Грохот выстрела едва ли не сбросил меня со стены, горячая волна воздуха отшвырнула меня к зубцам и вышибла из рук сигару. Где-то совсем близко от меня с воем промчалась бомба, а вслед за этим со стороны бухты донесся гулкий взрыв и шум взметнувшейся и обрушившейся воды. Я, видимо, на секунду потеряла сознание, потому что очнулась я, сидя у стены, рядом с пушкой, кашляя и чихая от едкого порохового дыма, окутывавшего двор. Дым развеялся довольно быстро. Черная широкая пасть мортиры все еще дымилась. Лодка исчезла с поверхности воды…
— Вы стреляли? — спросила Росита, выскочив из дома с половником в руках. Я не в силах была ответить…
Росита взбежала на стену и глянула на воду, где уже исчезли круги, оставшиеся после взрыва.
— Кто-то плывет! — воскликнула она, приглядевшись.
— Где?! — встрепенулась я.
Действительно, довольно далеко от места катастрофы, среди волн мелькала крупная черная точка, приближавшаяся к берегу. Наведя на нее трубу, я увидела лысую головку Мануэля. Он плыл медленно, видимо, выбиваясь из сил.
— Господи! Он может быть ранен! — воскликнула я и, не чуя под собой ног, стремглав понеслась вниз по лестнице, со стены, потом вылетела как пуля из ворот, обежала стену вдоль рва и ринулась к берегу. Не помню, как добежала я до воды, как скинула одежду и бросилась в воду. Плавала я довольно плохо, вероятно, хуже, чем Мануэль, но тем не менее я очень быстро оказалась около него и потянула его к берегу.
— Донья Мерседес, — сказал Мануэль, — зачем вы всех убили?
Я выволокла его на берег и понесла на руках к дому. По дороге я оглядела его. Крови не было, но он был явно не в себе. Должно быть, его оглушило взрывом. А может быть, он просто испугался. Так или иначе, но, видя его пусть и не совсем здоровым, но живым, я разом позабыла о всех прочих. Те пришли и ушли, пусть это даже звучит и ужасно, но они все, даже Карриага, были для меня чужими и ненужными людьми. Да простит мне Бог это жестокосердие, но такова уж моя натура!
Мануэль довольно быстро пришел в себя, его напоили теплым вином, накормили и уложили отдыхать. Он проспал часа четыре, а затем открыл глаза и вытаращил их на белый свет с восторгом и удивлением.
— Зачем я лежу? — спросил он. — Ведь уже день?
— Ты был болен, сильно болен… — сказала я, боясь напугать его, но Мануэль, оказывается, все отлично помнил.
— Нет, сеньора, — усмехнулся он, — я просто чуть не убился, но теперь я совсем здоров! Знаете, как все было? Хотите расскажу?! Ну, вот. Поплыли мы на этот корабль. Он такой же, как тот, что у капитана О'Брайена. Или даже больше. Как только мы подъехали, сеньор де Карриага сбросил нам лесенку из веревок, она называется шторм-трап, и мы все вылезли наверх. На корабле не было никого, кроме сеньоров де Карриаги и Санчеса. Они тянули за веревки, и от этого паруса собирались, как на нашей лодке, помните? Им стали помогать другие пираты и даже краснокожие тетеньки. Я тоже хотел помочь, но Карриага сказал, чтобы я не путался под ногами. Я пошел гулять. Корабль ведь большой. Там много-много пушек. Больше, чем здесь. И сами пушки тоже больше, но мортир нет. А куда все люди подевались непонятно. Даже сеньор де Карриага не знает. А он знает все. Как зовут каждую палку и веревку на корабле. Например, грот-брам-контр-штанг! Или фор-стень-фордун! А паруса, они тоже все с именами. Сеньор де Карриага их всех знает… Бом-брам-стень-стаксель! А мачта, оказывается, и вовсе не просто мачта. Вот ведь как. Мачта это только самое нижнее бревно от палубы до первой площадки. А дальше уже стеньга, а потом брам-стеньга, а еще выше бом-брам-стеньга… Вот как! А то, что спереди, лежачее бревно, его зовут бушприт. А еще к нему поменьше бревно, тоже вперед глядит, так его зовут утлегарь. А поперек них жердина, так ту зовут блиндарей!
Нет, ей-Богу! Я до сих пор еще думаю, что этот младенец был одарен всевышним! Его сообразительности мог позавидовать любой белый, и не только ребенок его лет… Слезы как-то сами собой просохли, я обрела какую-то странную подвижность и жажду действия.
— Ладно! — воскликнула я почти весело. — Мы оставляем этот остров! Но прежде чем покинуть его, надо позаботиться о нашем имуществе. Само собой, крепость и дом мы с собой брать не будем. Но все, что в нем есть, мы должны погрузить на судно.
— А кто же будет управлять кораблем? — удивилась Росита.
