– В ту сторону, как мне кажется, ближе, – не очень уверенно сказал Воронцов и показал рукой вдоль берега.
Они направились вдоль береговой кромки, опасливо держась подальше от неприветливых зарослей. Кое-где пальмы подступали вплотную к воде, и такие места Воронцов и Хельга преодолевали быстрым шагом, иногда переходя на бег. Вскоре они увидели соседний островок – он протянулся в океане черной полосой и выглядел безжизненным. Путники остановились и долго рассматривали островок, завороженные его мрачным безмолвием. Тем временем солнце окончательно село, и только край неба еще пылал багрянцем, посылая людям последний салют.
– Пора бы нам домой в самом деле, – негромко сказал Воронцов.
Стало прохладнее и тише. Ни одна птица не нарушала тишины своим обеспокоенным криком. На затерянный в океане остров стремительно опускалась ночь. Воронцов шел впереди, Хельга ступала за ним след в след. Почти все время ее голова была повернута в сторону зарослей – она упорно пыталась там что-то рассмотреть, но мрак все сгущался, таился совсем рядом, за стволами пальм, и Хельге казалось, что стоит ей отвернуться хотя бы на мгновение, как мрак выползет из рощи и окончательно поглотит все вокруг.
– Даже не верится, – негромко произнес Воронцов. – Где-то есть большие города, в Москве сейчас не протолкнешься на Тверской, столько там народу, и машины мчатся нескончаемым потоком…
Он вздохнул.
– А здесь – будто и нет больше ничего на свете.
В стремительно сгущающихся сумерках Хельга увидела, как Воронцов повел рукой, очерчивая круг. Его рука описала дугу, уперлась в соседний остров, и вдруг Воронцов остановился, да так внезапно, что Хельга налетела на него.
– Смотри-и-и! – выдохнул он потрясенно.
Хельга повернула голову и в указанном им направлении увидела: в ночной тьме, там, где находился соседний остров, коротко, но хорошо различимо мигнул свет. И еще раз. И еще. А после этого – непроглядный мрак. Они простояли не меньше четверти часа, но больше ничего не увидели.
– Как ты думаешь, что бы это могло быть? – шепотом спросила Хельга.
– Свет.
– Я это поняла. Но откуда?
– Почем я знаю?
– Он же говорил, что там никто не живет, – пробормотала Хельга.
– Кто – он?
– Представитель фирмы, который привез нас сюда.
– Он мог и не знать.
– Чего не знать? – сердито спросила Хельга.
– Что там кто-то есть.
– Он должен все здесь знать! – чуть не плача, сказала Хельга.
Это было предвестие близкой истерики.
– Раз он привозит сюда людей, он просто обязан…
Воронцов обнял Хельгу и с силой прижал ее к себе. Хельга не плакала, но было заметно, как волнами прокатывается по ее телу дрожь.
– Все будет хорошо, – как можно мягче сказал Воронцов. – Вот увидишь.
Он говорил без всякого убеждения, и потому это нисколько не успокоило Хельгу. Она слегка оттолкнула Воронцова и пошла по берегу. Пенные языки теплых волн нежно лизали ее ступни. Воронцов шел следом и размышлял. Чем дольше он размышлял, тем безрадостнее вырисовывалась картина. Он не хотел делиться своим беспокойством, но Хельга сама все высказала – она думала о том же самом.
– Это все как-то связано, Саша: мертвец, вой по ночам и огни на соседнем острове.
– Чепуха, – пробормотал растерявшийся Воронцов.
Ему показалось, что Хельга прочла его мысли.
– Ты сам знаешь, что не чепуха.
И словно в подтверждение ее слов где-то далеко позади снова раздался вой. Они остановились, с замиранием сердца вслушиваясь в эту песнь безысходности, и вновь заговорили только тогда, когда вой прервался.
– Может быть, это собака? – высказала предположение Хельга.
У нее был деревянный голос с трудом сохраняющего самообладание человека.
– Почему именно собака?
– Представь, что этот человек, труп которого мы с тобой нашли, был с собакой. Потом умер… или его убили, а собака осталась жива. И теперь она каждую ночь приходит к месту гибели своего хозяина, чтобы излить свою печаль.
– Романтично, но неправдоподобно, – вынес заключение Воронцов.
– Но это вполне могло случиться! – обиделась Хельга.
