Еще один рывок – и он прижался к стене рядом с дверью. По уверениям специалистов, не запиравшейся отроду. Вообще-то наружной замочной скважины и в самом деле не видно... Что ж, будем надеяться на специалистов, большей частью от них только польза, хотя иногда и пальцем в небо попадают...
Пора решаться...
Развернувшись в отточенном пируэте, он оказался напротив двери, взялся за фигурную металлическую ручку и осторожно потянул на себя, готовый ко всему – от хватких спецназовцев до повара в ночном колпаке, с поварешкой наперевес по причине отсутствия более грозного оружия.
Дверь поддалась совершенно бесшумно – порядок, надо признать, в имении у лягушатника царил образцовый, даже дверь для обслуги – одна из полудюжины – не осталась без надлежащего ухода, и петли хорошо смазаны...
План дома был в п е ч а т а н у него в сознание, как это обычно и бывало. Мазур притворил дверь за собой и двинулся по длинному коридору. Справа – кухня. Расположению на плане соответствует. Должна быть лестница наверх... Вот она, на своем законном месте...
Поднявшись по лестнице из л ю д с к о й, он оказался на «чистой половине», как выразились бы его предки, господа офицеры российского императорского флота. К некоторому своему сожалению, он не обнаружил той роскоши, что, по его навеянному фильмами мнению, должна была сопутствовать п о м е с т ь ю. Обширно, безукоризненно чисто, но – не более того. Ни рядов беломраморных статуй, ни огромных картин в неподъемных золоченых рамах, ни исполинских люстр. Потолки высоченные, конечно, и картины попадаются, и вот он, в углу, беломраморный бюст на высокой подставке – дама, кажется, в античном стиле, черт его знает, может, и бесценный оригинал. Однако в общем и целом – нету особой роскоши. Ожидалось чего-то большего.
Прижавшись к стене перед бесшумным броском через огромный зал, он подумал мельком: «Азия-с. Наш, российский нувориш давным-давно выставил бы у стеночки целый взвод статуй, картинищ вздел бы на стены немерено, вообще натащил бы массу внушительного и аляповатого барахла, шоб було и производило впечатление. Насмотрелся уже на тех виллах, где побывал с Олесей...»
В западном крыле, куда он наконец добрался, уже почти незаметно было старинного стиля – здесь торжествовало то, что за неимением подходящих терминов и надлежащего жизненного опыта Мазур про себя окрестил попросту евроремонтом. Буквально ничего от р а н е ш н е г о времени, годочков отставного генерала.
Совершеннейшая тишина, ни единой живой души... Мазур скользил по лестницам, залам, коридорам, как бесплотный дух. И, как не раз в похожей ситуации, ему порой казалось, что это не более чем сон – из-за ощущения несказанной легкости, совершеннейшей свободы, словно он был один-одинешенек в огромном замке...
Он остановился. Прижался к стене. Прислушался. Ну конечно, все это не более чем иллюзия – мысли о полном одиночестве. Звуки неопровержимо свидетельствовали, что, кроме него, в замке отыскались и другие бодрствующие...
Дальше он передвигался с удвоенной, с утроенной осторожностью, словно и в самом деле стал клочком тумана. Крутнувшись вокруг собственной оси, переместился в комнату, не особенно и большую, судя по полкам с книгами и компьютеру на столе, служившую гостю кабинетом. Дверь справа была чуточку приоткрыта, и там горел ночник. Г р а м о т н о ставя ноги, Мазур заглянул внутрь так, чтобы его самого не усмотрели изнутри ни при каком раскладе.
А впрочем, парочке в спальне было не до него, так увлеклись, что оторвать их от предосудительных занятий мог бы лишь всемирный потоп или, по крайней мере, шумное вторжение разгневанного мужа-рогоносца с алебардой наперевес, второпях, за неимением лучшего, сорванной со стены (Мазур видел на первом этаже коллекцию разнообразного старинного холодняка, занимавшую полстены).
Лампа под розовым абажуром достаточно ярко освещала большую часть огромной кровати, и Мазур, имея возможность прекрасно рассмотреть происходящее, ощутил здоровую мужскую зависть – ах, как душевно моментально опознанный им по фотографии г о с т е н е к драл живописно распростершуюся обнаженную красотку! Добросовестно человек работал, знал толк, всерьез старался, так что хозяйская супружница совершенно разомлела.
«Вот так-то, – подумал Мазур не без некоторого злорадства, вспоминая породистую и авантажную физиономию лягушатника, настойчиво преследовавшего Олесю. – Тут тебе, браток, и кембриджский галстучек не подмога. Форменный бородатый анекдот: муж собрался на великосветский прием, а жена... Толку ли в тех кембриджах, если рога у тебя такие, что не в любые ворота пролезут? Хорошо он ее, следует признать...»
