Ознакомительная версия.
– Никому не надо говорить, – посоветовал Глотов. – Облачаемся, и точка.
Наутро, стиснув зубами яд, сочащийся наружу, члены экипажа смотрели, как охранники уводили Карпатова на работу.
– Тварь! – безапелляционно заявил Серега.
– Да уж, – неуверенно пробормотал Глотов.
– Ну что, товарищи? – Серега резко поднялся. – Как настроены?
– Лирично, – пробормотал Витька.
– Роем дальше? А то неделю не копали.
– Уймись, – огрызнулся Глотов. – Еще пожрать не приносили.
– Хорошо, – согласился Серега. – Подождем, пока принесут эти помои.
На завтрак им подали замерзшие лепешки, рисовую кашу трехдневной давности и холодный чай в заплесневелом армейском котелке. Летчики дождались, пока удалятся разносчики пищи, подобрались к тому, что у них называлось столом.
– Не могу уже питаться этой дрянью, – пожаловался Серега. – Голодовку пора объявлять.
– Объявляй, – разрешил Вакуленко, погружая лепешку в чай, чтобы немного размокла. – Нам же больше достанется.
– За работу? – спросил Серега, облизывая мягкую алюминиевую ложку.
– Можно, – подумав, решил Глотов. – Немного поработать никому не повредит. Вот только чем копать будем? Весь инструмент отобрали эти сволочи.
– Дужками от кроватей, – нашелся Серега. – Они же тупые, кровати не тронули. Мы из них такие классные штыри смастерим!
– Не могу больше, – простонал Витька. – Труд однажды сделает из меня лошадь.
К Витьке присоединился Вакуленко, обосновав свою позицию тем, что никогда не надо делать сегодня то, что можно сделать завтра. А то на следующий день придется подыхать от скуки. Толку от этой работы? Мерзлая земля, долбить по сантиметру в день?
Немного поколебавшись, Глотов присоединился к большинству. Ему тоже надоело заниматься тупой работой.
Серега выслушал саботажников, посидел минуту с закрытыми глазами, тяжело поднялся, побрел в казарму. Он отгреб ногами мусор, приподнял щит, сколоченный из половиц, сел на корточки перед ямой.
То, что летчики успели вырыть за несколько месяцев, впечатления не производило. Полтора метра вниз, а сам тоннель пробит всего на пару шагов. Работникам приходилось откалывать крупные камни, на что уходила уйма времени и энергии. Земля была спрессована, отваливалась кусками, похожими на ветчину, нарезанную в ресторане.
Серега вздохнул, направился к ближайшей кровати, выдернул дужку из изголовья, поволок ее к яме. Он долго кряхтел, стонал, потом из-под земли стали доноситься отрывистые удары.
– Вот неугомонный. – Глотов вздохнул и уныло посмотрел на понурившихся летчиков. – Его теперь оттуда и экскаватором не вынуть. Надо же обладать таким ослиным упрямством!
– Достался нам подарочек, – заявил Вакуленко.
– Делать нечего, – сказал Глотов. – Пошли работать, шахтеры. Вакуленко на стреме. Ну, чего уставился, Витька? Лезь в яму!
Сил человеческих хватило на полчаса бесполезной работы. Мерзлая земля выжимала максимум энергии. Летчики с трудом поднимались на поверхность. Типичные шахтеры, просидевшие неделю в заваленном забое. Изнуренные, шатающиеся люди без кровиночки в лицах разбредались по углам.
– Да за что нам?! – внезапно взвыл Витька, и его бледная физиономия приобрела цвет мороженой хурмы.
Он сжал дужку кровати, выбежал в комнату. Летчики недоуменно переглянулись. А Витька вертелся как волчок, гадая, куда бы приложить свою дурь. Радостно завопив, он подбежал к стене, на которой Карпатов царапал риски, и стал размашисто ее кромсать. Буян не успокоился, пока не ободрал ее полностью, а лежанка Карпатова не обросла слоем «вулканической» пыли. После этого он выпустил из ослабевшей руки дужку, побрел, спотыкаясь, в каморку.
Летчики недоуменно уставились друг на друга. Даже Серега как-то притих, опасливо поглядывал на уходящего Витьку.
– Хорошо еще, не нам досталось. – Серега криво усмехнулся. – Эх, блин, Витька, ошибка молодости его матери!
– А шо это с ним такое? – не понял Вакуленко.
– Срыв, – лаконично объяснил Глотов. – Такую бы энергию да на доброе дело!
Когда под вечер пришел Карпатов, его взору предстало прелюбопытное зрелище. Все матрасы, лежавшие в каморке, были вытащены в большую комнату и аккуратно разложены вдоль стен. Постели первого пилота на месте не было, как и его вещей. Только ободранная стена там, где прежде располагался «информационный стенд».
Он растерялся. Что за новости? Четыре пары глаз смотрели на него с презрением.
