Что касается меня, то первые три минуты я просто хватал побольше воздуху, будто астматик, и вертел головой, словно бы убеждался, что она при мне. Вывел меня из этого состояния все тот же Ромеро.
— Где сеньора? — спросил он. — Где сеньорита Рохас?
— Не помню, — пробормотал я, но уже более осмысленно. — Мы были вместе до взрыва, а потом не видел.
— Вы вылезли из каюты Амадо? — настырно настаивал Ромеро.
— Да, во-он из того окна. Оно еще над водой.
— Каррахо! — Ромеро сверкнул глазами так, будто я был уличен в диверсии против «Маркизы», и приказал парню, управлявшему катером: — Давай к носу!
— С ума сошел? — ошалело выпучился моторист. — Она сейчас булькнет, эта посудина, а у нас перегруз… Искупаться захотел?
— Жми, говорю! — Ромеро выдернул из кобуры «магнум», и моторист, выдавив под нос что-то относительно безобидное типа «кретин», рывком подогнал катер к торчащему из воды носу яхты.
Выставленное мной окно находилось теперь всего в полутора метрах от воды. Еще десять метров носа находилось над водой и торчало, как гигантский красно-белый поплавок. Однако откуда-то сверху раздавалось зловещее сипение: воздух, сжатый в форпике яхты, нашел какую-то дыру и постепенно стравливался. А это означало, что до окончательного утопления «Маркизы» оставалось совсем немного времени. Хорошо, если при этом она уйдет на дно, не завалившись набок и не раздавив при этом наш катеришко.
Но Ромеро, судя по всему, был настолько предан сеньоре Эухении, что готов был ради ее спасения утопить всех, кого только что вытащил из воды (таковых на катере было человек пять), и даже тех, кто еще не тонул (то есть десятерых вооруженных охранников, временно переквалифицировавшихся в спасателей).
Багром зацепились за раму выдавленного окна. Ромеро, не боясь порезаться, ухватился руками, подтянулся и влез туда, откуда я выпрыгнул минут пятнадцать-двадцать назад.
— Веревку! — потребовал он, и кто-то из мужиков кинул ему нейлоновый трос.
Ромеро торопливо обвязался тросом и, коротко бросив: «Страхуйте!», плюхнулся куда-то в затопленные недра каюты. Даже мне, несмотря на общее обалдение, было ясно, что искать там не фига. Если и был кто живой, то уже утоп. Бывают, конечно, случаи, когда утопленников откачивают через полчаса, но не так часто, как хотелось бы.
Сподвижники Ромеро ругали его самыми последними словами, существующими в диалекте жителей Мануэль-Костелло, а потому мне хорошо известными и родными. То и дело народ посматривал вверх, приглядываясь к тем колебаниям, которые совершал торчащий из воды нос «Маркизы», и явно прикидывая, успеем ли вывернуться, если яхту угораздит повалиться в нашу сторону. Тем не менее парень, страховавший Ромеро, опасаясь, что не хватит сил в случае чего удержать на веревочке стокилограммового шефа, закрепил конец троса за бортовой уток катера. Его товарищи как-то не обратили внимания на этот нюанс, а вот мне — может быть, ввиду обостренного чувства самосохранения — подобное действие показалось небезопасным. В случае если бы яхта решила пойти на дно, то утащила бы и нас собой, как рыба утаскивает поплавок.
Парень вытравил сначала метров десять троса, потом еще столько же. Тут я сообразил, что преданный начальник охраны решил нырнуть, дабы достать бездыханное тело своей хозяйки. Секунд тридцать он уже проторчал под водой, но при своем объеме грудной клетки мог, наверное, еще минуту, а то и полторы выдержать. В этом случае мы, сидя на катере, должны были услыхать его фырканье и плеск через выбитое окно.
Но черта с два! Прошло аж три минуты, а все было тихо.
— Он застрял! — обеспокоенно проговорил парень на страховке, взявшись выбирать трос. Веревка натянулась и больше назад не шла.
— Надо помочь… — пробормотал кто-то, явно ожидая, что найдется некий отважный осел, который полезет туда, где влип Ромеро.
— Помочь, помочь! — заорал моторист, еще раз тревожно поглядев на нос «Маркизы». — Она сейчас потонет! Отматывай веревку! Руби ее к чертям! Надо удирать, пока и нас не прихлопнуло…
Это был здравомыслящий парень, и у всех остальных на лице читалось единодушное одобрение его слов.
