– Менфред? Привет! Это Джастин. Я никак не могу добраться до мистера Зин-Мухаммада... Так... А что с ним? Никто к нему не ездил? Хорошо. Я позвоню сам...
Он кладет трубку и снова смотрит на Маккинроя слегка виновато.
– Говорят, профессор вчера вечером почувствовал легкое недомогание и ушел с работы сразу после обеда. А сегодня вообще не появился в лаборатории. Должно быть, заболел. Знаете же, сейчас грипп ходит. У нас в департаменте треть сотрудников чихает и кашляет, хотя все, кажется, сделали прививки...
Между тем Джастин за разговором не забывает о деле, быстро находит в базе данных домашний номер профессора. Звонит. Но и там телефон не желает отвечать. Маккинрой начинает чувствовать беспокойство.
– Поехали к нему, – не предлагает, а уже решительно командует он, при этом внешне выглядит по-прежнему растерянным, и несоответствие волевого голоса внешнему впечатлению заставляет Джастина Юма посмотреть на Маккинроя внимательнее.
– Поехали, – без уговоров соглашается Джастин.
Дом профессора находится в недалеком пригороде. Маккинрой гонит свой джип «Форд Бронко» на максимальной скорости. Мотор ревет, пугая прохожих. Нужная улица, нужный дом... Уже на крыльце беспокойство возрастает – дверь слегка приоткрыта.
Входят, осматриваются, и Джастин сразу начинает звонить по сотовому телефону, вызывая экспертную бригаду...
В доме все перевернуто кверху дном. По полу разбросаны вещи и бумаги. Вывалены с полок книги. Разбита посуда и оборваны телефонные провода. Черной пробоиной зияет монитор компьютера, сам компьютер стоит без кожуха. Вырван жесткий диск.
– В лабораторию! – командует Маккинрой. – Проверить там...
Джастин согласно кивает, но предварительно начинает звонить в лабораторию, предупреждая о приезде и требуя экстренных мер безопасности. Едут, не понимая почему, очень торопливо, нарушая все правила движения и рискуя жизнью, пролетают перекрестки на красный сигнал светофора.
В лаборатории их ждет новый удар. Из комендантского сектора по требованию Джастина привозят запасные ключи. Вскрывают кабинет, разблокировав систему идентификации дверного замка. Долго возятся с замком сейфа, приглашают еще одного специалиста, потому что сами справиться не могут. Сейф пуст... Не только образец препарата ньянга, но и все документы по анализу исчезли! И восстановить их, не имея препарата, возможности нет. Так однозначно говорят другие специалисты лаборатории.
Начинается обыск, который не дает результата. Только в ящике стола, среди бумаг, подготовленных к уничтожению, Маккинрой находит один листок, исписанный от руки. Документы, в том числе и этот листок, не удалось вовремя уничтожить, потому что в кабинете оказался сломанным шредер. Пол не показывает листок никому. Он разбирает остальные бумаги, а этот листок незаметно сворачивает и убирает в карман.
– Что-то интересное? – спрашивает Джастин, подойдя сбоку. – Черновики?
– Да... Но не имеющие отношения к нашему вопросу...
И только несколько часов спустя в своей небольшой квартирке Маккинрой развернет этот листок и прочитает его полностью. И поймет, что это черновик текста шифрованной телеграммы, которую собирался отправить Зин-Мухаммад. Вывод напрашивается сам собой. Никто не похищал профессора, как предполагают сотрудники ЦРУ. Профессор сам – агент иностранной разведки...
Но вот только какой?
Птица кричит пронзительно и властно. Даже обиженно и слегка разочарованно... И неторопливо взмахивает тяжелыми крыльями, словно вбирает в себя высоту и неразрывно соединяется с небом. Каждый взмах – мощный толчок о невидимый воздушный поток. Так человек толкается о склон горы ногами, взбираясь вверх.
– Что кружит... Сдаст нас, стерва... – говорит кто-то справа, из-за округлого и черного с одной стороны, словно неровно подкопченного, камня-валуна. – У «волкодавов» глаз наметанный... Сразу поймут...
– Эх, мать ее! Скарифанилась с «летучими мышами»[5]... Дать бы очередь, чтоб навсегда отлеталась. Чтоб перья в воздухе покружились. Чтоб вдрызг, – озлобленно и с непонятным восторгом добавляет другой из-за соседнего камня, еще более черного. Говорит так, словно уже видит, как летят, кружатся по воздуху перья убитого орла. По-русски говорит, без акцента.
– Еще один способ сдать, – холодно комментирует Аббас, не оборачиваясь на голос. Он и без того знает, кто единственный в его группе да и во всем отряде по-русски говорит без акцента, и сам дал бы туда, откуда голос этот раздался, очередь. Тоже – чтобы перья полетели, чтобы вдрызг... Дал бы очередь только потому, что у этого Николая глаза всегда гноятся, и умываться он не любит, но очень любит деньги... И вообще, потому что он Аббаса раздражает с первого дня их знакомства. И если бы не Руслан, не позволяющий в своем отряде внутренних разборок, не было бы сейчас слышно этого «вдрызг»...
