Ознакомительная версия.
Машина остановилась под навесом у стеклянных дверей подъезда. Калинин наклонился, достал ключи от наручников и снял их с запястий Сазана.
— Выходи, — сказал полковник, — и если ты еще хоть раз хавку откроешь, мы сядем и поедем обратно. Въехал?
Сазан молча вышел из машины. Все так же молча они прошли через арку металлоискателя и мимо двух солдат, придирчиво сличивших пропуска с паспортами, переданными им Калининым, а потом поднялись на верхний этаж и пошли по длинному, как рукав пожарного шланга, коридору.
Калинин завернул в первую же дверь с треугольником, обращенным основанием вверх. Засим полковник открыл дипломат и достал из него помазок, тюбик крема и безопасную бритву.
— Подними подбородок, — велел полковник. Валерий поднял подбородок, и Калинин густо намазал его кремом для бритья.
— Сам побреешься, — спросил полковник, — или тебя побрить?
— Жалко, — сказал Сазан, — что опасных бритв больше нет. Сам побреюсь.
Мелкий белодомовский чиновник, забежавший в сортир отлить, с изумлением вбирал ушами диковинный диалог.
По завершении процедуры бритья Калинин повязал Нестеренко галстук, открыл дверь туалета, взял Сазана за руку и опять повел его куда-то в дебри правительственного здания, устроенного явно с расчетом на то, чтобы сбить с толку террористов и иных злоумышленников. Ибо, после того как вышеуказанные террористы справились с наиболее легкой частью задачи — а именно пронесли через два металлоискателя оружие и взрывчатку, они должны были неминуемо заплутаться в лабиринте кабинетов и сдаться от отчаяния первому встречному чиновнику.
Основательно проплутав по коридорам, Калинин наконец постучался и впустил Сазана в дверь, на которой не было никакой таблички. Сазан удивленно огляделся. Они оказались в небольшой комнате, где стояли круглый стол, кожаный диванчик и парочка кожаных же кресел.
Посереди стола стояла ваза с фруктами. У окна торчал небольшой шкаф со вдвинутым в него плоскоэкранным «Панасоником».
Все вещи были высококлассные, но без малейших признаков рабочего стола, телефона и прочих аксессуаров, необходимых, по мнению Сазана, для нормальной бюрократической деятельности. Сазан никогда не бывал в кабинетах действительно высоких начальников и потому не мог понять, куда он попал.
В этот момент дверь в комнату — не та, через которую они вошли, а другая, напротив, — стремительно распахнулась, и в нее просунулась голова.
— У меня сейчас совещание, — сказала голова, — сидите и ждите. С вами начнем минут через пятнадцать. И голова скрылась.
Сазан в изумлении вытаращил глаза. Хотя он был небольшой охотник до газет, а по телевизору смотрел только боевики, по некоторому размышлению он идентифицировал голову как принадлежащую очень высокопоставленному чиновнику. Что самое удивительное — этот чиновник не имел никакого отношения к силовым структурам, если, конечно, не считать его постоянных попыток урезать средства государственного бюджета, отпускаемые на содержание этих самых структур. Поэтому взаимоотношения между этими самыми структурами и чиновником, в настоящий момент занимавшим пост вице-премьера, были далеки от идиллических.
Кроме того, в распахнутую дверь Сазан заметил настоящий кабинет — с батареей желтых телефонов и компьютером, с совершенно невообразимым столом для заседаний из розового какого-то дерева, протянувшимся от стены до стены. И понял, где он находится: не в предбаннике, который имеется у каждого кабинета, а в каком-то «послебаннике», комнате для отдыха, что ли, в которой высокопоставленный чиновник беседовал с самыми близкими друзьями и отводил душу от всякой алчной и злоречивой дряни, наводняющей его кабинет.
Сазан бросил еще один взгляд на кожаный диван, на котором было так удобно сидеть, и ему в голову тут же пришла крамольная и совершенно неуважительная по отношению к власти мысль: на этом диване необыкновенно удобно валять секретаршу.
Калинин наклонился к нему и заговорил почему-то шепотом:
— Рассказывать будешь ты, ясно?
— Почему я?
— Потому что кто рассказывает — тот и получает медаль. Ты шкуру свою спасти хочешь?
Нестеренко сглотнул и осторожно вынул из вазы большое зеленое яблоко. Живот его сводило от голода. Пять дней он видел только воду да кашу, а последний день и каши от хандры не ел.
Чиновник появился не через пятнадцать, а через двадцать минут, в сопровождении еще двоих, одного постарше, другого помоложе. Этих двоих Нестеренко не знал, но не без оснований предположил, что к силовым органам они тоже отношения не имеют, а скорее имеют отношение к аппарату правительства, или Минфину, или тому подобным обиталищам лохов. Выправка у них была не как у военных, а как у экономистов.
