Ознакомительная версия.
— Да, плохо дело… Какое счастье, что мы с тобой не опоздали с Нинкой… — Потом посмотрела на мужа и спросила: — А ты хочешь сдвинуть с места эту воровскую, бюрократическую махину? По силам ли? При твоем-то здоровье?… — Еще помолчала и закончила странной фразой: — Жалко, конечно… некрасивая, старая уже баба, все в дочку вложила, а что теперь поделаешь?… Париж, Шурик, слишком лакомый кусок, чтоб его отдали без боя… Ну, что ж, я в душ и — бай-бай. А ты? Или у тебя еще какие-то планы на сегодня? — она хитрыми глазами уставилась на мужа и засмеялась. — А за чудный обед еще раз огромное спасибо тебе, мой милый! Давно не было так вкусно. Ты меня просто закормил…
Все правильно и все вовремя: и как бы приглашение «пройти в койку», и благодарность, но почему же, однако, — «некрасивая и старая»? Это что — в качестве предостережения мужу? Мол, нечего тебе там делать, не обломится? Какая глупость!.. Но предостерегающий какой-то подтекст явно прозвучал. И это обстоятельство стоило обдумать…
Светлана Владимировна Васенина весь предыдущий день провела в клинической больнице, где лежал Игорек.
Ситуация складывалась отчаянная. Сыну требовалась срочная, да что там срочная — экстренная операция. Хирург Сергей Александрович так прямо и сказал, отбросив в сторону всяческую врачебную этику: «Завтра… В самом крайнем случае, послезавтра. В четверг будет поздно…» Лейкоз — страшная болезнь.
Светлана Владимировна сидела на стуле у кровати сына и держала его худенькую руку. На манжете у запястья были закреплены провода каких-то датчиков, а сами приборы, как чемоданы, собранные перед дальней дорогой, стояли напротив кровати, один на другом, и по затемненному экрану одного из них беспрерывно ползла дрожащая светлая дорожка. Она словно привораживала, и Светлана Владимировна с огромным трудом заставляла себя отводить от нее взгляд.
Бледное до синевы, вытянутое лицо Игорька зияло темными глазными впадинами. Такие лица почему-то называют иконописными. Но почему? Может быть оттого, что они слишком явственно выражают страдание? А без страдания нет и спасения? «Господи, — мать готова была креститься, молиться, лбом биться об пол, что угодно делать, лишь бы избавиться от тяжких мыслей, — да что же такое лезет мне в голову?!»
— Мам, ты только не волнуйся, — высвобождая рот из кислородной маски, слабым голосом сказал Игорек. — Доктор сказал, что операция очень простая…
— Я и не волнуюсь, — едва сдерживая себя, чтобы не разрыдаться, и, словно сжав все силы в кулачки, прижатые к коленям, ответила Светлана Владимировна. — С чего ты взял, сынок?
— Ага, — слабо усмехнулся он, — а у самой руки дрожат…
— Это меня просто знобит немного, там, у нас, на работе… сквозняки кругом… гуляют, — попыталась она оправдать свое нервное состояние. — Ничего, ты не волнуйся, я продержусь, не заболею, пока не пройдет твоя операция… Я тоже разговаривала с доктором…
В палату вошла медсестра Оля — полная девушка в светло-зеленых брючках, белом халате и кокетливой белой же пилоточке на убранных под нее черных волосах.
— Ну как, Игореха? — улыбнулась она, и восточные ее глаза сузились до щелочек. — Хвост морковкой? К бою готов?
Игорь снова нос из маски:
— Я-то готов, тетя Оля, а мама волнуется.
— А на то они и мамы, чтоб волноваться, — бодро заметила Оля, наклоняясь к Светлане Владимировне. — Сергей Александрович просил напомнить. Он у себя.
— Да-да, я сейчас зайду, — заторопилась женщина. — Ну, хорошо, мой маленький, — с трудом сдерживая дыхание, наклонилась она к сыну, — лежи, мой хороший, готовься… Ты у меня настоящий герой!
— Как наш папка… был?
— Да, как он…
Светлана Владимировна, может быть, слишком торопливо покинула палату, но Оля понимала ее состояние: мать и без того держалась из последних сил. И мальчик — такая умница, и какая жалость, если… Ну почему всегда получается, что хорошим людям не везет, а всякая дрянь… Ох, грех на душу, а что поделаешь!.. Из-за каких-то проклятых «баксов» жизнь человеческая валится под откос…
Но это уже не Олины мысли были, а Светланы Владимировны, ибо она знала, о чем пойдет в очередной раз речь у хирурга…
А Оля внимательно разглядывала показания приборов, бросая косые взгляды на мальчика и наблюдая, как менялось выражение его лица — с якобы безмятежного на страдальческое, болезненное. Было понятно, что он очень устал от краткого разговора с матерью.
