Командир десантников застонал и шлепнулся на пол, а я повернулся и принял в грудь сильнейший удар ногой одного из парней. Среагировать успел – напряг пресс, по инерции упал, перекувырнулся через спину и вскочил на ноги. А парень выставил перед собой нож и ринулся в атаку. С пола поднялся второй, отыскал раненого Дениса и помог ему подняться. Но с вывернутой из плечевого сустава рукой особенно не повоюешь, и тот только обессиленно плюхнулся в кресло возле кровати.
А десантник рубанул тесаком мне в лицо. Я отклонился и вовремя убрал руки, чтобы острое лезвие не отсекло мне пальцы. Я мог выхватить второй пистолет из-за пояса на спине, но предпочел нож. Выставил его перед собой и пару раз сделал веерообразные секущие движения. Проверил реакцию нападавшего.
Десантник был рослый, но двигался медленно, потому что наносил каждый удар со всей дури, а не играл с оружием. А с холодным оружием надо играть, заставляя противника пропустить один-единственный точный удар. И удар этот надо наносить не сильно и резко, а плавно, мягко и, главное, точно. Это не бокс, где главная цель замолотить противника градом тяжелых прямых, хуков и боковиков, – это смертельный поединок на ножах. Если промахнешься мимо сердца или печени, горла или глаза, то не убьешь, а только ранишь противника, и он будет продолжать бой. А за это время он может нанести тебе свой единственный смертельный удар. И тогда конец. Легкость, точность и обманные удары – закон боя на ножах.
Но десантник не знал этого, его учили не те учителя, и он молотил изо всех сил и, конечно, поплатился за это. Я выждал, пока его рука со здоровенным ножом пронесется над моей головой, выпрямился и показал, что бью ему в горло. Он отстранился, а я мгновенно изменил движение удара и воткнул нож ему в сердце. В теле чуть повернул его по своей оси и выдернул руку. Парень как мешок с навозом упал на ковер. А мне предстояло уничтожить еще одного бойца. Тот набросился на меня с тесаком и стал наносить быстрые удары в голову и руки. Решил взять меня нахрапом. Я среагировал на его выпад, придержал бьющую руку свободной рукой и легко впихнул нож ему в печень.
Десантник замер и завалился на стул возле стола, а я уже направлялся к Денису. Тот выхватил из-за пояса пистолет, но передернуть затвор одной рукой не смог, и я вырвал оружие из его пальцев и отбросил в сторону. Я схватил его за подбородок и, резко дернув, сломал ему шею.
Я осмотрелся и увидел, что постель, где должен был спать Эдуард, пуста. Проверив ванную комнату, я обнаружил в шкафу труп охранявшего его спецназовца. Так я потерял первого бойца из своей команды.
Я подобрал свой «ТТ», протер нож о занавеску и сунул его в ножны на поясе. Затем вышел на балкон и заметил черную веревку, свисающую с крыши. Я догадался, что десантники спустились по ней и, наверное, таким же путем эвакуировали резидента. Для того чтобы это проверить, я взялся за узлы на канате и полез наверх. Когда вылез на плоскую крышу посольства, то сразу заметил труп дежурившего на ней бойца.
Я обследовал всю крышу, но не нашел следов транспортировки раненого человека. Видимо, десантники атаковали с крыши, но Эдуарда выносили через дверь.
Через балкон я вернулся в спальню, вышел в коридор и обследовал его. По чуть смятому ковру я определил, что предположительно двое человек несли третьего. Видимо, этим третьим и был резидент.
Я решил, что надо предупредить свою группу о предательстве десантников. Спустился в каминный зал, но никого там не обнаружил. Осмотрев его, я не нашел следов борьбы и пришел в недоумение. Как семеро отлично подготовленных спецназовцев из моего подразделения могли без боя сдаться семерым десантникам? Это не укладывалось в моей голове.
Чтобы найти ответы на эти вопросы, я забрал свой укороченный автомат Калашникова, фонарик и двинулся по многочисленным коридорам посольства. Надо сказать, что ранее я изучал схему здания, но всю ее так и не запомнил. Да ее и невозможно было запомнить, так как особняк был большой, построен еще при царе Горохе и изобиловал коридорами, комнатами, залами и потайными ходами. Под ним было огромное подземелье, соединяющееся тоннелями с другими домами на этой улице. Тоннели были перекрыты металлическими дверями и охранялись сигнализацией, но при желании ее запросто можно было отключить, двери отпереть и уйти из посольства куда угодно.
