Потом снова послышался плеск весел, Фалько разглядел, как из лодки выносят раненого командира и два трупа. Полный отморозок, этот Ладейников! Хоть сам понимает, чего хочет? Денег, животного страха вокруг, популярности любой ценой? Он мог бы все получить, если бы не открывал огонь! А он не стал отказывать себе в удовольствии.
Неожиданно Фалько отвели в другую палатку – к раненому капитану. У отряда был с собой запас сильнодействующих антибиотиков и других препаратов. Приближаясь, человечек в джинсовом костюме и темных очках расслышал, как командир запрещает кому-то из бойцов вызывать «вертушку».
Судя по голосу, Белоконь повторял запрет уже второй или третий раз. Ссылался на небезопасность приземления и взлета. Но главная причина, похоже, была в другом. Похоже, он был таким же, как Фалько, фанатиком своего дела. Готов был отказаться на время от помощи хирургов с тем, чтобы самолично довести дело до конца.
Войдя, режиссер увидел капельницу, подвешенную к верху палатки. На полу поблескивала стеклянная крошка от использованных, треснувших под тяжелыми подошвами ампул.
– Ваш оператор с острова передал кассету, – глядя мимо Фалько, отчетливо произнес Белоконь. – Придется срочно пустить ее в эфир.
Лицо человечка в темных очках в который уже раз исказилось нервной гримасой. Он примерно представлял, что заснято Ильей.
– Ваши люди будут давать комментарии?
– Йет.
Фалько увели обратно. Он испытал прилив уважения к раненому. Ради жизни заложников капитан готов был пожертвовать собственной карьерой. Пусть даже основная масса телезрителей воспримет стрельбу, как подделку под реальность, как хорошо срежиссированное кино. Но начальство Белоконя отлично поймет, что речь идет о реальной гибели бойцов, о явном проколе командира.
Стрельба давным-давно закончилась, а Ольга только теперь решилась поднять голову и открыть плотно сжатые веки. Первым делом она увидела довольного Ладейникова. Он обзавелся бронежилетом с торчащими из кармашков «магазинами», наверняка полными. В руках он держал трофейный автомат.
Прежде чем зажмуриться от страха, Ольга успела увидеть главное. Теперь перед глазами раз за разом прокручивались две одновременно вываливающиеся из лодки фигуры с черными платками-банданами и боевой раскраской лиц.
При повторе спецназовцы казались прозрачными, сквозь них отчетливо рисовалось многократно увеличенное знакомое лицо с золотистым ежиком коротко стриженных волос и ясным серо-голубым взглядом.
Совсем еще недавно цвет этих глаз представлялся ей небесным. Теперь радужка вокруг зрачков казалась полной речной холодной воды. Будто перед ней стоял утопленник – когда-то захлебнувшийся в этих краях, а потом оживший. Оживший, чтобы отомстить реке, острову, людям.
Ольга прикусила губу, чтобы не завопить от ужаса. Но ведь она искренне считала себя актрисой. Порнушные ролики были для нее самым настоящим «кино» с «элементами эротики». Стриптиз в ночном клубе – «пластическим этюдом», где главное – образ.
Вспомнив последний разговор с Вероникой, она поняла, что должна использовать свой актерский талант не в искусстве, а в жизни. Вероника и все остальные оказались правы, а она жестоко ошиблась, задурила себе голову красивой иллюзией. Теперь надо искупить вину, сыграть с полной самоотдачей. Больше некому, у остальных другие таланты.
– Как у тебя получилось? – Ольга постаралась изобразить «восторг души», правдоподобно смешанный с почтительным страхом. – Они ведь профессионалы, они должны были раньше успеть.
– Плохо ты меня знаешь. Если уж я решил участвовать в шоу, то оно будет чем дальше, тем интереснее.
– По-моему ты уже всем доказал…
Игорь поморщился:
– Кому доказывать, детка?
Он провел пальцами по ее щеке, шее и Ольга внутренне содрогнулась. Руки могут приласкать, могут придушить – и то и другое одинаково жутко.
– Не скучай, я скоро вернусь.
Он двигался уже не так как раньше, опасаясь снайперского выстрела. Самой Ольге почему-то слабо верилось в успех спецназа. Если кто и совладает с этим дьяволом, так только Илларион. Где он сейчас, почему его не видно? Она сделает все возможное, чтобы передать ему ключи от наручников.
Только он бы не поспешил!
* * *
На экране прошли не только кадры рокового визита спецназовцев, отснятые бородатым Ильей.