Воронцов приобнял ее:
– Не обижайся на меня, прошу. Лучше скажи: в тот раз, когда кто-то гнался за тобой и ты слышала его дыхание совсем рядом, – это было похоже на собаку?
– Нет, – быстро и уверенно ответила Хельга.
– А на что это было похоже?
Хельга задумалась и вдруг остановилась.
– Послушай, – сказала она потрясенно. – Я только сейчас об этом подумала. Ведь сегодня, когда ты гнался за мной по лесу, все было очень похоже, почти как тогда. Такое же дыхание, такой же топот за спиной.
– Ты хочешь сказать, что это был я?
– Нет, я о другом хочу сказать. Это дыхание и этот топот – все было человеческое! Человек за мной гнался, Саша! Человек!
Глава 45
Невозможно было сказать с уверенностью, сколько они прошли и скоро ли выйдут к дому. Светила луна, заливая все вокруг призрачным светом, который был настолько слаб, что не позволял рассмотреть никаких деталей пейзажа, и только белые барашки набегающих на берег волн отчетливо виднелись, разделяя океан и узкую полоску берега.
– Наверное, мы уже прошли нужное место, – высказала предположение Хельга.
Она была настолько утомлена событиями прошедшего дня, что едва передвигала ноги, так что Воронцову пришлось убавить шаг.
– Нет, мы еще не дошли. Я узнаю наш пляж, поверь. – Воронцов приобнял Хельгу. – Я хотел поговорить с тобой.
Он обернул к Хельге лицо, черты которого едва угадывались в темноте.
– Давай после возвращения в Москву уедем.
– Куда? – удивилась Хельга.
– Куда угодно. В Рязань, например, у меня там родственники, или в Новосибирск, там тоже есть дальняя родня. А захочешь – в любой другой город: страна большая, найдем, где поселиться. Я продам свою московскую квартиру, на новом месте купим собственный дом. И будем жить – я и ты.
– А из Москвы-то зачем уезжать? – спросила Хельга.
– Я так хочу.
Хельга вздохнула:
– Ты чего-то недоговариваешь, Саша.
Обернула лицо, хотела заглянуть в глаза Воронцову, но было слишком темно. Эта темнота самому Воронцову казалась спасительной, при свете дня он не смог бы сказать того, что говорил сейчас.
– Знаешь, Марина…
– Называй меня Хельгой.
– Хорошо, пусть будет Хельга. У меня как-то все не складывалось с женщинами. Какие-то отношения были… Не знаю, не могу объяснить. Ну, провели ночь, ну, две ночи, а потом – скучища, и хотелось как можно быстрее сменить обстановку. Они, конечно, тоже виноваты…
– Ну, в этом-то я как раз и не сомневалась, – желчно сказала Хельга.
Воронцов смешался:
– Ты не совсем верно меня поняла. Ну не должен человек позволять о себя ноги вытирать, должна же быть какая-то гордость, чувство собственного достоинства…
– Ты так красиво выражаешься, что я уже почти совсем убедилась, что гадостей женщинам ты наделал выше крыши.
– Да, я был с ними груб, – признался Воронцов. – И не ставил их ни в грош. Пока не встретил тебя.
– И это перевернуло твою жизнь, – продолжала Хельга.
– Не иронизируй, пожалуйста.
– Хорошо, не буду.
– Ты не такая, как все.
– Не сомневаюсь.
– Я же просил!
– Ах да. Извини.
Воронцов вздохнул. Хельга его не торопила.
– Я не знаю, что со мной происходит, – продолжал Воронцов. – Но чувствую, что хотел бы всегда иметь тебя рядом с собой.
– «Иметь с собой»! – с чувством произнесла Хельга, и даже в темноте было видно, как она воздела руки к равнодушно-безмолвной луне, призывая ее в свидетели. – Ты сам-то понимаешь, что ты говоришь? Как хорошо иметь меня с собой! Всегда! Везде! Как карманные деньги! Как носовой платок! Как любую приятную и полезную вещицу!
– Я неудачно выразился, – пробормотал Воронцов страдальческим голосом.
– Ничего подобного! Для тебя женщина – вещь! Ты это осознаешь? Ты нахапал денег и привык к тому, что все можно купить. Это у тебя уже в крови, ты по-другому не можешь!
