Ознакомительная версия.
Старший прапорщик Ефимов
«Сколько у нас еще времени? Две-три минуты, не больше… Хватит ли, чтобы дойти до любого другого удобного рубежа?» Взгляд привычно скользит по окружающим предметам. Вот только складывается ощущение, что контуры листьев потеряли свою привычную четкость, что трава на земле стала темнее и покрылась какой-то серостью. Усталость дает о себе знать все больше и больше.
– Передохнем… когда? – не спрашивает, а выплевывает вместе с накопившейся вязкой слюной бегущий рядом со мной Юдин, и я, чтобы ответить, пытаюсь преодолеть сковавшую горло сухость.
Хороший вопрос: «Когда?» Да хоть сейчас! Впереди я уже вижу первые носилки, к тому же моим разведчикам так и так надо отдышаться. Вот только этот отдых скорее всего тут же перерастет в бой и для кого-то может превратиться в вечность.
– Сейчас? – спросил он снова. Я, соглашаясь, кивнул – сил не было даже у меня.
– Вячин, Юдин, Тушин, Каретников, стой!
Гляжу на остальных, готовясь дать команду перейти на шаг, и понимаю: мы уже давно не бежим, а вяло переставляем ноги. Тыкаю руками вправо-влево. Слов не произношу, меня понимают и без этого. Вячин бросает перед собой трофейный пулемет, взятый еще на базе. По уму, вывести бы его из строя и давно выбросить – ан нет, тащим… Может, и сгодится. Сейчас появятся «чехи». Все же нам везет, что этот хребет, как прямая линия, ведет к месту эвакуации и местность у его подножия не располагает к быстрому передвижению, а то бы нас уже обогнали, окружили и встретили.
Опускаюсь на землю, не в центре, а ближе к левому скату, всего в трех шагах от Вячина. Пакет по-прежнему в разгрузке. Надо бы запихать его в рюкзак, но даже на это уже не остается времени – впереди в лесной чаще видится мелькание теней.
– Стрелять по моей команде! – Пусть идут. На этот раз я подпущу их как можно ближе. – Приготовить гранаты! Теперь ждем, ждем, ждем…
– Вертушки! – Удивленный шепот лежавшего рядом со мной Юдина заставил меня вскочить на ноги.
Я прислушался, но ничего, кроме продолжающегося звона, мои уши не услышали, тем не менее я не раздумывал. В голове тревожным колоколом прозвучало предостережение полковника Юрасова, но что мне было терять? Будь что будет!
– Костя, «Авиатор»! – Продолжая вслушиваться, я протянул руки и, не глядя, сжал в ладони поданную Каретниковым, уже готовую к работе черную коробочку радиостанции. И тут же отдал новую команду: – Приготовить дымы!
…Рокот вертолетных двигателей я услышал, когда они были уже совсем близко. Не знаю, какая нелегкая занесла их в этот район, но, кроме них, помощи ждать нам было неоткуда.
– Воздух, я Лес. Я Лес, как слышишь меня! Прием.
– Слышу тебя, прием, – сдержанно ответил летчик, видимо, не понимая, с какого хрена здесь могли взяться свои. По его данным, спецназовцы работали квадратом южнее.
– Воздух, нахожусь в соприкосновении с противником, прикрой нас, Полосатый, прикрой!
Секундное промедление и ответ:
– Обозначьте себя, прием. – После этих слов моя спина стала мерзнуть, настал момент истины. Надо решаться.
– Костя, дым! – скомандовал я, а рука уже сама собой вытащила из-за пазухи компас, вскинулась вперед по направлению к противнику. – Азимут сто пятнадцать, удаление сто пятьдесят, – и ощутив, как за моей спиной одна за другой из-за деревьев вываливаются две боевые машины, уже как пожелание: – Давай, Полосатый! Давай, мужики, давай! Бей их!
– Работаем! – Спокойный голос и ровное рокотание срывающихся «НУРСов». Черно-серый шлейф дымов и дробь разбегающихся по земле разрывов. Вялый перестук ответного огня – и стремительно промчавшиеся вертушки пошли на новый разворот.
– Огонь! – не слишком надеясь на попадание в разбегающихся по лесу боевиков, но лишь из желания хоть немного помочь атакующим противника вертолетчикам кричу я. – Огонь! – Грохот изо всех стволов. – Огонь! – выстрел из крайнего оставшегося «РПГ». – Огонь! – Подствольные гранатометы отправили в противника последние гранаты.
И вновь серия разрывов реактивных снарядов и следом злобное урканье вертолетных пушек Грязева – Шипунова. Комья земли, всплеск вспышек и серо-черного дыма, треск падающего дерева. Крик разбегающихся «чехов». Кто-то из бандитов рванул в нашу сторону, но новый слаженный залп из всех стволов охладил их поползновения. А следующая партия пушечных снарядов окончательно поставила точку на вражеском продвижении. Все, можно отходить, оставаться здесь было опасно и к тому же не имело смысла.