«Хоть домой не приходи», – подумал Карпатов.
– Как прошел рабочий день, Владимир Иванович? – осведомился Серега.
– Нормально, – ответил Карпатов.
Потерянного календаря он, в принципе, не жалел, прекрасно помнил, сколько полос там было нацарапано.
– Как процесс обучения? – спросил Глотов. – Грызут бараны гранит науки?
– Грызут.
– А мы знаешь что подумали, Карпатов, – сказал Серега. – Несправедливо как-то устроен мир. Ты не командир и не имеешь права занимать такую большую площадь. Согласись, это глупо. Мы вчетвером ютимся в каморке, а у тебя настоящие хоромы.
– Вы сами отсюда ушли, – справедливо заметил Карпатов.
– Как ушли, так и пришли. Иногда они возвращаются. В общем, ты правильно понял. Топай в каморку, живи там и старайся не очень часто попадаться нам на глаза.
Карпатов не стал возражать. Квартирный вопрос испортил людей не только на воле. Он молча ушел в каморку, вскоре вынес под мышкой скатанный матрас, удалился на улицу, пристроил его недалеко от колодца, начал выбивать палкой. Потом первый пилот проследовал обратно мимо безмолвствующих летчиков.
– Теперь он будет шастать мимо нас? – забрюзжал Серега.
– Тебе не угодишь, – сказал Глотов. – Давай убьем его.
Карпатов был неприхотлив в быту, ему хватало тесной каморки, пропахшей запахом носков и немытых мужских тел. Удручало его лишь одно. Здесь практически не было света. Следовало что-то придумать. Он разложил вещи, скатал в трубочку тетрадку в линейку, вооружился ручкой и вышел на крыльцо. Владимир Иванович пристроился на ступени, расправил тетрадку на коленке, стал писать убористым почерком.
Витька, наблюдавший за ним из окна, недоуменно пожал плечами и осведомился:
– Чего это он там все время пишет? Поэму, что ли?
– Оперу, – поправил Серега. – Опер про всех велел писать.
– Доносы, думаешь, строчит? – испугался Витька.
– Нет. – Глотов рассмеялся. – Доносы он строчить не будет. Если нужно на нас настучать, Карпатов и так это сделает, в устной форме. Даром всеми днями у талибов пропадает?
– А чего тогда? – упорствовал Витька.
– Дневник? – предположил Вакуленко.
– Может, и так. – Глотов пожал плечами. – Да хрен с ним, мужики. Лично мне глубоко по барабану, чего он там пишет.
Карпатов закрыл тетрадку, уставился на забор. Гребень ограды оседлал чумазый мальчишка в обносках. Шкет годков двенадцати вскарабкался по стволу единственной уцелевшей чинары, уселся на забор и уставился на Карпатова так, как будто тот ему что-то должен.
Первый пилот подмигнул мальчишке. Пацан опасливо покосился по сторонам и тоже подмигнул. Карпатов улыбнулся, и тот ответил ему тем же, даже засмеялся. Владимир Иванович вырвал из тетради чистый лист, сложил из него самолетик и запустил в сторону забора. Летательный аппарат проделал плавный круг, вернулся, точно бумеранг, и плавно опустился под правой рукой конструктора. Глаза мальчишки заблестели.
Карпатов произвел модернизацию своего творения, усилил стреловидность носа, подогнул заднюю часть, переделал крылья, придав им узкую форму. Он поднялся и направился к забору. Мальчишка не шевелился. Владимир Иванович запустил самолет. Тот прыгнул вверх и камнем свалился ему под ноги. Мальчуган прыснул.
Опять небольшая переделка. Самолетик бешено завертелся вокруг оси, пулей понесся вперед, воткнулся в забор, рухнул. Мальчишка радостно застучал пятками по стене. Карпатов поклонился, словно факир после удачного расчленения блондинки, направился к забору и нагнулся, чтобы поднять самолетик.
Зря он это сделал. Мальчишка вынул из-за пазухи увесистый камень, размахнулся, бросил. Удар на несколько секунд парализовал позвоночник Карпатова. Он охнул, упал на колени. Мальчишка заливался смехом. Когда первый пилот поднялся, на заборе уже никого не было. Только ветка чинары тряслась, да на той стороне хохотали несколько человек. Он стиснул зубы и потащился в дом, где тоже не ожидалось ничего хорошего.
Флай-менеджер Марк почтил их своим присутствием в первых числах февраля. Без консула и прочих высоких сопровождающих. Сгибаясь под тяжестью расстегнутой сумки, которую талибы явно досмотрели и хорошенько облегчили, он пересек двор, взгромоздился на крыльцо.
Когда Марк возник в комнате, там царили мир и покой. Глотов дремал, Вакуленко тоскливо перебирал свои вещи, Серега отчитывал Витьку за неистребимую привычку ковырять в носу.
Ознакомительная версия.
