– Назад! – крикнул Шатов снова и поднял пистолет. – Я вооружен. Назад!
Люди продолжали двигаться. Медленно, не торопясь, но неумолимо, словно в кошмарном сне или в фильме ужасов.
Шатов нажал на спуск.
Оглушительно громыхнул пистолет.
– Назад!
Люди продолжали смыкать вокруг Шатова кольцо.
Шатов прицелился в ближайшего мужчину, приземистого крепыша лет сорока. Даже в свете уличных фонарей было заметно, как побелело лицо мужчины, но сам он не остановился.
– Я буду стрелять! – неуверенным голосом сказал Шатов.
Люди продолжали двигаться.
Девчонка лет пяти, которую мать держала за руку, вдруг заплакала и стала вырываться.
– Больно, – сказала девочка. – Не дави, мама.
Шатов чуть поднял ствол пистолета и выстрелил над головами у людей. Еще раз. Люди продолжали идти. Им уже оставалось всего метров пять, чтобы прикоснуться к Шатову, и тот понимал, что сейчас может последовать команда и все они – мужчины, женщины, дети – бросятся на него. Как обитатели улья, которым все равно, что они могут погибнуть, когда нужно наказать чужака, вторгшегося в улей.
Им страшно. Шатов видит, что им страшно, но воля того, что гонит их под выстрелы еще страшнее. Как Жорик за клубом. Он тоже хотел умереть, а не достаться варварам? Это они – варвары?
Или варвары идут следом за ними?
Шатов почувствовал, что уперся спиной в забор и только тогда сообразил, что медленно отступал. Все. Больше отступать некуда. Все.
Стрелять бессмысленно. Можно было еще выстрелить в кого-нибудь из них, перепрыгнуть через тела и бежать. Но что-то подсказывало Шатову, что сейчас по всему селу люди вышли из своих домов и стоят на улицах живыми цепями, что и мост перекрыли женщины и дети. Что вырвись он из этого кольца, люди вот также молча пойдут за ним следом, пока им не дадут команды «фас».
Они его травят. Удерживают на одном месте, до тех пор, пока не подойдут охотники. Охотники, которые сегодня охотятся на Охотника. Вот такая получается тавтология.
Люди замерли.
Шатов опустил руку с пистолетом. Оглянулся.
Калитка в заборе была метрах в полутора. Они попытаются его остановить, если он двинется к калитке? Бросятся они на него? Сомнут и начнут топтать. А потом оставят в покое и займутся своими делами. Как те детишки возле школы.
Что им до чужака! Они знают, что чужаку нельзя помогать, что даже разговаривать с чужаком смертельно опасно. Им наверняка сказали, что случилось с Раисой, которой уже никогда не придется торговать в магазине.
Шатов осторожно двинулся вдоль забора, ощущая спиной его доски. Еще пару шагов. Еще шаг.
Калитка подалась легко, Шатов вбежал во двор. Куда теперь? Через другой забор и на соседнюю улицу? А там куда? Снова оказаться в кольце.
– Да что же вы делаете! – крикнул, не сдержавшись, Шатов. – Что же вы делаете?
Люди за забором молчали. Даже грудной ребенок, заплакавший было, тоже замолчал. Они стояли молча: и взрослые и дети. Детей было много, на каждого взрослого приходилось по два-три ребенка, но не было среди них никого, старше лет семи.
Не было также стариков. Возраст взрослых – до сорока.
Что это дает Шатову? Ничего. Он просто теряет время, рассматривая лица. Это ему ничего не дает.
Снова чей-то властный голос, и снова Шатов не смог рассмотреть, кто это командует за спинами людей. И снова не смог понять, что именно приказывает этот голос. Расступиться? Пропустить вперед специалистов?
Пустой двор.
Не получилось, засмеялся Шатов. У него ни черта не получилось. Он снова запутался в бреду и собственных соплях. И остается ему только…
– Ты позовешь меня, – сказал Дракон. – Ты захочешь выжить и выпустишь меня назад, к людям.
И еще раньше говорил Дракон Шатову, придя в бреду, что теперь они одно целое – Шатов, убивший Дракона, и Дракон, поселившийся в Шатове.
Они не выдержат, эти люди, подсказал Дракон. Прострели голову кому-нибудь из них. Бабе или мужику. Пусть голова разлетится как перезрелый арбуз, пусть в воздухе запахнет окровавленными мозгами и порохом. И они побегут. Ты только не останавливайся. Стреляй и беги. Стреляй и беги. Каждый, кто встанет на твоем пути – должен погибнуть.
Они напуганы, и ты должен испугать их сильнее.
Вон видишь, прошептал Дракон, мать стоит с дочкой, с той, которая хныкала по поводу руки. Выстрели ей в животик. Или можно даже в ногу или руку. Не убивай, пусть ребенок кричит, пусть ее мать бросится к телу, пытаясь остановить кровь или хоть чуть-чуть уменьшить боль.
