подполковника уважение от развитой «чуйки». Зато гомо сапиенс активничали без меры. То звучно пили из плоских фляжек, то жевали некие сублиматы, шурша обёртками. Пару раз порывались прошвырнуться к реку, но «бывалый» коротко рявкнул, энергичными жестами доходчиво объяснив, что думает об этой инициативе. Подействовало. Один занял пристроил «пятую точку» у дальних кустов и, судя по позе, закемарил вскорости. А, вот напарник. Может, от съеденного-выпитого, а скорее просто стресс, прихватила «медвежья» хвороба. Выхватил из бокового кармана ранца рулончик пипифакса канареечного колера и шмыгнул в кустарник. Вернулся скоро и весьма довольным. Градус удовольствия подскочил бы до максимума, узнай страдалец, насколько маршрут прогулки совпал с местом закладки «сюрприза от дяди Носорога». Считай, везунчик. Пока. МОН-50 капитан установил с дистанционным управлением по проводам, помятую о продвинутых детекторах, вычисляя и подавляя радиосигналы. Держать противника в дебилах себе дороже.
Минут десять спустя звучно хрустнула сухая ветка, следом вторая и на поляну стали выходить колумбийские коммандос. Они, идя след в след, растекались двумя ручейками, держась опушки и оставляя центр свободным. Последними появились двое верзил, выделяясь экипировкой и оружием от остальных.
— Ага, наши американские коллеги, — прошептал Александр, отодвинув бинокль вправо. Наступало время «Ч», в дело вступали иные бирюльки. Янки, замерев на краю поляны, по-волчьи огляделись, вычленяя пространство на сектора. Показалось, будто принюхивались. Кстати, вполне разумно. Воздух на поляне, зажатый деревьями, практически не двигался. А, человек, будь он хоть трижды спецназовцем, имеет специфический запах. Тем более, оружие. Смазку ещё никто не отменял, да и пороховой нагар долго не выветривается. Подполковник почувствовал тень волнения, держа на периферии зрения, америкосов. Но, толи нюх притупился, а может планида ихняя дошагала до стенки. Двинулись к давешнему поваленному дереву. Старший «тройки» головного дозора догнав, пристроился с боку и стал торопливо докладывать.
— Молодца! — не разжимая губ, шептал Кайда и подтянул АК-12, аккуратно взяв за цевьё. — Сядьте на пенёк, скушайте по пирожку с кофием.
Не доходя метра четыре до примятого «скатертью-самобранкой» квадрата мха, они остановились. Американцы, встав почти плечо к плечу, тихо переговаривались, “Heckler&Koch — 416” в оливковом окрасе из рук не выпускали.
— Триста тридцать три, — подполковник прижался губами к микрофону уоки-токи. Он ещё произносил последнее «три», а «шрапнель» МОНов с двух направлений неслась через лужайку, срубала ветки кустов и деревьев, рвала «охотников». Коротко, в два-три выстрела, стучали автоматы, в надрывной истерике забился ручной пулемет, поперхнувшись на излете. Фыркнула реактивная граната РПГ-26 и смачно влепилась в лежащее дерево, под которое перекатами шмыгнули янкесы. Уловив движение в зарослях, Александр поймал в коллиматор размытый силуэт и, едва метка блохой вскочила на фигуру, нажал спусковой крючок. Отметив характерное падение, он тут же сменил позицию. И, вовремя. Сразу несколько свинцовых шмелей под острым углом взрыхлили землю в том месте.
— Командир, здесь снайпер, — в наушнике голос Капы звучал обыденно, будто сообщал о цене на стакан семечек у торговки на бульваре. — Я его засек. Затихни на пару сек. Сейчас отработаю РПГ.
Бой оборвался разом. Только что, будто сухой палкой по штакетнику, длинными кудахтали «эм шестнадцатые»; глухо бахали гранаты, высоко выкидывая лохмотья травы и почвы; гадюкой шипели гранатомёты, круша сушняк реактивной струей. И, всё. Занавес. Оставшиеся, пребывая в неком ступоре, медленно адоптировались к новой реальности.
Троих раненых уложили на ту же «самобранку», расстелив в тени крон. «Двухсотый», нелепо раскинув руки, лежал с опрокинутым лицом в стороне.
— «Странно, — Александр смотрел рассеяно, не вглядываясь, в погибшего. Мысли позли сами, будто талая вода весной. То ныряя под прозрачный хрусталь льдинок, то шурша между кусками погрызенного льда. — «Часто убитые в бою похоже на уснувших, чем на мертвых. Будто притомился человек от тяжкой работы, прилег на малое время отдохнуть, скоро поднимется и продолжит».
Гуаль, присев на корточки, о чем-то тихо разговаривал с сержантом. Тот, сидя на коленях, ещё держал в руке шприц-тюбик. Дослушав, Алехандро отрешенно вздохнул и, выпрямившись в рост, подошёл к подполковнику:
— Командир! Они сами идти не смогут. Я знаю правила разведки. Всё сделаю сам и догоню.
— Дурак ты, капитан-лейтенант, — устало посмотрел на него Кайда, продолжая сидеть на оставшемся практически целым после попадания из РПГ, стволе дерева. — И, правила у тебя дурацкие. А, у нас, у русских, правило одно: своих не бросаем!
— Командир! — Еремеев, баюкая снайперскую винтовку в камуфлированном окрасе, присел рядом. — Глянь, какой лялькой от Remington обзавелся. Эм двадцать четыре! Мечта идиота!
— Поздравляю, — Александр равнодушно мазнул взглядом трофей. — Раз все в сборе, слушай приказ.
Он развернул порядком измятый пластик карты.
— Погода нам на руку, так? — мрачный teniente de Navio так и стоял столбом, правда, слегка покосившимся. — Ни авиацию, ни БПЛА колумбийцы поднять не смогут. Надо уходить. Срочно.
— Согласен с тобой на все сто, compañero de armas, — подполковник, привычно морщив нос, изучал карту. — И, противник наш также полагает. Наверняка.
— А, мы пойдем другим путем, товарищ, — по-ленински картавя вставил фразу Носорог, легонько постукивая пальцами по телескопическому прикладу ремингтон.
Александр укоризненно зыркнул на офицера:
— Сделаем так: «двухсотого» и «трехсотых» заберет наш авангард. Чупа-Чупс уже в курсе. Мы же ноги в руки и марш-марш назад.
— Куда? — обомлел венесуэлец. — В лагерь? Дак ведь там …
— Вижу сообразил, — довольно хмыкнул Кайда и, вернув карту в поясничный карман, встал. — Идем туда, где нас не ждут. Кстати, тоже правило русской разведки.
— Куда идём мы с Пятачком большой, большой секрет, — фальшиво пропел Николай и, легко поднявшись, на манер лесоруба закинул «американца» на плечо.
— За это могут посадить всего на пятьдесят лет, — в тон пропел Чупа-Чупс, выходя на поляну со стороны реки.
«Тот же лес, тот же воздух и та же вода, только он не вернулся из боя», — уже полчаса заигранной пластинкой крутилось строка в голове. Он в очередной раз посмотрел вверх. Шопен с прогнозом не ошибся. Синюю акварель буквально на глазах заливала черная гуашь, наглючим Чубайсом вырубая небесную иллюминацию:
— Мда, маэстро, походу ливень будет знатный.
— Как заказывали, командир, — Шестаков, перешагнув через очередную корягу, умудрился поднырнуть под ветку, что подлым образом вознамерилась стегануть по лицу. — Зато тебе не вертушек, не беспилотников. Красота!
— Тук, тук, тук, — трудягой-дятлом
