Шатов вспомнил белобрысого мальчишку и безобразную шишку у него на руке. И полные боли глаза этого мальчишки.
Это сделал я, подумал Шатов, и его замутило. Это сделал я. Все просто. Все очень просто.
Интересно, а всем сумасшедшим дано осознать свое безумие? Или это только особо счастливые, такие как Шатов, могут четко сказать себе, что крышу сорвало, башню заклинило…
Встать, отряхнуться и пойти в клуб. Потом – завтра – сказать Дмитрию Петровичу, что… А что сказать Дмитрию Петровичу? Попросить, чтобы он пригласил Виту? Чтобы дали разрешение встретиться с женой?
Шатов посмотрел на лежащего Жорика.
А что делать с этим? Развязать? И тогда скандал разразится немедленно. Оставить его здесь? Зачем?
Все, можно не дергаться. Можно спокойно ждать, когда придут санитары.
Или все-таки довести план до финальной стадии? В этом что-то есть… Безумие… Черт с ним, с безумием. Нужно идти.
Ты, Шатов, хотел сбежать? Беги. Оттого, что ты сумасшедший ничего не изменилось. Почти ничего не изменилось. Ты решил, что можешь сбежать – беги. Потом, когда побег получится… Или не получится. Ты сможешь расслабиться и принимать процедуры. А сейчас…
Тебе кажется, что есть шанс? Используй его. Свяжи мальчишку, сунь ему в рот кляп, пусть полежит до рассвета. Да, и не забудь связать ему еще и ноги.
Утречком Жорика подберут.
Не исключено, правда, что и Шатова где-нибудь подберут утречком, но тут придется ставить эксперимент на себе. Посмотрим, как оно у нас получится.
Шатов расстегнул на мальчишке брюки и потянул их вниз.
– Вы чего? Что делать собрались? – немного испуганно спросил Жорик.
– И не надейся, мечтатель, – буркнул Шатов, стащил брюки с лежащего и несколько раз дернул за штанины, проверяя прочность.
Крепенькие штанишки, можно попробовать.
– Вы чего? – снова подал голос Жорик, когда Шатов перевернул его на живот и, захлестнув удавкой горло, свободный конец петли привязал к рукам.
– Это для того, чтобы ты не дергался, милый. Полежишь спокойно, а потом, утром, тебя здесь найдут.
Тело Жорика рванулось с неожиданной силой. Шатов, не ожидавший такого, разжал руки, и мальчишка вскочил. Почти вскочил.
От резкого движения шнурок врезался в горло. Жорик, захрипев, упал на колени, но не остановился, а попытался ползти. Шатов толкнул его в спину.
– Лежи, дурной!
– Нет, – мальчишка упал лицом в траву, но продолжал отталкиваться ногами, нелепо, по-жабьи, словно тело двигалось само, не контролируемое сознанием. – Нет!
– Лежать! – Шатов навалился сверху, прижал своим весом ноги Жорика к земле и брюками, как веревкой, связал их в щиколотках. – Куда это ты собрался, гаденыш?
– Козел, урод, сволочь недобитая, – не смотря на то, что каждое движение тела натягивало шнурок на горле, Жорик продолжал извиваться и дергаться. – Сука!
Шатов замер, немного озадаченно. Переход был слишком стремительным. Спокойный, воспитанный мальчик, вежливо и терпеливо уговаривавший безумца, вдруг сам превратился в комок ярости и страха. Животного ужаса, запах которого так хорошо научился различать Шатов.
– Отпусти! Слышь, отпусти! Ты, козел, отпусти. Отпусти! – голос сорвался, и теперь Шатов слышал только шипение полураздавленной змеи. – Я тебя… Урою… В клочья разорву… Сука! Отпусти! Слышишь, отпусти…
– Не кричи, милый, всех сверчков распугаешь, – предупредил Шатов.
Быстрее соображай. Что произошло? Мальчишка был совершенно спокоен, когда его мог убить сумасшедший. Спокойная гладкая речь, аккуратно построенные фразы. И вдруг, после того, как стало понятно, что убивать его ни кто не собирается, что придется ему полежать здесь всего до утра – такая вспышка. Взрыв ужаса.
Шатов похлопал себя по карманам. Носовой платок. Ладненько, сойдет.
– У тебя нос не заложен? – спросил Шатов самым обыденным тоном.
– Что?
– Носом нормально дышишь? Я тебе сейчас кляп вставлю в рот, хочу быть уверен, что не придушу тебя до смерти…
– Слушай, Охотник, – хрипло простонал Жорик, – отпусти меня… Слышь? Отпусти. Я…
– Что ты? Никому ничего не расскажешь? Будешь хранить верность данному слову до самого восхода? – Шатов свернул носовой платок в жгут. – Сейчас… Что ты сказал?
Шатов схватил мальчишку за волосы и приподнял его голову.
– Повтори, что ты сказал?
– Отпусти… – всхлипнул Жорик.
– Как ты меня назвал?
