Он знал, как изменятся девочки, когда оденутся после бани, поэтому запомнил только эти приметы, не отвлекаясь на подробности телосложения. Да и особо-то отвлекаться было не на что, как подметил бы мичман Поддубнов.
Оказалось, что на этот раз пациентам приготовили особую одежду. И Лисичка, и Фея облачились в одинаковые розовые балахоны с длинными рукавами. Что-то вроде ночных рубашек до колена, с пояском и шнуровкой на груди. На мужчинах были точно такие же рубахи, но голубые. Все они получили также высокие белые носки и кроссовки.
Теперь пациенты заметно выделялись среди окружавших их волонтеров в джинсах и разноцветных майках. Когда все расселись за столиками для завтрака, Гранцов отметил, что на каждую пару больных приходилось пять-шесть волонтеров. Причем один волонтер общался с пациентами, а остальные держались чуть поодаль. Завтрак «гавриков» состоял из тертой моркови, сухого лаваша и томатного сока. В бумажном стаканчике оказались разноцветные горошинки витаминов. По крайней мере, все называли это витаминами. Гранцов вспомнил о фармацевтической фирме, которая делила с Институтом московскую прописку, смял стаканчик вместе с содержимым и сунул в карман джинсов: он надеялся когда-нибудь сдать эти таблетки на анализ.
— Правильно, — сказала Лисичка, его подопечная, — лично я тоже в гробу видала эти таблетки.
— Ну и глупо, — сказала Фея, запивая витамины соком.
— Хуже, чем зэки, тут сидим. Я за всю жизнь ни в одном лагере не жила, куда только меня не пристраивали. Убегала и все. Не могу жить в лагере. Из Польши убежала, из международного лагеря, до самой границы доехала автостопом.
— Здесь не Польша, — заметила Фея.
— Это точно, — злобно огляделась Лисичка. — Менты кругом, колючка, хрен убежишь. Знать бы хоть где мы. А то сначала Псков, потом турбаза, потом вертолет. Может, мы вообще где-нибудь в Уренгое?
Гранцов слушал их, незаметно оглядываясь. Регина сидела далеко от него с двумя сутулыми переростками. Она что-то говорила, поворачиваясь то к одному, то к другому, а они тупо смотрели на ее маленькую острую грудь под полупрозрачной майкой.
Когда Вадим встал из-за стола, вместе с ним поднялись две его девочки. Они отошли в сторонку и присели на скамейку под стеной штаба, а еще трое волонтеров бесшумно подошли сзади и встали за углом.
— Подумаешь, супер-пупер-методика, — сказала Лисичка. — Нашли на ком опыты ставить. Я им не наркоманка какая-нибудь.
— Это не опыты, — сказала Фея. — Миллионы людей были спасены методикой.
— Да меня-то что спасать, — фыркнула Лисичка. — Спасибо папочке, пристроил в блатное местечко. И все из-за одной сигаретки, бляха-муха! Нашел у меня в кармане косячок, и пошло-поехало. Ему же не втолковать, что человек может чисто для понта с собой носить всякую херню. Ну, угостить там знакомого, ну, поменять на что-нибудь. Я ж ведь чистая, как слеза пионерки, я даже пива не пью, одно «перье»! На кой хрен мне ваша методика, мать ее перемать!
— А дорожка на венах у тебя тоже от «перье»? — насмешливо спросила Фея и тут же отскочила, увернувшись от пощечины.
— Убью сучку! — завизжала Лисичка, кидаясь вперед, и Вадиму пришлось обхватить ее и прижать к стенке. — Порву падлу позорную!
Она в ярости молотила ладонями по стене, но при этом ни разу не ударилась об нее затылком. И еще Вадим чувствовал, что она отнюдь не яростно толкает его своей упругой маленькой грудью. Толкает, но не отталкивает. Под балахоном у нее больше ничего не было, и он ощущал на своей груди горошинки ее сосков. Он немного отступил, но и она оторвалась от стенки и снова с игривой силой смяла об него свою грудь, а потом прижалась горячим животом.
— Пустите меня! — выкрикнула она, прижимаясь еще теснее.
— Да хватит тебе, — беззлобно проговорила Фея. — Перед кем выделываться? Вот, полюбуйся.
Она подтянула кверху широкий рукав и показала цепочку черных точек на внутренней стороне своего предплечья. Лисичка сразу смирилась и опустила руки.
Вадим отступил от нее, и тут же Фея прижалась к нему сбоку и обняла за талию.
— Ничего, девушка, мы тут все такие, — сказала она сочувственно и снизу вверх заглянула в глаза Гранцову: — Только ты не такой, верно? Ты нас вытащишь? Тебе ведь за это деньги платят? Можно, я буду звать тебя Кевин? Ты похож на Кевина Костнера в «Телохранителе».
Лисичка подскочила к нему с другого боку и тоже обхватила, но за бедра. Ему не оставалось ничего иного, как обнять обеих за плечи и такой тесной компанией двинуться к берегу озера. Там они уселись на перевернутую старую лодку.