— Господь поможет нам! — сказала я уверенно, точно Господь впрямь ниспослал мне уверенность. — Там на берегу есть еще две шлюпки. Мы будем возить на фрегат все, что сложено в подвалах нашего дома, а потом то, что есть в его комнатах. Мы оставим здесь только сами стены…
— Сеньора! — ахнула Росита. — Да ведь нам это и за год не перетаскать!
— Зато будет чем заняться, — сказала я. — А за год нас еще не один корабль навестит…
— Для начала, сеньора, надо перекатить все бочки к берегу, — заметил Мануэль, — а уж потом возить их на корабль!
— Прекрасно! — поддержала я его. — Вот прямо сейчас и начнем!
Мы решительно двинулись в подвалы. Самое трудное было повалить тяжеленную бочку на бок. А их у нас в общей сложности была не одна сотня. Я знала, наверняка знала, что погрузку мы будем вести очень долго, может быть, бесконечно долго, возможно, даже дольше, чем год. Но это было занятие, дело, которое поглощало нас, все наши тревоги и страхи, это было спасение для наших душ, погрязших во грехе.
Первую бочку — она была дьявольски тяжела — мы только полчаса валили на бок — никак не могли к ней подступиться. Но все же, соорудив рычаг, мы свалили ее и с превеликим трудом по пандусу выкатили из подвала. Потом мы почти час катили ее по двору, по мосту через ров, а затем к берегу. Там мы бросили ее вблизи от пляжа, но так, чтобы до нее не доставал прибой. Передохнув, решили попробовать закатить ее в шлюпку. Сперва хотели просто поднять ее на руки — о, наивность! Весом она была не под силу и трем здоровенным детинам, не то что двум женщинам и слабому ребенку, к тому же еще не оправившемуся от потрясения. Затем здравая идея пришла в голову Мануэлю. Он вспомнил о недостроенной нами хижине, которую начинали сооружать в самый первый день нашего пребывания на острове. Из приготовленных для нее кольев он смастерил мостки, по которым мы и закатили бочку в лодку. Около часа мы спихивали эту посудину в воду, пока нам не повезло и не начался прилив. Наконец, мы начали грести и выяснилось, что мы не можем сдвинуть лодку с места. И здесь нам с Роситой пришел на помощь Мануэль.
— Надо грести, как сеньор Карриага, по счету «раз» опускать весла, а по счету «два-а-а» вынимать их из воды! — наставительно сказал он, будто и впрямь был боцманом.
Мы с Роситой послушались его совета, и дела пошли на лад — лодка двинулась вперед. Спина у меня заболела, но до борта мы добрались.
— Теперь надо подняться наверх, — озабоченно сказал Мануэль, — там, чуть подальше остался штормтрап…
Царапая ладони о скользкий и вместе с тем шероховатый борт корабля, мы с трудом подтянули лодку к шторм-трапу, свисавшему с борта. Такую лестницу я когда-то пересылала в тюрьму дону Мигелю, нынешнему капитану О'Брайену.
— Там еще есть балка с блоком и веревкой, — сказал Мануэль, цепляясь за деревянную ступеньку веревочной лестницы, — я залезу и попробую повернуть ее так, чтобы можно было зацепить бочку…
Надо сказать, что мне случалось видеть, как грузили на корабль бочки. Обычно их закатывали по наклонному помосту, примерно так, как мы это делали, когда доставали ее из погреба. Как поднять бочку на высоту второго этажа, без наклонных сходней, я не знала. Однако то, с какой уверенностью действовал Мануэль, придало мне силы, и я принялась объяснять Росите, как мы обвяжем бочку веревкой и поднимем на палубу. Между тем Мануэль уже залез на борт корабля, и над нашей головой заскрипела, поворачиваясь, какая-то деревянная штуковина с железными блоками, соединенными пропущенными через них веревками. К последнему, самому нижнему из блоков был приделан толстый кованый крюк, а на крюке висела связанная в широкое кольцо веревка. Мануэль перегнулся через борт своей лысой головой с оттопыренными ушами и распорядился:
— Протяните веревку под бочкой и зацепите за крюк, когда я опущу…
Бочка лежала поперек лодки, упираясь днищами в борта. Над нашими головами заскрипели блоки, и крюк с веревкой стал опускаться прямо на лодку. Его немного качало ветром, и мне все время казалось, что он размозжит нам с Роситой головы. Поэтому я постаралась сразу же схватиться за веревку и прекратила раскачивания крюка. Росита недоуменно поглядела на веревочное кольцо:
— А как же им обвязывать? Мануэль, подойдя к борту, сказал:
— Вы оставьте висеть на крюке петлю, а другую половину кольца продерните под бочкой, вот и все!
— Так? — спросила я, протаскивая под боком бочки сложенную вдвое веревку и зацепляя ее за крюк.
— Да, — подтвердил Мануэль, — только надо прикрепить веревку к обручам бочки, а то она свалится.