— Плохо, Игорек? — спросила Оля, набирая шприцем лекарство для внутривенного вливания. Капельница нависала над кроватью, а на сгибе локтя мальчика был прижат пластырем катетер, куда Оля собиралась теперь вставить иглу капельницы. — Ты уж потерпи еще немного…
И подумала: «Немного — это сколько?…»
— Потерплю, — прошептал он. — Маме не говорите, тетя Оля…
Сергей Александрович в зеленом костюме и тщательно отглаженном, ослепительно белом халате писал что-то, сидя у своего стола. Он мельком взглянул на вошедшую после короткого стука Светлану Владимировну, кивнул ей, так же, кивком, указал на стул и продолжил свою писанину. Наконец закончил писать, снял очки и отложил их в сторону. На последний лист положил два других, тоже исписанных, и скрепил их степплером.
— Вот и все, — сказал как бы самому себе. — А к вам, Светлана Владимировна, вопрос у меня только один и не новый. Как у вас с деньгами?
— Я думаю, что все будет в порядке. Мне обещали помочь… коллеги… у нас на производстве. Твердо обещали.
— Ну, и слава Богу. Хорошие у вас коллеги. Значит, операцию не откладываем. Вам известно уже, чего мы опасались…
— Да-да, упаси, Боже! — почти взмолилась Светлана Владимировна, для которой отек легких у сына означал его верную смерть.
— Вот здесь, — говорил между тем доктор, — я подготовил для вас полный список тех лекарств, которые нам необходимы. На первой страничке — то, что нужно будет, самое позднее, послезавтра утром, перед операцией, для химиотерапии. На второй, — он перекинул страницу, — то, что на следующий день. И, наконец, третья — на последующие двадцать дней. А вот это, — он придвинул к себе маленький, рецептурный листок и стал снова писать, — адрес и фамилия того господина, который обеспечивает донора и передаст вам требуемые лекарства для подавления развития раковых клеток. Мы проведем стернальную пункцию… Ну, чтоб вам было понятно, прямое переливание костного мозга. И введем здоровые стволовые клетки, вам наверняка уже приходилось слышать такое название… Я пишу его телефон, зовут Семен Абрамович, созвонитесь — от моего имени — и подъезжайте. Это недалеко от центра, на Кожуховской набережной.
— Когда, доктор? — Светлана Владимировна замерла от страха: денег-то еще не было.
— Как говорится, — улыбнулся тот, — как только, так сразу. Можете сегодня, если еще успеете. Можете завтра. Но не позже. И не волнуйтесь, у меня с ним тоже договоренность… твердая. Он, как это теперь называется, посредник. Но нас еще ни разу не подвел, не подставил… — Лицо Сергея Александровича стало немного хмурым. — Я прикинул, выходит, в общем, как раз около семи тысяч долларов. Хотя курс и немного скачет. Ну, придется предусмотреть и это обстоятельство, сами понимаете.
— Скажите, Сергей Александрович… — начала Васенина и замолчала.
— Да, я слушаю вас?
— А сколько…
— Что именно? — доктор посмотрел на нее и улыбнулся. — Ну, смелее.
— Сколько будет стоить сама операция? — решилась, наконец, она.
— Это в каком смысле? — словно бы удивился доктор, но глаза его были серьезны.
— Ну… Сколько я буду должна вам лично?… Я же понимаю…
— Ничего вы не понимаете, — хмыкнул доктор. — Светлана Владимировна, возможно, я вас несколько разочарую, но, видите ли… как бы сказать? Я — хирург, а не взяточник. И те деньги, о которых мы с вами говорим, пойдут исключительно и целиком на необходимые лекарства и донора. Вы должны знать, что нам нужен не первый попавшийся донор, а только тот, генетические показатели которого совпадают с показателями мальчика. И соответствующие лекарственные препараты, которых вот тут, у нас, — он потряс разведенными в стороны руками, — просто нет. Это понимаете?
Она неуверенно кивнула и хотела еще что-то добавить, но он опередил:
— Вот и славно. — Доктор снова улыбнулся. — И не извиняйтесь. Я тоже прекрасно вас понимаю. Я ведь не в облаках витаю, а живу, как и вы, на грешной земле. Ну а если теперь жизнь вот так поворачивается, что же нам с вами остается? Противостоять, по мере сил… А вот почему я оперирую долларами, объясняю. Все эти лекарства импортные, и оплачивать их вам придется в валюте. Имейте это в виду и заранее поменяйте деньги.
— Спасибо, доктор, — едва не плача, сказала Светлана Владимировна, вставая. — Но как я могу, чтобы вы?…
— Ну, если уж очень хотите, — он подчеркнул слово «очень», — тогда давайте дождемся конца операции, и когда все закончится благополучно, а так и будет, я уверен, вы зайдете ко мне, и я налью вам и себе по маленькой рюмочке коньяку. И мы с вами чокнемся. Так? — Он засмеялся. — А потом закусим каким-нибудь пирожным, которые, я слышал, с успехом выпускает ваша фирма. Только учтите, что ни теста, ни сладкого я фактически не ем, но лично для вас, так и быть, сделаю такое крохотное, — он показал двумя пальцами, — исключение. А теперь бегите и держите себя в руках. Мальчик у вас — просто молодец! Мужественный человечек…
Ознакомительная версия.
