по его мнению, тоже начал понемногу «тяжелеть». Обжегшись на молоке дуют на воду, но вносить в мрачную статистику последних месяцев своего собственного потерянного больного, даже если он погибнет не от непонятной причины, а «просто» от недосмотра ленивого интерна, он не собирался.
– Коля, помнишь про разбор сегодня? Пойдёшь?
Очередная молодая доктор торопливо прошла мимо него по коридору, не затруднившись остановиться. Нет, хорошо, конечно, что он не обделён женским вниманием, но не до такой же степени… Дописав последние детали осмотра на перевёрнутую страницу и криво расписавшись, Николай встал, потянувшись плечами. Пора к новой больной, которая помоложе, а он ещё даже имя её не запомнил.
Вынув историю второй больной из-под «Январской», он обнаружил, что фамилия у неё для разнообразия самая простая – Петрова. Спокойно выслушав не слишком, для первого раза, гневное замечание молодящейся дамы с хорошо покрашенными волосами, что она ждёт его с утра, врач-интерн Ляхин с максимально уверенным видом, чётко и членораздельно провёл весь опрос, и подчёркнуто внимательно её осмотрел-прослушал-обтрогал, несколько склонив этим даму к благосклонному тону. К тому моменту, когда Николай закончил и с ней, затем с остальными своими больными, и успел поговорить с пойманной уже им самим в коридоре буквально на минуточку доцентом Свердловой, было уже без двадцати час. Времени оставалось только-только чтобы успеть попить чая из почти непрерывно кипящего в ординаторской чайника, и запихнуть в рот пару приготовленных поутру бутербродов. Мама уходила на работу в свою поликлинику ещё раньше его самого, а готовить бутерброды с вечера у Николая никогда не хватало времени, поэтому они всегда оказывались какими-то помятыми. Впрочем, учитывая то, что они проскальзывали в желудок уже озверевающего от недостатка калорий здорового молодого парня практически не останавливаясь, значения их вкусовые качества на самом деле не имели.
Он едва успел проскочить по коридору в комнату, где проходили клинические разборы, и занять чуть ли не последнее свободное место. Но сделав это Николай осознал, что установившемуся у него под воздействием проделанной работы хорошему настроению пришел конец. В сравнительно маленькое помещение, которое на отделении и прилагающейся к нему кафедре почему-то традиционно использовали для этой цели вместо конференц-зала набилось около 25 докторов разного ранга, до профессорского включительно. Вид у них разнился от напряженного до глубоко задумчивого. Разбор был «расширенный», поскольку разбирали сегодня сразу двоих больных – одного «постсекционно», то есть по результатам последовавшего за его смертью вскрытия, и одного – неуклонно, похоже, к этому состоянию приближающегося.
– Дорогие коллеги…
Действительно, вовремя успел. Если уж интерн захотел прийти на клинический разбор, то опоздание даже на половину вступительной фразы ему бы не простили. Сказали бы что-нибудь гадкое не отходя от кассы, отвели бы душу немножко.
Заведующий отделением очертил ситуацию уверенным, хорошо поставленным голосом. Хорошая причёска, отличный галстук виднеющийся из-под застёгнутого, сидящего как влитой белого халата. Николай моргнул на свой собственный халат – не взял ли в утренней спешке ещё понедельника мамин, и потом забыл проверить за почти половину недели. Не то, чтобы самого его волновало, на какую сторону застёгнуты пуговицы, но кто-то из больных может обратить внимание…
– Об обстоятельствах развития заболевания и результатах вчерашнего вскрытия большинство собравшихся уже знают, но врач-интерн Анна Владимировна для порядка нам доложит…
С Аней Николай учился в параллельной группе весь последний год института, не раз пересекаясь на циклах, и сейчас искренне ей сочувствовал. Потерять больного по неясным причинам, с так и не установленным диагнозом, – такое интерну-терапевту запомнят на всю жизнь, какие бы настоящие и непреодолимые резоны у этого не были. Результаты вскрытия Николай действительно уже знал, но слушал так же напряженно, как и остальные, стараясь не пропустить комментарии либо то, что, возможно, не было написано в официальном заключении, но могло всплыть сейчас.
Рассказывая, выдавая десятки параметров и деталей, Аня не запиналась, – разве что морщилась. По всему её рассказу выходило, что больной погиб от развившейся диабетической комы, но сахар крови у него при этом совершенно нормальный, – значит это был не диабет. Доклад занял достаточно долгое время, и Николай с неудовольствием ощутил, что сердце у него бьётся как сумасшедшее. Всей кожей он ощущал висящую в воздухе опасность, и посреди родного отделения, в середине дня, это было настолько странным, что он начал, не поднимая голову, постепенно осматривать окружающие лица.
– …В 4.20 произошла остановка сердца. Реанимационные мероприятия проводись дежурной бригадой при участии больничного ординатора Гнездиловой и врача-интерна Бергер в течение 30 минут, и оказались неэффективными. В 4.50 было принято решение о прекращении реанимационных мероприятий и отключении аппарата искусственного дыхания. Смерть констатирована врачом-реаниматологом Агеевой. Всё.
Пауза, потом доклад о результатах вскрытия, сделанный таким же ровным тоном. Затем вопросы. Аня волновалась, но держалась молодцом, как положено отличнице. Ещё вопросы. В обсуждение втягивалось всё больше людей, и постепенно оно начало по интенсивности и отточенности оборотов напоминать что-то похожее на сабельную рубку: с лязгом стали, неслышимым ухом ржанием, воплями раненых, и валящимися с сёдел под ноги коней телами. Странное сравнение, но очень уж было похоже…
Напряжение, дошедшее уже почти до не обращенной ни на кого конкретно злобы чуть разрядилось, когда доктор Аня ляпнула в качестве одного из аргументов, что в таком престарелом возрасте, как у больного, резкая потеря веса заставляет в первую очередь делать рентгеновское исследование желудка, и второй профессор захихикал.
– Деточка, какой Вы сказали у него был возраст? Престарелый? Это сколько?
– Шестьдесят два, – растеряно протянула Аня, вызвав полминуты общего смеха – профессору было значительно больше. Смех был несколько нервный, и оборвался быстро. Слово взяла главный эндокринолог города, которая спокойно и аргументировано рассказала, что то, что молодая интерн пропустила антифосфолипидный синдром, её совершенно не удивляет, но непонятно, почему вообще никто до сих пор даже не предположил его наличие. Дав профессору с фигурой тридцатилетней женщины и оперативной памятью и быстродействием шахматного компьютера закончить, несколько человек наперебой начали выдвигать аргументы против. И через минуту рубка, с мельканием показаний всё-таки сделанного больному за два дня до смертельного исхода целевого анализа, пошла по новой. Вертя головой от одного говорящего к другому, униженный Николай поклялся себе, что сегодняшний вечер он абсолютно точно проведёт не за редактурой перевода, до сдачи которого оставались уже считанные дни, а в обнимку с каким-нибудь руководством по синдромальной диагностике. Эндокринолога уже практически убедили, когда сидевшая в виде памятника себе самой доктор Ольга, «женщина-врач», спокойно и очень к месту вставила в возникшую паузу фразу о том, что неостановимое носовое кровотечение подобный диагноз
