – Нашь афисира сказать, чито их раниль русский бандит! Вот этот, чито сидеть патсутимый!
– Ваши и «афисиры», и полиция – дешевки продажные! – взорвался Лопырев. – Когда Виталий, мы все его Дедом звали, вез нас на автобусе до аэродрома, нас у Са-Сомоку остановили ваши гаишники. Ну и что? Триста баксов им в зубы, и мы поехали дальше.
Ответив еще на несколько вопросов, он сел на свободное место в зале, украдкой показав спецназовцам крепко сжатый кулак – держитесь, мол! Улыбнувшись, Гаврилин ответил ему тем же жестом – держимся! Шестеро товарищей Лопырева – все как один рассказали то же самое. Они единодушно высказались за немедленное оправдание обвиняемых и представление их к награде. Их мнения оказали чрезвычайно раздражающее действие на сторону обвинения, практически на сто процентов представленную иностранцами.
Когда в зал, тоже на костылях, вошел Майкл Джураффски, первое, что он сказал, было:
– Мое восхищение – героям! Парни, я с вами!
И без того к этому моменту поскучневших обвинителей его слова и вовсе повергли в уныние. Отвечая на вопросы судьи и других участников процесса, профессор со знанием дела (как-никак специалист в области права!) изложил видение событий, происходивших с ним лично и со всеми прочими пленниками бандитов. К неудовольствию посла Банзании, он категорично подтвердил правоту сказанного ранее Лопыревым – полицейские этой страны массово коррумпированы и связаны с исламистами, да и военные не лучше.
Особенно много вопросов вызвал момент посадки в самолет спецназовцев и бывших узников. Напрочь отвергая чьи-то бредни о том, что русские парни в этот момент были «пьяны в стельку», направляли, забавы ради, свое оружие на пассажиров, вымогали у них деньги и спиртное, а также приставали к стюардессам, профессор с возмущением воскликнул, потрясая перед собой вскинутыми руками:
– Позо-о-р!!! Позор всем тем, кто сочинил и распространяет эту мерзкую, подлую ложь! Вели себя эти парни исключительно порядочно, вежливо и, я бы даже сказал, интеллигентно. Если бы они были американцами, я бы сказал так: они – гордость Америки. Но они – русские, и поэтому я уверенно говорю: они – гордость России.
– Мистер Джураффски! Ну если вам так мила Россия, то и живите здесь! – разразился ядовитым смешком толстячок, как бы заведомо давая понять, что тот сейчас, конечно же, разведет руками и найдет обтекаемый повод, чтобы отказаться от этого предложения.
Однако, к своему крайнему унынию, он услышал нечто совсем иное.
– А я, между прочим, это и собираюсь сделать, – с нескрываемой насмешкой взглянул на него профессор. – Я уже принял решение просить российские власти предоставить мне гражданство. Месяц назад, когда я с помощью своих товарищей по несчастью спустился по трапу в Симферополе, то сразу же понял: это та самая земля, которая снилась мне на протяжении многих лет. Вообще-то моя родовая фамилия – Журавский. Мой прадед, коренной туляк, когда-то уехал жить в Штаты. И мое возвращение сюда – это знак свыше. Настала пора вернуться к своим родовым корням.
– И что вы здесь будете делать? Пойдете грузчиком? – желчно проблеял толстячок.
– Понадобится – и в грузчики пойду! – иронично рассмеялся профессор. – Но я – ученый-правовед. И я просто обязан помочь своей исторической родине убрать те безобразные правовые «мины», которые оставили мои прежние соотечественники-американцы, консультировавшие в девяностые годы ельцинский режим, и под чью диктовку писалось большинство российских законов. Став гражданином России, я немедленно займусь вопросами корректировки тех или иных законодательных актов, многие из которых сегодня наносят огромный вред и государству, и обществу.