Зная о местонахождении нескольких скрытых камер, преступник расправился с Зиной прямо перед «глазом» одной из них. И потребовал, чтобы этот «сюжет» тоже выдали в эфир.
Пришлось принять его условия. Белоконь окончательно уяснил себе, что напрасно вернулся в органы и тем более в милицейский спецназ. Второй по счету прокол после большого перерыва убедил в главном: боевая выучка – не самое важное в освобождении заложников. Каждая такая операция – это прежде всего психологическая схватка. Сколько ни требуй от начальства определиться, прежде чем посылать команду, любые установки приходится пересматривать в последний момент. Если не можешь здесь, на месте, быстро влезть в шкуру полубезумного врага, лучше за дело не браться.
Он, конечно, примет на себя всю ответственность за гибель ребят. Но сперва достанет этого гада. Засадит в клетку, а еще лучше поставит на колени, всунет дуло между зубами и разрядит магазин, так чтобы башка превратилась в решето.
Да, именно так он и сделает.
Слишком много хитрожопых адвокатов развелось, слишком много воли дают им в судах. Ради саморекламы за дело будут драться лучшие московские «светила». И адвокат, продажная душа, докажет, что Ладейников душевнобольной. Что не наказывать его, бедняжку, надо, а лечить.
Может, он и в самом деле сдвинутый – нормальной, пусть даже и преступной логики в его поступках не просматривается. Но это ведь не значит, что такого надо кормить и лечить за государственный счет!
Его старшего напарника тоже надо кончать.
Это он, лысая бестия, нашел отморозка, готового переключить на себя внимание. А сам сугубо о реальном думает, о бабках. Интересно, как долго он будет играть в заложника? Или понял уже, что раскусили?
Сразу после окончания короткой трансляции по изъятому у Фалько сотовому позвонил взбешенный генеральный продюсер:
– Что за блядство? Хочешь, чтобы весь канал лицензии лишили? Ты вообще чувство меры потерял! Скоро твои умельцы кишки начнут крупным планом выпускать. Ты соображаешь, что зрители во все это верят? Одни, конечно, балдеют, а другие засыплют теперь инстанции жалобами: вместо игры пропаганда насилия на экране. Если ты нас под монастырь подведешь… Мне поздно дали знать, я просто не успел скомандовать «стоп». Но ты мне лично за все ответишь!
Лежа под капельницей с сигаретой в зубах, раненый держал трубку на расстоянии от уха – слишком уж громко орал человек из Москвы. Дождавшись паузы, Белоконь холодно произнес:
– Значит так, уважаемый. Вы говорите с капитаном спецназа МВД. Преступник в ультимативной форме потребовал пустить эту пленку. Со своим «стопом», вы бы нам здесь создали кучу дополнительных проблем.
– Какой к черту преступник, что вы мне голову морочите? С кем я разговариваю, где Фалько?
– Вы там задницу оторвите от кресла. А то у вас в сидячем положении голова плохо работает.
Встаньте и стоя меня послушайте. Здесь преступник не игрушечный, а настоящий. И трупы тоже.
Ваш Фалько пытался нас ввести в заблуждение.
Мотивы потом следствие выяснит, а пока он в своей палатке, под домашним, если так можно выразиться, арестом.
С полминуты продолжалось молчание, генеральный продюсер с трудом переваривал новости.
– И что теперь? – наконец выдавил он из себя.
– Занимайтесь другими делами и больше нас не дергайте. Можете дать объявление, что вынужденно пустили материал в эфир – ради спасения жизни заложников.
– Сколько вас там? Почему не можете управиться с одним мерзавцем?! – снова прорезался голос у продюсера.
– Для справок есть краевой пресс-центр МВД.
Я здесь дерьмом умываюсь, а там такие же капитаны сутками груши околачивают. Пускай они перед вами отчитываются!
Тут на связь как раз вышел кто-то из милицейского начальства. Отшвырнув изъятую у режиссера трубку, Белоконь взялся за свою. Голос человека с широкими лампасами он слушал совсем по-другому, даже сигарету загасил:
– Ты что натворил, друг ситцевый? – командиру спецназа почудился скрип генеральских зубов. – Даже простой участковый так бы не вляпался!
– Разрешите доложить? Здесь была очень странная ситуация: Фалько клялся, что все разыграно по сценарию, от других я опровержений не слышал. Не решился в таких условиях сразу отдать приказ стрелять. Виноват, готов понести заслуженное наказание.
– Что ты мне голову на плаху кладешь, какой мне от нее толк? Предупреждал ведь тебя: надо доказать наше право иметь на Алтае свой спецназ.