Гранцов помнил инструкцию. Флиртовать. Рассыпаться в комплиментах. «Да за кого они меня принимают? — подумал он. — От моих солдатских комплиментов девчонки, пожалуй, удерут к другому наставнику». Он искренне пожалел, что не умеет флиртовать, потому что обе девчушки ему нравились. Да и как может не понравиться юное создание, которое игриво прижимается к тебе упругим полудетским телом? Столь же трудно оказалось начать беседу о возрождении, как того требовала Восьмая. Но здесь он мог рассчитывать на помощь двоих волонтеров, которые непринужденно подсели рядом на песок. Эти и подскажут неопытному собрату нужные слова, и заткнут ему рот, если он начнет говорить ненужные.
Но слова словами, а дело делом. Вадим заметил, что Регина со своими переростками устроилась как раз у колодца, который вел в подземный ход. Она сидела на траве, опираясь спиной о крышку погреба, а оба ее пациента разлеглись на его покатом боку.
Если подойти к ним поближе, все можно сделать за считанные секунды. Вырубить или просто распугать посторонних, спрыгнуть вниз и задраить за собой переборку. Дождаться ночи. И часа в два, когда наступит недолгая темнота, выбраться через подкоп. Хорошо, что Регина такая тоненькая, с ней и в туннеле будет нетрудно, и подкоп ей как раз по размеру.
Пока Гранцов рассчитывал план побега, Лисичка и Фея увлеклись детским спором на тему «чей папа круче». Недвижимость, акции, автопарк и степень родства со всеми ветвями власти оказались примерно равными. И тогда в ход пошли другие аргументы. Лисичкин папа построил где-то церковь, а отец Феи регулярно «отстегивал» на восстановление храма в Москве.
Гранцов заметил, что волонтеры прислушиваются к спору девчонок, поглядывая при этом на него. Согласно инструкциям, он должен был свести разговор к необходимости возрождения — но его гораздо больше беспокоило то, что Регина вдруг встала с крышки колодца, и ее подопечные тоже поднялись с травы. Держась за руки, все трое отошли от колодца. Регина зашла за угол медсанчасти, а переростки опустились на траву в тени караульной вышки.
«Куда она ушла? Она не может отлучаться от своих подопечных. Они ждут ее. Значит, она вернется сюда, под вышку. Лишние десять секунд, — рассчитал Гранцов. — Ничего, лишь бы они оставались на месте».
— Я тоже отдавал деньги на храм, — вступил в разговор волонтер со шкиперской бородкой. — И что? Что я имел с этой синагоги, кроме головной боли?
— Вкладывают деньги в церковь, чтобы откупиться от Бога, — сказал второй. — Раньше индульгенции покупали. Отстегнул червонец, и греши себе дальше.
— Греши, не греши, а завтра какой-нибудь идиот нажмет красную кнопку, и всем конец, и грешным, и безгрешным, — сказал Шкипер, поворачиваясь к Гранцову.
— Безгрешных нет. Просто кто-то исчезнет, а кто-то возродится, — сказал второй и тоже глянул на Гранцова.
— Никто не исчезнет, — сказал Вадим Гранцов, стараясь не глядеть в сторону медсанчасти, откуда должна была появиться Регина. — Без разбору, хорошие и плохие, все там будем. А у Бога все живы.
— Так уж и все? А тогда какой смысл быть хорошим? Если все равно возродишься, — сказал Шкипер. — Тогда бы все жили в свое удовольствие.
— А все и так живут в свое удовольствие, — ответила ему Фея. — И правильно делают. Только другим не мешай жить, и всё.
— А если другие воруют, убивают, насилуют? — спросила Лисичка. — Им не мешать?
— Кто ворует, тот мешает жить другим, — рассудил Шкипер. — Значит, если ты его остановишь, ты поможешь другому.
— Как ты его остановишь? — поинтересовался Вадим. — Руку ему отрубить?
— Для того и существует государство, полиция, суд…
Вадим усмехнулся, и оба волонтера вместе с девчонками уставились на него выжидающе. Чтобы не вызывать подозрений, надо было говорить.
— Суд существует не только для воров, — сказал Вадим и передвинулся так, чтобы собеседники не перекрывали обзор. — Для всех. Вор ответит за свой грех. Каждый из нас ответит за себя. За каждый свой поступок. В общем, все это давно открыто, тут не о чем спорить. Есть такой устав внутренней службы. Называется «Заповеди».
— Мы глубоко уважаем любые религиозные взгляды, — сказал Шкипер. — Но ни одна религия не дает человеку спасения при жизни. Да, христианство обещает вам спасение и вечную жизнь, но только после смерти. И наказание за все грехи, тоже после смерти. Вот именно в этом и заключена причина полной несостоятельности христианской морали. Ведь простой человек всегда рассчитывает на эту жизнь больше, чем на царствие небесное. Никто не знает, что там, за гробом. Нет свидетелей. Никто еще не возвращался оттуда и не рассказывал…