– Ни как…
– Как знаешь, – Шатов наклонился к Жорику. – Я тебя уговаривать не буду. Я тебе сейчас пасть заткну, оставлю здесь и уйду.
Тело мальчишки словно свело судорогой.
– Я не знаю, чего ты так боишься оставаться здесь, но ты этого боишься. Ты не расскажешь мне то, что я хочу узнать – твои проблемы. Я не узнаю, почему тебе стало так страшно? Мои проблемы. Ощущаешь? У нас с тобой абсолютно разные проблемы. Прощай!
Шатов попытался сунуть кляп в рот, но Жорик сцепил зубы мотал головой так, будто от этого зависела его жизнь.
Чего же ты так боишься, засранец? И чего это ты вдруг назвал меня Охотником? Ведь мы с тобой не разговаривали тогда, я ведь тогда вначале бросился на тебя, потом на десятилеток… И ты не рассказывал мне об обществе врагов Охотника… Не рассказывал… Или все-таки…
Шатов потянул шнурок удавки.
Хрип. Стон, потом хрип, затяжной, захлебывающийся.
Рот открылся в безуспешной попытке добыть хоть немного воздуха.
Теперь кляп.
Шатов снова оглянулся на село. Спокойно. Никто еще не бросился его разыскивать. Хорошо.
Жорик что-то пытался сказать.
– Что ты так бьешься, милый? – Шатов аккуратно вынул кляп изо рта.
– Охотник, сука, – дыхание прерывистое, злое, – лучше убей…
– Кто я?
– Охотник. Шатов Евгений Сергеевич. Журналист… Ты убил Дракона. Убей меня.
– Дракона, значит, я убил… – протянул Шатов. – Охотник, значит…
– Да, – прорычал Жорик. – Охотник.
– И, значит, в операционной…
– Живая она была, живая! Это мы ее замочили…
– Вот как… – сознание стало кристально чистым и холодным.
– Да. Мы часто работаем на живых…
– А ее за что? – спросил Шатов мертвым голосом.
– За что? – просипел Жорик. – Ее же предупреждали… Всех предупреждали, что с посторонними нельзя разговаривать… Чужой – заткнись и немедленно свяжись с…
Пауза. Только сиплое натужное дыхание.
– С кем?
– С Замком.
– Свяжись с Замком… А она… Она не связалась?
– Связалась, но поздно. Ты уже успел зайти в дом…
– А я успел уже зайти в дом… – Шатов сжал виски руками.
Все-таки – она. И все-таки, виновен он. Из-за него убили эту…
– А кто она?
– Продавщица. Раисой зовут… Звали.
– А дети?
– Дети?.. Им мы крикнули, чтобы они тебя задержали… Мы крикнули…
– А они до этого спокойно занимались зоологией… Кроликов убивали, – лед от мозга распространился по всему телу, до самых кончиков пальцев. Ноздреватый, шуршащий, рассыпчатый лед.
– Убивали… – простонал Жорик.
– И ты теперь хочешь, чтобы я тебя отпустил? Тебя – убийцу?
– Ты ведь не убийца…
– Я убил Дракона… Почему я не смогу убить тебя?
– Убей. Только сразу, вот сейчас. Убей. Только…
– Только не оставлять здесь? Почему?
Жорик заплакал.
– Не реви, ублюдок. Ответь внятно – почему?
– Варвары… Им сюда можно заходить… Они… – Жорик всхлипнул и забормотал, – к ним нельзя попадаться. Нельзя. Лучше умереть. Они… Они могут убивать целую неделю… Я видел тела… Видел съемки… Что они делают…
– Варвары? – спросил Шатов.
– Варвары. Они…
– Выв здесь все сошли с ума, – сказал Шатов. – Вы все сошли с ума.
Шатов встал.
– Не оставляй меня так…
– Знаешь, меня об этом просил и Дракон. Перед смертью. Мы с ним стояли в дождевом коллекторе… Бушевала вода… Я только что всадил в него пулю и держал его за одежду… – Шатов говорил медленно, словно во сне. – У меня пистолет был, а он свой после моей пули выронил… Ты был прав тогда – он был безоружен… Я тогда тоже подумал, что он был безоружен. И я начал с ним разговаривать… Он просил, чтобы я… Чтобы…
В голове снова зашумела вода. Как в ту ночь. Ледяная черная вода.
– Он ударил ножом, я выстрелил. И знаешь, что я понял тогда?
– Что? – спросил Жорик.
– Подонков нужно убивать сразу. С ними нельзя вести переговоры. Если бы там, в коллекторе, погиб я, то сейчас бы продолжали умирать люди на улицах моего города.
– А ты выжил, и начали умирать люди здесь, – прохрипел Жорик.
– Их начали убивать из-за меня… – согласился Шатов, приседая на корточки. – Но не я их убиваю. Убивал. Убью.
– Ты… – начал новую фразу Жорик, но Шатов с силой вогнал кляп ему в рот.