Вся публика расселась вокруг круглого стола, а вице-премьер, заметив, что корзиночка с яблоками наполовину опустела, достал откуда-то из шкафа конфеты и печенье. Тут же секретарша, цокая высокими каблучками, принесла кофе, и Валерий уставился на нее с легким разочарованием. Она была на десять лет старше и на двадцать килограмм тяжелее, чем, по мнению Нестеренко, полагалось человеку с трехкомнатным кабинетом.
Валерий с сожалением подумал, что вряд ли диван, на котором он сидит, служит любовным лежбищем.
— Рассказывайте, — сказал вице-премьер. Голос его был сух и отрывист, — у вас полчаса.
— Как рассказывать? — спросил Валерий.
— Как было.
— Все… э-э… началось с того, что передо мной расстреляли тачку. В меня тоже попало, я вылетел на обочину, выскочил-: смотрю, а те, которые стреляли, развернулись и едут назад. Недострелили, значит. Ну, я за пушку и стал шмалять. Я думал, они в меня целились, — смущенно пояснил Нестеренко.
Два спутника вице-премьера подняли голову и откровенно заулыбались. Вице-премьер сидел с каменным лицом, как будто ему каждый день приходилось общаться с уголовниками.
— Я их спугнул, они уехали. Я подошел к расстрелянной машине. Там были дети — сын директора авиакомпании «Рыково-АВИА» и его подружка. Этого директора, Ивкина, и хотели застрелить, а сын подвернулся по ошибке. Через день Миша Ивкин попросил меня быть «крышей» для его отца.
— А что, у аэропорта не было «крыши»? — встрепенулся один из чиновников, тот, что помоложе, демонстрируя тем самым похвальное знание российских экономических реалий.
— Была. Некто Шило. Он у них держал топливо-заправочный комплекс, — объяснил Сазан, — но этого Шило накануне грохнули.
— Кто? Бандиты?
— Нет. Военный патруль. С соседнего аэродрома. Рыково-2.
Сазан поспешно заглотил конфету «Мишка на севере» и продолжал:
— А этого директора, Ивкина, накануне чуть не сняли. Контрольный пакет «Рыково-АВИА» находится в государственной собственности, а голосует по нему Служба транспортного контроля.
— Голосует по нему Мингосимущества по поручению Службы транспортного контроля, — брезгливо поправил вице-премьер, и восхищение Сазана собственной экономической грамотностью сильно поблекло. Он поспешно заглотил еще одну конфету и продолжил:
— В общем, СТК хотела снять этого Ивкина, а на его место поставить Кагасова — это из аэропорта Еремеевка в Краснодарском крае. Они говорили, что у «Рыково-АВИА» плохие финансовые результаты, а у Кагасова результаты были еще хуже, и они все равно хотели его поставить. Я, конечно, стал смотреть, в чем дело, и увидел, что эта самая СТК создала при себе компанию «Петра-АВИА» и распорядилась передать ей в аренду все имущество топливозаправочных комплексов, а во главе «Петра-АВИА» оказался сын зама главы СТК.
— Служба распорядилась? — недоверчиво уточнил вице-премьер.
— Было постановление правительства, — быстро сказал один из чиновников, — я его помню. Номер девятьсот тридцать пять за этот год.
— Все топливозаправки в аэропортах контролируют бандиты, — застенчиво продолжал Сазан, — и я решил, что СТК решила отхватить себе очень жирный кусок. И что, возможно, за СТК стоят какие-нибудь-воры или нефтяники.
— Небольшая разница, — прошелестел одними губами более молодой из чиновников, и его товарищ сдержанно прыснул.
— У вас осталось двадцать минут, — сказал вице-премьер, — может, мы перейдем к делу? Сазан проглотил еще одну конфету.
— Ну если к делу, то были три афганца-товарища, майоры Бачило и Тараскин и полковник Сергеев. Первый был десантником, а остальные два — летунами. Вот они послужили в Афганистане с честью и славой, и в числе прочего Бачило завел контакты через местную милицию с продавцами дури, а летуны в процессе исполнения интернационального долга научились возить опиум вместе с грузом-200 на социалистическую родину. И надо сказать, что Тараскин на этом деле почти попался, и хотя судить его не судили, но со свистом вышибли к черту на рога, руководить крошечным аэропортом Еремеевка. Ну, в ходе конверсии половину Еремеевки отдали коммерческому аэропорту, тут Тараскин сам постарался, и стал наш полковник подрабатывать нехитрым способом…
Ознакомительная версия.