Закричат остальные дети, матери попытаются спрятать их, прикрыть собой, а ты выстрелишь еще раз, вон в ту мамашу с грудным ребенком. У тебя получится! Нужно только одной пулей поразить и маму и младенца.
Ребенок погибнет сразу, а мать будет кричать от своей боли и от боли своего ребенка. Ты попадешь, тут всего метров пять-шесть.
Начнется паника, сказал Дракон, и паника эта волной покатится по улице, сметая все живые баррикады на твоем пути. Ты прорвешься.
Ты прорвешься, повторил Дракон, ты заставишь выйти вперед тех, кто сейчас прячется за этими человечками. И тогда наступит момент истины. Ты и они. И они будут вынуждены действовать открыто.
Давай, сказал Дракон. Только нажать на спуск.
Давай, повторил Дракон.
Шатов медленно поднял пистолет.
Хорошо светят фонари, ярко. Мушка черной полоской легла на белую рубашку девочки.
Нажми на спуск, шепнул Дракон. Давай. Я тебе помогу. Шатов почувствовал, как указательный палец начал медленно, словно само собой сгибаться. Спусковой крючок подался чуть назад.
Это просто, сказал Дракон. Только ты мне не мешай. Я спасу тебе жизнь. Я выведу тебя отсюда.
Спусковой крючок все проседал и проседал. Стреляя на улице Шатов не обратил внимания на его длинный холостой ход. А вот теперь…
Теперь это дает ему шанс… Шанс одуматься.
Нет, сказал Шатов.
Да, сказал Дракон.
– Я не хочу, – выкрикнул Шатов.
– А это уже не зависит от тебя, – засмеялся Дракон. – Осталось совсем чуть-чуть.
Грохнул выстрел. Шатов успел опустить ствол и пуля со звонам разбила что-то стеклянное на земле, почти у самых его ног.
– Идиот, – крикнул Дракон. – Не будь слюнтяем, это ведь о твоей жизни сейчас идет разговор. Стреляй.
Палец судорожно согнулся. Выстрел. Еще один, еще один. С каждым разом ствол пистолета поднимался все выше.
Пятый, шестой. Седьмая пуля вышибла откуда-то из тени резиновый мячик. Пестрый шарик ударился в забор и откатился к самым ногам Шатова.
– Да стреляй же ты, – прогремел в голове Шатова голос Дракона.
Выстрел, пуля разорвала мячик.
– Мой мяч, – вскрикнул детский голос и оборвался, словно ребенку зажали рот.
Последнюю пулю Шатов выпустил торопливо, чтобы Дракон не успел сделать это за него. Тело уже переставало слушаться, выполняя команды Дракона.
– Стреляй, – крикнул еще раз Дракон, и палец послушно нажал на спусковой крючок.
Тишина. Затвор замер, отъехав назад и обнажив масляно отблескивающий ствол.
Шатов левой рукой провел по лицу. Оно было мокрое, словно после дождя. Пот? Слезы?
За спинами стоящих людей произошло какое-то движение. Пришли. Наконец, пришли охотники.
– Вы за мной? – крикнул Шатов. – Давайте, попробуйте.
Нужно только, чтобы его не смяли вот эти, мужчины, женщины, дети. Чтобы не хлынули во двор, не обращая внимания на его угрозы. И Шатов боится не того, что не сможет их остановить. Он боится, что не сможет совладать с Драконом.
Зайти в дом.
Шатов поднялся по ступенькам на крыльцо. Три ступени, средняя чуть просела под весом Шатова. Крыльцо. Если дверь сейчас будет закрыта на ключ…
Не может, они тут живут без замков. За все время Шатов видел щеколду только на двери комнаты, где детки трахаются во время дискотеки.
– Шатов, – окликнул кто-то неожиданно громко Шатова сзади.
В мегафон, понял Шатов. Они приглашают его поговорить, как в американских боевиках.
Потом. Сейчас мы очень заняты. Нам сейчас нужно закрыть за собой двери и завалить их чем-нибудь. Потом… Потом забаррикадировать еще и двери, ведущие в глубь дома. Слишком много окон, все не удержать.
Нужно сосредоточиться на этих двух, которые выходят во двор. Хотят штурмовать, пусть штурмуют.
Очень удачный шкафчик здесь возле внутренней двери. И дверь очень удачно открывается в эту сторону.
Шкаф рухнул на бок, дверца открылась, и по полу покатились тарелки и кастрюли.
Еще прижать шкаф табуретом.
А вот эту дверь, на крыльцо, заложить ножкой стула.
Шатов сел на пол, спиной в дальний от окон угол, задыхаясь вытащил из кармана брюк запасную обойму и попытался сунуть ее в пистолет. Только с третьей попытки сообразил, что там еще стоит пустая, расстрелянная во дворе.