Восток – дело тонкое, как сказал классик, и в этом я убедился на своей шкуре. Я шел по коридорам первого этажа и не замечал следов передвижения группы людей. Если бы моих ребят конвоировали здесь, то кто-то из них обязательно оставил бы метки на полу. Начертил бы рантом ботинка черные черточки на паркете или стенах и тем самым указал маршрут своего передвижения.
И тогда я встал как вкопанный и задумался. Если следов нет, значит, их вели не здесь. Я вернулся в зал для приема гостей, включил весь свет и начал внимательно осматривать его. Не могли семь спецназовцев испариться из этого помещения.
Я стоял под высокими сводами огромного красивого зала.
В его центральной части располагался большой камин, а перед ним – фонтан с мраморными изваяниями жриц любви. По боковым стенам вверх – на второй этаж – вели две широкие мраморные лестницы с фарфоровыми вазами.
Над фонтаном висела гигантская хрустальная люстра и величественно позвякивала множеством граненых капелек. Свет сотни небольших лампочек переливался в них всеми цветами радуги, отбрасывая на потолок, стены и пол разноцветные блики.
На белом потолке виднелись мраморные барельефы, прославляющие торжество любви над смертью, а на стенах висели монументальные полотна лучших иракских художников. На них разворачивались захватывающие битвы доблестных воинов ислама с полчищами захватчиков.
Раньше, до размещения в здании советского посольства, оно принадлежало королю Ирака, но после его свержения дом отдали русским товарищам, добрым друзьям иракского народа.
В каминном зале принимали послов и министров, королей и диктаторов, президентов и генеральных секретарей коммунистических партий разных стран. Теперь в нем стоял я и пытался отыскать следы пребывания своих друзей. И я нашел их.
Я приблизился к камину и обнаружил на стыке мраморной плиты и пола небольшую тряпочку. Она была прижата плитой. Я понял, что это условный знак. Кто-то из моих бойцов оставил его. Теперь оставалось выяснить, как открывается плита.
Я долго обследовал камин, трогал головы львов по его бокам, пытался отогнуть прутья решетки, отгораживающей жаровню от пола, но все мои усилия были тщетными. И тогда я стал осматривать стены и пол возле камина. Обследовав каждый сантиметр, я обнаружил небольшое углубление в стене. Оно было еле заметным. Там была крышечка, закрывающая специальную педаль. Я отодвинул ее и увидел металлическую плитку с отпечатком пальцев голой человеческой ноги.
Я выключил в зале свет, приготовил оружие к бою, подошел к камину и надавил на педаль. Камин дрогнул и стал медленно и беззвучно отъезжать в глубину стены. Сразу освободился проход, и я стремительно вошел туда, в кромешную тьму. Включил фонарь и осмотрелся.
Передо мной был узкий ход со ступенями, которые вели в подземелье. Через десять метров я спустился в темный сухой подвал. Я осторожно пошел вперед, освещая каменный пол фонариком и держа наготове оружие. Шел недолго, минуты две, пока не наткнулся на еле заметную растяжку в проходе. От одной стены к другой тянулся тоненький металлический тросик. Если бы я его задел, то сработало бы вмонтированное в стену взрывное устройство. Но я увидел блеск металла троса в луче фонарика и вовремя остановился.
Присел к бомбе и осмотрел ее механизм. Пришлось вынуть из воротника булавку и вставить в ушко спускового механизма, чтобы ослабить натяжение тросика. Я разрядил взрывное устройство и продолжил свое движение.
Пройдя до поворота двадцать метров и после него столько же, я увидел вдали свет.
Вскоре я очутился в подвале с несколькими расположенными одна за другой большими хорошо освещенными комнатами. В них слышались голоса, но принадлежали они не моим ребятам.
Вход в подвал преграждала дверь из толстых металлических прутьев. На ней болтался навесной замок российского производства.
Я немного постоял у решетки, послушал тихую болтовню десантников и решил открыть замок. Вынув из кармана набор отмычек (я всегда их с собой ношу), я стал подбирать их к механизму замка. На его открывание у меня ушло пять минут.
И вот я медленно отворил дверь, вошел в подвал и приблизился к первой комнате. Достал из визитки небольшое стоматологическое зеркальце, высунул его из-за косяка и увидел, кто находится в комнате. В ней за небольшим столом сидел десантник и курил. Он был один. Я подождал, пока он докурит, затушит бычок в небольшую фарфоровую пепельницу, встанет и выйдет в коридор.
Я набросился на него сбоку, левой рукой прикрыл рот, а правой быстро воткнул нож точно в сердце. Он дернулся и обмяк. Я не спеша оттащил его обратно и положил на пол возле стола. Когда вышел и осмотрелся, то понял, что убрал я его чисто, без шума.
