– Кто-то из нашей семьи обязательно должен быть на приеме, а то люди подумают не Бог весть что…
А не проще ли рассказать Марчелло, что на душе кошки скребут. Объяснить ему, что, как только смутное чувство подкатывает к горлу, всегда что-то случается.
Валаччини задумался. Разве не это тревожное чувство спасло его от смерти год назад, когда отказался лететь на вертолете и предпочел машину? Вертолет тогда врезался в скалу, и, как потом выяснилось, отказал двигатель. А полгода назад он не пошел на прогулку,.а в скамейке, где обычно любил отдыхать, было вмонтировано взрывное устройство с часовым механизмом…
Нет, и на этот раз Валаччини не обманывался. Все началось со смерти Гримальди. Впрочем, немного раньше… первым был Ванцетти. Но тогда ему показалось, что гибель многоопытного дона всего лишь случайность. Такое бывало и раньше. Раз в год кто-нибудь из отцов мафии уходил в лучший мир. А уж лейтенантам вообще редко удается дожить до пятидесяти! Только после пятидесяти лет они имеют право стать отцами семьи. Отец – это всегда человек незаурядный. Ему совсем необязательно разбираться в премудростях философии или перемножать в уме четырехзначные цифры. Умеет читать-писать, и ладно! Главное – это уметь делать деньги. Поле деятельности обширное – рэкет, контрабанда, наркотики. Здесь нужно быть артистом: иногда требуется всего лишь улыбнуться, чтобы заполучить важных клиентов, иногда нужно проявить строгость, порой – жестокость, чтобы наказать провинившихся. Ванцетти обладал этими качествами. Его смерть, после того, как он разменял шестой десяток, казалась загадочной.
Кончина Гримальди заставила взглянуть на смерть Ванцетти по-иному. Валаччини насторожился. Он уже не сомневался в том, что обе смерти – дело рук киллеров. Убийцы оказались хорошо информированными профессионалами. Он не удивится, если узнает, что в его организации затаился осведомитель.
Когда убили Бенцано, он почувствовал, что киллеры подбираются и к нему. Не исключено, что именно сегодня, по дороге на прием… Валаччини поморщился.
– Согласен с тобой! Кто-то из нашей семьи должен там быть. Но мы не поедем. Не знаю, как тебе объяснить, не хочу, да и все…
– Я понимаю тебя, отец.
Валаччини подошел к лимузину. Шофер Санни предупредительно распахнул дверцу.
– Санни, сколько ты у меня служишь?
– Шесть лет, дон Валаччини.
– Шесть лет… Ты хорошо зарекомендовал себя, Санни, за эти годы. Я не могу тебя ни в чем упрекнуть.
– Вы хотите расстаться со мной, дон Валаччини?
– С чего ты взял, ты мне дорог.
– Такие слова говорят при прощании.
– Тебя устраивает работа?
– Я не имею права выбирать. Куда меня поставите, там и буду работать.
– Я готовлю тебя для более серьезных дел.
Санни улыбнулся.
– Рад это слышать.
– Сколько тебе лет?
– Скоро тридцать.
– Вот как? Тогда ты уже имеешь право представлять нашу семью. Я приглашен к премьер-министру, он устраивает в честь американской кинозвезды большой прием. Но я не поеду, поедешь ты!
– Хорошо, дон Валаччини, – расплылся в улыбке Санни.
– Ты не спросил меня: почему я не еду.
– Разве я смею?
– Тебе я могу сказать: у меня плохое настроение. На душе как-то смутно. Скажи, а ты не боишься смерти?
– О чем вы? Рано мне умирать…
– А я, видно, по-стариковски хандрю.
– Дон Валаччини, благодарю вас за честь, оказанную мне, – улыбнулся Санни. – А если честно, за вас я готов отдать свою жизнь не задумываясь.
– Спасибо, мой мальчик. Езжай, но будь осторожен. – Валаччини потрепал Санни по щеке. – Не гони! И помни: если кто задумает убрать меня, то начнут с шофера. Если все обойдется и ты. передашь мои извинения премьер-министру, считай, что получил повышение… И еще я тебе хочу сказать: если что-то с тобой случится, мне тебя будет не хватать. Так что постарайся не огорчать меня. А теперь езжай, мы и так немного опаздываем.
– Слушаюсь, дон Валаччини.
Валаччини помахал вслед отъезжающей машине.
Как только Санни дал газ, в тот же миг он забыл о предостережениях босса. Он находился в приподнятом расположении духа.
