Эвакуация была назначена на двадцатое марта, но американское наступление разрушило все наши планы. Пентагон заранее объявил о военных действиях против Ирака и указал день начала войны – двадцатое восьмое марта. Но на самом деле первый удар крылатыми ракетами по аэродромам и базам сил ПВО был нанесен в ночь с девятнадцатого на двадцатое, за несколько часов до нашей эвакуации.
Все взлетно-посадочные полосы страны пришли в негодность. Сотрудникам посольства можно было улететь только с пассажирского аэродрома имени Саддама Хусейна. Его силы коалиции не бомбили.
Но как быть с архивами посольства и разведки, ведь они составляли экономическую и политическую ценность и были стратегическим грузом.
В резиденцию посла на проспекте Саддама Хусейна мы приехали поздней ночью и сразу сели ужинать. В нашу честь был организован шикарный прием, мы прекрасно отдохнули в обществе посла, резидента российской разведки, их жен, консула, замов и молоденьких сотрудниц посольства.
Надо отметить, что напряженности, связанной с предстоящей войной, не чувствовалось. По всем каналам государственного телевидения звучали исполненные оптимизма призывы покарать американских агрессоров и изгнать их со священной земли. Иракцы всерьез верили, что с помощью допотопного советского оружия семидесятых годов смогут остановить самую мощную армию в мире.
И первый ракетный обстрел поставил все на свои места. В городе по-прежнему было электричество, горячая и холодная вода, по-прежнему выпекали хлеб и работали радио и телевидение, полиция и «Скорая помощь». Первые далекие разрывы ракет с лазерным наведением казались багдадцам стрекотом веселых рождественских хлопушек. Ведь бомбили только аэродромы и военные базы, а город не трогали. Наш самолет находился на военном аэродроме и, естественно, оказался в западне, а переправить его на пассажирский стало неразрешимой задачей.
После разговора с Москвой посол принял решение эвакуировать сотрудников посольства с пассажирского аэродрома и сделать это до начала боевых действий. А вот архив решено было вывозить частями на автомашинах в дружественную нам и Саддаму Сирию, а уже оттуда переправлять самолетом в Москву.
На следующий день посол с семьей покинул Багдад, а резидент российской разведки (назовем его Эдуардом) остался и руководил погрузкой архива. Причем вывозили не все, а только самое ценное. Охрана посольства, состоящая из десяти десантников, помогала нам сортировать и грузить в джипы ящики. Эдуард отбирал документы, что-то жег в большом красивом камине в кабинете посла, а что-то копировал. Одну копию отправлял на Родину, а другую прятал в свой личный сейф.
Мне тогда показалось странным, что он делает копии с документов высшей степени секретности. Ведь они должны были находиться в одном экземпляре.
Посольство опустело, в нем остались только десантники, мы и резидент. Всех вольнонаемных иракских служащих отпустили по домам.
И наступило двадцатое марта. Американские крылатые ракеты «Томагавки» начали бомбить все военные объекты Ирака, а войска вторглись на его территорию. Вслед за ракетами в ход пошли стратегические бомбардировщики и палубная авиация.
Моторизованные дивизии двинулись на Багдад и без особого сопротивления подошли к его стенам. Окружили город и предложили защищавшим его частям гвардии Хусейна сдаться. Некоторые генералы так и сделали, выторговали себе свободу в обмен на капитуляцию. Все это время мы находились в посольстве, вернее, в бункере под ним, и ждали, когда придет приказ из Москвы эвакуировать архив.
Дело в том, что я не имел доступа к спутниковой связи с Москвой и выполнял приказы резидента Эдуарда.
А Ирак фактически пал под натиском коалиционных сил. Саддам бежал или был убит одной из пяти сброшенных на его бункеры глубинных бомб. В городе началось мародерство, паника, многие жители покинули столицу, но многие и остались. В городе было чем поживиться, но наше посольство пока не трогали.
Но однажды утром к нему подъехали три грузовика, а в них – три десятка вооруженных людей. У каждого был автомат Калашникова, гранаты и фляги с водой. Командовал ими высокий полный араб.
Дежуривший в то утро десантник сообщил по рации о готовящемся нападении. Мы все с оружием в руках заняли места у окон и дверей. Российская миссия была плохо укреплена, так как у нас всегда были хорошие отношения с Саддамом и при его правлении нам нечего было боятся. Но теперь, когда режим диктатора пал, все могло случиться.
Эдуард начал звонить в полицейский участок, в штаб-квартиру гвардейцев, но телефоны не отвечали.