Однако есть на свете люди, которые, прекрасно понимая всю глупость, сумасбродство и бессмысленность своего поведения, все-таки поступают наперекор здравому смыслу. Такие люди называются «русскими». Это даже из истории известно. Когда большевики в семнадцатом году устроили революцию, то все считали дни, сколько они продержатся. Никто не верил, что у них может что-нибудь выйти из той утопии, которую они затеяли. Тем более что весь цивилизованный мир помогал не им, а их противникам. Весь мир ждал-ждал, когда же большевики рухнут, но они все не рушились. Продолжали ликвидировать классы, строить «беломорканалы», давать отпор империализму и воспитывать сто с лишком наций и народностей в советском духе. Даже в космос слетать сумели раньше других. И вот, когда все Мировое Сообщество уже вполне притерпелось и даже стало приглядываться: может, коммунизм не такая уж и ахинея? — те же самые русские большевики ни с того ни с сего взяли и сказали: «Знаете, братцы-капиталисты, кажись, вы правы были! Чего-то мы, на хрен, не то построили… Сейчас по-быстрому все, что 70 лет клепали, поломаем и начнем капитализм ладить!» Чего вышло — известно…
Как в большом — так и в малом. Только что, минуты полторы назад, я внутренне материл дурака Ромеро за его сумасбродство и прекрасно понимал, что лезть в нутро к «Маркизе», дабы выудить оттуда хладные останки Эухении,
— сущая бессмыслица и глупейший, неоправданный риск. Однако неожиданно что-то нашло. Может, «руководящая и направляющая сила» (РНС) подсказала? Не помню, слишком уж быстро все получилось…
Руки вцепились в раму окна, я сделал что-то наподобие армейско-гимнастического «выхода силой» и довольно ловко вскарабкался с катера на борт «Маркизы», а затем, ухватившись за веревку, уходящую в малопрозрачную темную воду, бултыхнулся внутрь затопленной яхты. Стоило, скажите на милость, отсюда полчаса назад выпрыгивать? Полный идиотизм!
Если тогда, когда мы с Ленкой отсюда вылезали, вода затопила даже не всю гостиную, то теперь уже и спальня была затоплена на треть.
Трос, которым обвязался Ромеро, без слабины уходил вниз, то есть в затопленную гостиную. Я подергал — трос не поддавался. В черепушке покрутились шарики-ролики и довольно бесстрастно выдали два вполне логичных решения: или ныряй по тросу, который отмотан минимум на пятнадцать метров, или вылазь отсюда, пока цел. Пятнадцатиметровой глубины тут, конечно, быть не могло, ибо гостиная была в длину не больше восьми, но я сомневался, что без тренировки мне удастся нырнуть без акваланга и маски хотя бы на четыре-пять метров. Как-никак последние погружения на большие глубины я совершал еще как «Капрал» в период подготовки к десанту на Хайди, то есть двенадцать лет назад. За истекший период я вряд ли улучшил свое здоровье — выпито и выкурено было немало! — а потому надежд, что сердце и дыхалка дадут мне много шансов, я не питал. Но… опять поступил вопреки логике и собственному разуму.
Набрав воздуху и ухватившись за трос, я сунулся под воду, в отверстую пасть двери, ведущей из спальни в гостиную. Уже после того, как я это сделал, появилось здоровое ощущение страха. Ни фонаря, ни подводного факела не было. Даже настежь открыв глаза, поначалу я ни черта разглядеть не мог. Тем более что без маски в глазах все расплывалось. Правда, кое-какое освещение все же было. Солнечный свет, прорезая зеленоватую воду, проникал в проемы окон, и по правую руку кое-что просматривалось. Но очень мало: где шторы закрывали окна, где какие-то предметы обстановки, которые, всплывая, зацепились ножками или спинками. Вообще вся внутренность затопленной и поставленной на попа гостиной была заполнена разными плавающими предметами. Особо много их было под «Потолком», функции которого успешно выполняла переборка, отделявшая гостиную от спальни. Там плавали такие солидные вещи, которые сорвались с креплений лишь после того, как нос «Маркизы» задрался к небу: шкафы, диваны, столы… В отличие от стульев, пуфиков, тумбочек и другой мелочевки все это еще не успело намокнуть и плавало себе, как пельмени в кастрюльке. Именно эти чертовы творения мебельщиков преграждали мне дорогу и застили свет. Двумя метрами глубже еще попадались подушки, пуфики, кресла, находившиеся во взвешенном состоянии, поскольку их мягкая начинка уже пропиталась водой. Они не могли преодолеть силу тяготения, но и выталкивающая сила их еще поддерживала…
