Ознакомительная версия.
На пороге Колыванов столкнулся с полицейскими в сопровождении одного из офицеров местного УФСБ. Тот выжидающе посмотрел на Колыванова, дождался отрицательного угрюмого покачивания головой и махнул полицейским, чтобы заходили. Колыванов вышел на улицу и подошел к Кораблеву.
– Что там? – спросил Антон, всматриваясь в лицо напарника. – Судя по твоему лицу, еще один труп?
– Не наш сегодня день, Тоша!
– Не совсем, – Кораблев потащил Колыванова в сторону. – Перехватили того ухаря с тубусом, сюда везут. Сейчас Лев приедет, устроим очную ставку.
– Какого ухаря, с каким тубусом? – не понял Колыванов.
– Похоже, что киллер. А что киллеру ошиваться возле маленькой и не очень солидной гостиницы, где не живут миллионеры и депутаты?
Колыванов покосился еще на одно тело с простреленной головой, которое лежало возле самого угла, и узнал в нем того парня, что стрелял в девушку. Теперь многое вставало на свои места.
– Это точно, Тоша, вон тот парень, которого ты так умело ухлопал, – заговорил Колыванов, глядя, как Кораблев нахмурился и стал смотреть в сторону, – пришел к ее больному деду. Им зачем-то окно нужно было с выходом на этот фасад. А дед этой несчастной – бывший военный и имеет наградное оружие. Перестрелка оказалась не в пользу старика. Так про какого типа с тубусом ты говоришь?
Рокотов приехал через пять минут. Хмурый, с насупленными густыми бровями, из-за которых парни и дали ему кличку Лев, Рокотов вышел из машины с несколькими охранниками президента. Оперативники местного ФСБ подогнали микроавтобус «Форд Транзит» с частными номерами и теперь ждали только Рокотова, как полномочного представителя президента. Или как особо доверенное лицо.
Посмотрев на своих подчиненных, Рокотов коротко бросил:
– Француз, Кусок! Со мной.
В небольшом салоне микроавтобуса было оборудование для оперативного руководства практически любой операцией. Хоть ведение комплексного наблюдения за человеком, машиной или иным транспортным средством, хоть системное прослушивание объектов недвижимости. Впрочем, возможны были и комбинации. Сейчас все оборудование и приборы были зачехлены или скрыты плотными занавесками.
На откидной лавке лежал человек крупного телосложения с перевязанными грудью и правым плечом. У изголовья была установлена капельница, возле которой дежурил собственный медик Управления. Еще один оперативник стоял в ногах и контролировал поведение раненого. Прямо у входа на столе лежал большой, видимо, специально сделанный на заказ псевдотубус. Тут же лежала разобранная снайперская винтовка.
– Его? – спросил Рокотов у оперативника из ФСБ.
– Да, в тубусе была. И тубус по специальному заказу делали под нее. Фанерная основа, вставки под форму деталей.
– А ты что скажешь, Кусок?
– Хорошо чувака подготовили, – усмехнулся Бахтеев. – Машинка американская, дорогая – «Ремингтон Р11». Под винчестерский патрон 7,62, компактная – метр без глушителя, семь кило без магазина, магазин на двадцать патронов. С хорошей позиции взвод можно положить за тридцать секунд.
– Значит, американская, – повторил Рокотов, подходя к раненому и усаживаясь возле него на откидной табурет. – Ну, приятель, давай знакомиться. Кто ты, откуда и с какой целью прибыл?
– Какие гарантии? – пробасил киллер, глядя в потолок.
– А жизнь разве плохая цена за информацию, которой ты располагаешь? – удивился Рокотов.
– Вы официальные органы, государственные силовые структуры. Вы не можете работать вне законов вашей страны, – скривился киллер.
– Первый ответ, хорошо, – кивнул Рокотов. – Ты сказал «вашей страны», значит, ты не из нашей страны, не гражданин России. И твоя уголовная кличка Бизон лишь прикрытие, так? Да и акцент выдает в тебе совсем не кавказца и не уроженца Средней Азии. У тебя акцент человека, который чаще привык говорить по-английски.
– Так что, он остался жив? – наконец посмотрел на Рокотова раненый.
– Кто? – вскинул Рокотов брови. – Давай говорить о тебе, а не о других. Каждый отвечает за себя. Итак, ты хочешь гарантий. Но ты забыл, что ввязался в шпионские игры, а тут есть свои правила, международные. И ставка довольно высока, чтобы мы сидели тут и играли в гуманистов. Не выйдет. Ты сдаешь своих хозяев, и мы судим тебя по минимуму. Ты же не успел воспользоваться винтовкой? Значит, не совершил этого преступления. И если на территории нашей страны на тебе крови нет, то ты пойдешь лишь за незаконное хранение оружия. Ну, может, еще и нелегальный ввоз. Потом, где-нибудь через год, тебя потребуют экстрадировать твои земляки, какая-нибудь арабская община. И мы соглашаемся.