Первые выстрелы в нашу сторону сделали нападавшие, а мы ответили. Причем сразу убили нескольких мародеров. Так продолжалось два часа, пока бандиты не поняли, что посольство так просто не взять. Они оставили на улице убитых и раненых, расселись по машинам и уехали.
Мы стали подводить итоги боя. К нашей великой радости поняли, что никого не потеряли.
На ночь мы усилили дежурство и организовали дополнительный пост на крыше здания. Дежурили по двое. Сменялись через каждые четыре часа. Из двадцати находящихся в посольстве человек в охранение выходили четверо.
И вот в два часа ночи наступил мой черед идти в дозор. Товарищ разбудил меня, я с трудом поднялся, взял оружие, рацию и пошел на крышу. А он лег на мое место отдыхать и досматривать мои сны.
Когда я поднялся на абсолютно плоскую крышу, то увидел невысокого паренька – десантника из охраны посольства. Хочу заметить, что все мы были в штатском, но знали звание каждого и при обращении отдавали друг другу честь. Выше меня по званию был только резидент – полковник Службы внешней разведки Эдуард.
Но там на крыше все было проще. Мы разговорились. Он заступил на вахту на два часа раньше меня, ему успела надоесть эта крыша и окрестный пейзаж. А я с удовольствием подставлял лицо ласковому теплому ветерку, любовался огоньками города и с интересом смотрел на очередные взрывы объектов на его окраинах.
Я прохаживался по периметру здания, иногда наблюдал в бинокль за перемещениями людей по ночным улицам города и скучал. Мне хотелось спать, а по большому счету – побыстрей убраться отсюда, оказаться дома, в теплой постели любимой жены.
Но вдруг я заметил, как по территории нашего посольства идет человек. Он подбежал к забору, перемахнул через него и оказался на тихой улочке. Сначала я не поверил своим глазам, поднес к лицу бинокль и присмотрелся, но через мгновение понял, что лазутчик уходит с нашей российской земли. Кто это был, я не разглядел, но хорошо запомнил его уверенную походку, джинсовую куртку, обернутый вокруг головы платок и укороченный автомат Калашникова в руке.
Я бросился вниз – в комнату, где отдыхали мои гвардейцы, растолкал одного и приказал ему идти на крышу дежурить. Сам добежал до забора и перемахнул через него. Устремился за незнакомцем в погоню по пустынным улицам Багдада, совершенно не думая, чем она может для меня закончиться.
А шпион ускорил шаг и повернул на темную узкую улочку.
Затем он повернул за угол и исчез из поля моего зрения. Я приблизился к перекрестку, остановился и выглянул из-за угла. В темноту уходила пыльная дорога. – Рокер сделал паузу, облизал пересохшие губы. Нику почему-то показалось, что рот у того пересох не от быстрой речи, а от воспоминания о душном и жарком воздухе Багдада. – Песок шуршал у меня под ногами. Вы были в Ираке? – вдруг спросил Рокер.
Сергей отрицательно мотнул головой.
– Так вот, – продолжил пленник. – Ирак – страна песка. Песка, нефти и палящего солнца. Больше ничего там хорошего нет. Когда говоришь или ешь, то песок на зубах и во рту, когда пьешь – он в воде, когда дышишь – он в носу. Он в твоей постели, в твоей одежде и обуви, даже в ушах и глазах – везде, где только возможно. И для этого не обязательно попадать в пыльную бурю.
А я шел по улочке и проклинал эту страну и этот песок. Вскоре я снова увидел незнакомца. Он стоял у темной покосившейся двери и чего-то ждал. Я замер в тени одинокой пальмы. Наконец дверь отворилась, и он растаял во тьме дома. Я постоял несколько секунд и пошел следом. Осмотрев вход, стену здания, я пришел к выводу, что на этом моя слежка закончена. На ровный забор высотой три метра влезть было невозможно.
Я стоял возле дома и чего-то ждал, но вот близкий разрыв полуторатонной авиационной бомбы вывел меня из оцепенения. Я посмотрел в небо и увидел падающую на землю вторую адскую машинку. Она быстро достигла цели – небольшого здания, расположенного в квартале от меня.
Почва вздрогнула у меня под ногами. Ужасный грохот сотряс улицу, по ней покатилась пыльная волна и захлестнула меня. Я задержал дыхание, прижался к стене и минуту простоял не шевелясь. Когда понял, что опасность миновала, отошел от дома и решил, что пора возвращаться в посольство.
Я двинулся по улице. Дойдя до перекрестка, я остановился, обернулся и увидел быстро идущую по темной улице фигуру. Сначала я не сообразил, что это незнакомец, но, приглядевшись, узнал его. Видимо, он тоже опасался бомбежки и собрался в обратную дорогу.