Конечно, личный водитель при таком боссе, каким является Валаччини, это; всегда почетно, но теперь у него появилась возможность войти в совет организации. Он уже созрел для серьезных дел и давно ждал этого дня. Разве мог он, деревенский мальчишка из многодетной и бедной семьи, думать, что сможет сделать карьеру не у кого-нибудь,;а у всемогущего Валаччини! Санни уверенно давил на газ и мчался навстречу своему успеху. Он даже не понял, как это произошло: машина перестала слушаться, потом удар, затем он успел зажмуриться! И наступила тишина.
Валаччини не отходил от стола. Санни должен был позвонить полчаса назад, однако звонка не было. И чем более длительным было ожидание, тем нестерпимее болела душа. А когда наконец телефон зазвонил, он не захотел поднять трубку.
– Марчелло, подойди к телефону, – попросил дон.
Марчелло взял трубку.
– Нет, это Марчелло… Говорите… Так… Понимаю… Я передам все это отцу… До свидания.
Марчелло, бледный как смерть, медленно повернулся к отцу. Тот смотрел на него не мигая. На мгновение Марчелло почувствовал оторопь. Может, и правду говорят, что отец знается с нечистой силой?
– Санни разбился, так ведь? – спросил дон Валаччини.
– Да, отец.
– Где это случилось?
– На сорок восьмом километре.
– Я так и знал! В этом месте слишком крутой поворот. Что там произошло?
– Полиция утверждает, что это несчастный случай. На дороге было разлито масло. Санни занесло, машина скатилась с обрыва…
– Нет, все не так! Это сделали те, кто убил Ванцетти и Гримальди. Сейчас они охотятся за мной. Санни женат?
– Нет, он холост.
– По-моему, у него мать и пятеро братьев. Я прав?
– Да. Средний брат под следствием по делу о хищении.
– Сделай все, чтобы властям не удалось упрятать его за решетку. Для матери потеря двоих сыновей – слишком большое горе. Потом, когда все утрясется, обязательно займись им. Поручи ему что-либо, пусть станет членом нашей организации, нашей семьи. Позаботься о матери. Дай денег. До конца своих дней она не должна ни в чем нуждаться.
– Я все понял, отец.
– Скажи, остался ли в живых хозяин пиццерии, где обедал Ванцетти?
– Да, он жив. С Ванцетти погибло двое телохранителей и официантка. Обычно с ним всегда обедал и хозяин, но до того, как прогремел взрыв, к нему кто-то пришел, и это его спасло.
– Может, это было подстроено заранее?
– Нет. Эта версия уже проверена. Человек пришел тогда к хозяину за деньгами. Он из организации. Накладка получилась. Он мог прийти часом раньше или часом позже.
– Я понял. Бывает и такое. Но завтра хозяин пиццерии должен сидеть у меня здесь! Вот на этом самом месте, – ткнул Валаччини в кресло перед ним.
– Хорошо, – быстро согласился Марчелло.
Марчелло понимал, что предстоит разборка. Хозяин пиццерии будет наказан. Но он был членом другого могущественного клана, и его исчезновение может вызвать недоумение у отцов семейств. Но возразить дону Валаччини Марчелло не имел права. Валаччини всегда знал, что делает, и, похоже, у него не оставалось времени для переговоров с другими боссами. Конечно, если бы об этом сегодня их попросил сам дон, отцы семейств согласились бы, но завтра будет уже поздно.
Догадываясь о сложностях, с которыми может столкнуться Марчелло, дон добавил:
– Если возникнут проблемы, я их улажу позже. Думаю, организация поймет меня, я поступаю так на благо нашего общего дела.
Ровно через сутки в кресле напротив синьора Валаччини сидел хозяин пиццерии. Марчелло не составило большого труда уговорить его поехать. Сказал, мол, его желает видеть синьор Валаччини. Хозяин понимающе кивнул и сел в машину. Откажешься – применят силу, так что лучше сделать вид, будто едешь по собственной охоте.
Синьор Валаччини был любезен и принял хозяина, как желанного гостя, – он подливал ему виски, постоянно улыбался, а Альберто – так звали хозяина – щурился и нахваливал виски. Он был удивлен гостеприимством важного Валаччини.
Старик был, как всегда, прост в обращении. Альберто совсем ошалел. Разве мог он надеяться, что придется беседовать с самим Валаччини, который на короткой ноге с министрами и прочими государственными деятелями. Кто бы мог подумать, что он, простой итальянец, владелец скромной пиццерии на двадцать мест, удостоится такой чести!
– Значит, ты утверждаешь, что незадолго до взрыва в пиццерию заходил человек и что он сидел за тем самым столом, за которым любил обедать ныне покойный Ванцетти?
В кабинете с дорогой и красивой мебелью было уютно и тепло от выпитого виски.