– Чем они зимой кормятся? – зевнув, не спрашивает, а просто словами выражает птице сочувствие Анвар, долго глядя на поднимающегося к вершинам хребта орла. – Несладко, наверное, живется...
– Трупами кормятся, – мрачно отвечает Аббас. Он почему-то обычно знает больше других, хотя самый молодой в группе. Наверное, потому, что дольше других учился и много читал в детстве. И сейчас читает все, что под руку подвернется, с жадностью. И отвечает первым, как и положено отвечать человеку, которого Руслан Вахович назначил эмиром в маленьком джамаате[6]. Вообще-то это даже не джамаат, потому что в каждом джамаате должны быть и снайперы, и минометчики, и гранатометчики, и все остальные специалисты. В группе таких нет. Это действительно только группа, отправленная со специальным хозяйственным заданием. Именно хозяйственным, как ни приземленно это звучит, но заданием очень важным. – Этот вот собирался подкормиться нашими с тобой трупами. Может быть, и подкормится. Как себя поведем...
– И как повезет... – добавляет Анвар, стряхивает с газовой камеры автомата налипший мокрый снег, откладывает оружие в сторону и переворачивается на спину. Анвар хладнокровно относится и к жизни, и к смерти. И уверен, что все судьбы давно расписаны где-то там, наверху. По материнской линии он сван[7] и христианин, по отцовской ичкериец[8] и абрек, не ставший сам, как отец, правоверным мусульманином. Но он верит в то, что Бог у всех един и всеми управляет одинаково, как бы люди его ни называли, каким бы способом ни произносили свои молитвы. И только Бог знает, когда и кому закончить жизнь. Только вот как – это человек сам выбирает... И потому сейчас Анвар лежит не как все, не всматривается в нижние тропы, ожидая оттуда опасности, а просто лег на спину и забросил руки за голову. На небо смотрит безмятежными, редкими для кавказцев яркими голубыми глазами.
Судьбы расписаны наверху... И Аббас тоже смотрит на небо, только не над собой, а с юго-западной стороны. Небо там хмурое – несет с моря снеговые тучи. Внизу, в долине, это предвещает дождь. Здесь, выше перевала, это должно предвещать снег. Хорошо бы... Нужен большой, обильный снегопад, чтобы скрыть следы, оставляемые отрядом, и сделать видимость нулевой, напрочь запретить полеты вертолетам. Тогда группа сделает свое дело и благополучно уйдет от преследования... Небо всегда помогало Аббасу, потому что он, как истинный правоверный, всегда почитает Аллаха. И не должно оно подвести в такой момент.
А момент действительно сложный. Руслан Вахович понимает это лучше других – он всегда все понимает лучше других: и людей с их разными характерами, и ситуации с их неодинаковым решением. И послал двадцать человек в долину, в еловое редколесье, чтобы нарезать шестов, необходимых для продвижения по леднику. Веревок на всех не хватит, и взять их уже негде. Федералы перехватили группу, что несла горное снаряжение. Значит, нужны шесты. Без шестов, считай, треть отряда рискует в трещины провалиться и там остаться. Сезон сейчас такой – ледник трескается и движется. Трещины поверху засыпаны снегом, и заметить их можно только в момент падения. А вытаскивать провалившихся – дело почти бесполезное. Каждая трещина заполнена понизу ледниковой талой водой. Конечно, можно и добрести до края трещины, иногда случается, что провалившиеся добираются туда, а по краям и взобраться можно. Но на это уходит много часов. Тех самых часов, которых в запасе у отряда нет... Но даже если и выберешься – в промокшей одежде на высокогорных морозах ты уже не жилец. Топлива минимум, только для приготовления пищи. Нет возможности разводить костер и ждать, когда просушится одежда. Что делать с человеком, вытащенным из трещины?
Руслан Вахович никогда не бросает своих, попавших в беду. И Аббас, его признательный воспитанник, или сынок, как недобро говорят за спиной те, кто не слишком Аббаса любит, к этому же воспитателем приучен. Попавшим в беду надо помогать, их надо выручать даже не думая, что они потом тебя тоже выручат. Просто выручать – это закон мужчин. Кто бросит в беде собрата, тот недостоин помощи Аллаха. И пусть федералы рассказывают небылицы про волчьи законы моджахедов. Они так и зовут их «волками». А моджахеды в ответ зовут спецназовцев «волкодавами». Но это все не так важно. Пусть говорят, пусть рассказывают. Они и волков не понимают... Сам Руслан Вахович в ответ на глупые обвинения всегда отвечает старой притчей про то, как приходит волк к шалашу пастухов, видит, что пастухи едят шашлык из только что зарезанного ими барашка, и думает, какой шум подняли бы пастухи, если бы барашка зарезал он. А пастухи на волка смотрят, ругают, горящие головешки из костра бросают, но ружья не поднимают. Почему не поднимают? Потому что, убей они волка, не на кого им будет списать только что съеденного барашка и многих других, съеденных раньше, и тех, что будут съедены в будущем...