Конечно, абсолютно неспортивно было наносить человеку коварный удар в т а к о й момент, но тут уж ничего не поделаешь, какое, к чертям, благородство, если интересы дела, как обычно, превыше всего...
Мазур отодвинулся от приоткрытой двери, достал баллончик, снял колпачок, педантично спрятал его в набедренный карман, опустил баллон к полу и нажал головку. Клапан, несомненно, был сконструирован так, чтобы выходящий под давлением аэрозоль не производил ни малейшего шума, – Мазур это еще на яхте подметил, когда Олеся на себя пшикала. Запах чувствовался лишь первые пару секунд, да и то вблизи баллончика. Мазур зачем-то напряженно считал про себя секунды – десять, двенадцать, пятнадцать... невесомое облачко моментально таяло, втягиваясь в спальню... а там продолжалось энергичное пыхтение, охи-вздохи и все еще слышался совершенно ему непонятный женский лепет на языке, которым он не владел...
Ну вот и все, слава богу. Содержимое израсходовано полностью. Теперь пора и уносить ноги. Для надежности Мазур еще несколько секунд постоял, выпрямившись, глядя в комнату с холодным ожиданием профессионала.
Сбой произошел в приятном процессе... Мужик вдруг замер в достаточно нелепой позе – разметавшаяся холеная красотка все еще лежала распростершись, прикрыв глаза, не чуя перемен, – закинув голову, разразился лающим кашлем: оглушительным, надсадным, трескучим...
Вот теперь по-настоящему пора. Дело сделано. Какое-то время дамочка не станет поднимать шума – она не полная дура, в конце концов, чтобы воплями сзывать прислугу на помощь, пребывая в голом виде в спальне гостя. Пройдет несколько минут, прежде чем она убедится, что дело обстоит по-настоящему хреново... еще минут несколько потратит на лихорадочные размышления… потом, надо полагать, улизнет к себе, и только тогда наш Ромео позовет слуг... спец уверял, тут повсюду понатыканы кнопки для вызова прислуги... В общем, времени для спокойного отхода вполне достаточно.
Словно бесшумный призрак, Мазур в хорошем темпе несся обратной, уже знакомой дорогой. Проделал обратный путь гораздо быстрее, чем добирался до спальни. Оказавшись под открытым небом, тихонько притворил за собой дверь, постоял, слушая окружающую тишину, – и, в три прыжка перемахнув открытое пространство, нырнул меж деревьев.
Оказавшись под сводами галереи, действовал, как нерассуждающий механизм, не теряя ни секунды, – отключил прибор, содрал балахон, упрятал все в мешок, вмиг затянул завязку, встал над водной гладью. Обернулся.
Только теперь в замке обозначилось некоторое оживление – еще далекое от настоящего переполоха. Но, в любом случае, беспутная супружница выпускника Кембриджа уже явно успела незамеченной покинуть место преступления, и настала пора звать на помощь. Вспыхнуло несколько окон, на всех трех этажах, и в парочке из них промелькнули человеческие фигуры. Гостя прихватило, надо полагать, недурственно. Ну, поделом ему, цинично подумал Мазур, нечего рот разевать на н а ш у Ньянгаталу. Еще должен бога благодарить, что гуманные славяне зарядили баллончик аллергической дрянью, а не боевым отравляющим веществом или какими-нибудь особо душевредными бактериями...
Ногами вперед он прыгнул вниз, вошел в воду, как обычно, без малейшего всплеска и, не экономя сил, поплыл к яхте – она стояла на прежнем месте, кабельтовых в четырех от берега, достаточно ярко освещенная: мол, ничего криминального не происходит, мы люди честные, нам скрывать нечего, плаваем в свободной стране, в дозволенном месте...
Преодолев больше половины расстояния, он поднял над водой лицо, присмотрелся. На фоне белоснежной надстройки виднелось синее платье – Олеся стояла у борта, обращенного к берегу, не отрывая от него взгляда. Уписаться можно, до чего романтично, с иронией подумал Мазур, уходя под воду. Как в старинном романе – красотка идиллически ждет отправившегося на подвиг рыцаря... Правда, он сильно сомневался, что сердечный трепет (если только она таковой в данный момент испытывает) вызван исключительно тревогой за судьбу бравого адмирала, супермена и покорителя дамских сердцов. Все, есть сильнейшие подозрения, гораздо прозаичнее...
После успешно завершенного задания душа просила легких шалостей – благо обстановка позволяла. Мазур, обогнув под водой яхточку с противоположной стороны, высунулся по плечи. Незнакомца уже не было на корме, яхта вновь казалась подобием Летучего голландца. Тишина и безмолвие.