Звуки приближающихся «крокодилов» боевики Хаваджи Мирзоева услышали задолго до их появления. Но слишком уверенно гнал их вперед командир, слишком сильно бушевала в груди каждого моджахеда жажда мести. К тому же никто не ожидал, что «Ми-24» выйдут на цель сразу, едва вынырнув из-за укрывавшего их приближение хребта.
– Воздух! – силой всех легких крикнул Мирзоев.
Едва увидев, как первая вертушка клюнула носом, он осознал свою ошибку, но было уже поздно – вытянутыми дымами понеслись к земле иглы «НУРСов». Хаваджи едва успел втянуть голову в плечи и прижаться к дереву, как совсем рядом оглушительно ухнуло. Сознание заволокло туманом. Не чувствуя боли, он, тем не менее, начал оседать, сползая по стволу дерева. Когда очнулся, в голове стучали молотки. Он пошевелился, ничего не понимая, сел и огляделся. Повсюду бежали его воины, бежали, что-то крича и беспрестанно тыкая в небо едва заметно вспыхивающими стволами оружия. Хаваджи ничего не слышал, только беспрестанный звон и надоедливое постукивание молоточков. Внезапно звуки прорезались. Постукивание молоточков превратилось в грохот снарядных разрывов, а к едва заметным вспышкам над стволами автоматов добавился треск производимых из них выстрелов. Вертолеты пошли на новый разворот. Моджахеды, забыв об убитых и раненых, разбегались в разные стороны. Только тройка личных телохранителей Мирзоева, каким-то чудом не пострадавших от падавших с неба снарядов, упорно бежала в направлении привалившегося к дереву командира.
«Меня расстреляют! – безучастно глядя на творившуюся вокруг вакханалию, подумал контуженный Хаваджи. – Меня расстреляют!» Повторно промелькнувшая мысль сгинула, не оставив в опустошенном мозгу ничего, кроме ужасающей пустоты и боли. И когда его безучастное ко всему тело подхватили с трех сторон и быстро потащили куда-то по склону вниз, перед глазами мелькнуло обезображенное лицо Магомеда, оно не вызвало у Хаваджи никаких эмоций. Но страшная в своей неизбежности мысль посетила раздираемое болью сознание вновь.
«Меня расстреляют…» – два слова, начертанные перед теряющим четкость зрением, два вырывающихся в крике слова уже не как вероятностная возможность, а как свершившийся факт.
Вялый протест против такой несправедливости так и не успел обрисоваться в осязаемые контуры – толчок приподнятой земной поверхности, вскрик державшего его голову телохранителя, брызги чужой горячей крови, упавшие на лицо, удар о землю, боль в ударившемся о твердую поверхность камня виске – и сознание Мирзоева погрузилось в темную паутину беспамятства.
– Отход! – В который раз за сегодняшний день я произношу это слово? Кажется, в сотый. Ничего, лишь бы все живы… все… уже нет… уже невозможно…
Дожидаюсь, когда мои разведчики сорвутся с места, и устремляюсь следом.
– Спасибо, Воздух, спасибо! – повторяю я, однако то ли вертолетчики меня больше не слышали, то ли оказались слишком заняты, но ответа не было. – Спасибо! – повторяю я мысленно и движением рук подгоняю безмерно уставших, но и без того почти бегущих бойцов.
За спиной слышатся новые разрывы, ответная стрельба сходит на нет, рокот двигателей – вертушки проносятся последний раз и быстро удаляются к горизонту. Занятый происходящим, запинаюсь о перегораживающую путь ветку.
– Зараза! – Едва не упав, с трудом перепрыгиваю ее и спешу дальше. Мы вновь нагоняем авангард группы.
Ничего, ничего… Путь пошел под уклон, скоро хребет сойдет на нет, а там вэдэвэшный ротный опорный пункт, там наша эвакуационная техника. Мы почти налегке, боеприпасов не осталось и половины. Так что дойдем. «Чехи» отстали, едва ли они сунутся дальше. За спиной тишина, она успокаивает, но не настолько, чтобы наконец почувствовать себя в безопасности. И это хорошо, иначе не хватит сил.
В голове невольно появляются тревожные мысли, связанные с отданными мне бумагами. Если все обстоит так, как сказал Юрасов, то это действительно «бомба» и одновременно оружие – смотря в чьих руках. Значит, существуют три силы, которые заинтересованы в этих документах, да еще четвертая – сам Басаев, и все в равной мере стремятся завладеть ими. Парадокс, но как минимум у трех из этих сил нет никакой заинтересованности в оглашении. Почему? С Басаевым все ясно, тут вопросов нет, люди же, с которыми он работает (его агенты в нашем стане), добыв документы, получат над Шамилем определенную власть. Зачем им лишаться такого козыря? Нет, они не опубликуют, это точно. Теперь третья сила – та, которую представлял полковник Юрасов. Она менее всех заинтересована в огласке. Именно огласка сдерживает до сих пор их намерения по уничтожению своего бывшего агента. И, наконец, четвертая сила – наши внешние враги. Они, пожалуй, готовы опубликовать документы тотчас же, дабы дискредитировать организацию, как кость в горле стоящую на пути их планов. Но четвертая сила, надеюсь, далеко и не успела пожаловать на этот праздник.
Ознакомительная версия.