– А если есть кровь?
– Тогда будем думать вместе с тобой. Ты чистосердечно все рассказываешь, все свои грехи выкладываешь, а мы помогаем тебе остаться в живых. Но это при условии полного сотрудничества. Только тогда работает высокая цена. А на «нет», как говорят у нас, и суда нет.
– Я должен подумать, – нахмурился киллер, лицо которого начало заметно бледнеть. Наверное, кончалось действие медикаментов.
– Думать тебе некогда, – резко ответил Рокотов. – Не дадим мы тебе времени думать. У тебя два выхода: либо ты молчишь и мы применяем непопулярные методы, а потом зарываем твой труп где-нибудь в укромном месте. Здесь их, кстати, очень много, а ты живой представляешь собой реальную угрозу. Либо ты начинаешь честно и с энтузиазмом отвечать на наши вопросы. Тогда мы выясняем все и передаем дело со своими комментариями в судебные инстанции. О дальнейшей твоей судьбе я уже говорил.
Киллер стиснул зубы в каком-то непонятном оскале, но промолчал. Рокотов выждал около минуты, потом с сожалением хлопнул себя двумя ладонями по коленям и рывком поднялся на ноги.
– Он сам за себя решил! Начинайте выжимать из него все, что можно, под диктофон и на камеру. К вечеру материалы затребует президент.
– Подождите, – вдруг сказал киллер, смахнув со лба испарину.
– Я уже ждал, – ответил, не оборачиваясь, Рокотов. – Больше, извини, не располагаю временем. Я сказал тебе, что дело в цене.
– Подождите же, – уже взволнованно заговорил киллер, – я буду добровольно сотрудничать с вами. Задавайте ваши вопросы.
– Я тебе не попугай, – оборвал раненого Рокотов. – Вопросы были заданы, теперь твоя очередь открывать кран и извергать поток информации. Ну, впечатли меня!
– Валииди все равно покойник. Вы правильно поняли, что я прибыл для того, чтобы устранить его. Там, в Сирии, его считают ненадежным. Но ситуация в стране и внутри оппозиционных структур такова, что прислали меня, а не доверили акцию местным. Даже вашим чеченцам не доверили. Вы взяли меня, но они пришлют другого. Он попытается вернуться на родину, но его, скорее всего, перехватят по дороге. И попытки устранить вашего президента будут повторяться. Такое решение принято в руководстве.
– Есть ощущение, что ваше руководство куда-то торопится. Нет?
– Я догадываюсь, но не могу гарантировать. Скорее всего, в нашем руководстве кое-кто боится, что их соратники по движению первыми договорятся с Россией. Такая тенденция уже существует.
– А ты неплохо осведомлен для простого наемного убийцы.
– Я не простой наемный убийца, я инструктор элитного центра по подготовке спецподразделений. И участник движения.
Ночь, проведенная в деревне, дала положительные результаты. Майор Лосев не подвел и добросовестно возил Коневского и Пашу по дальним хуторам и заимкам, помогал беседовать с мужиками, они трижды останавливались у придорожных кафе. Информации получили о безобразиях на трассе много, но о пропавшем байкере ничего нового так и не узнали.
Зато ночь в чистом доме одинокой женщины – тети Василины, – на старинных пуховых перинах, в которые твое чистое тело погружается, как в волны нежной морской пены, откуда вышла Венера. Баня, сто граммов под холодец и соления и пять часов отдыха! Сказка!
Утром хмурый Коневский растолкал Пашу и ошарашил тем, что на часах было уже половина восьмого. С учетом того, что легли они в час ночи и планировали подняться в шесть утра, это было катастрофой. Столько дел, такие прогоны на этот день были запланированы, что теперь хоть не ешь, а только нагоняй и нагоняй упущенное время.
Наскоро умывшись у колодца с ледяной водой и позавтракав свежими, с жару, котлетами с домашней лапшой, оперативники сердечно попрощались с тетей Василиной, рассыпаясь в благодарностях и комплиментах. Хозяйке было не больше пятидесяти, но в деревне ее все звали не как обычно принято в деревнях – по отчеству. «Матвеевна» или «Матвевна» к ней абсолютно не шло. Это был образ типичной доброй, сердобольной тетушки. В нем было все: и пышное тело, и румяная улыбка, и необыкновенно теплые глаза. Так и виделось, что в эти двери то и дело шныряют местные босоногие пацанята, а тетя Василина угощает их горячими пирожками или ватрушками.
Ознакомительная версия.
